Волчий камень - Петр Заспа

Дон Диего с наслаждением развалился в заскрипевшем кресле и, улыбнувшись, начал рассказ:

– Из всего, что ты знаешь, правда только то, что Фернандо был отцом Кармен и моим другом. Настоящим другом. В то время, когда я только приплыл в эти края, он уже успел побывать в плену у англичан и люто после этого их ненавидел. Хотя был всего на год меня старше. Эту ненависть я взял у него в наследство. Все мы с ним делили поровну – и добычу, и потери, все пополам. И даже корабль позже был у нас один на двоих. Оба считали себя капитанами и никогда об этом не жалели. В кабак только вдвоем. А как мы с ним дрались! Бывало, нахлещемся джина так, что на ногах стоять не можем, упремся спина к спине, и никто нас одолеть не может. Только кулаки наши в разные стороны разлетаются да зубы свои и чужие. Эх, Пабло, позадиристей мы были, чем вы с Карлосом. Единственное, за чем мы ревностно следили, чтобы в бою один другого не обогнал да врагов больше не нарубил. А еще: больше, чем себя, друг друга оберегали. Бывало, сам саблей отбиваюсь, а по сторонам смотрю – не целится ли кто в Фернандо. И он также. Баб никогда не делили, и в этот огород друг другу не заглядывали – это было святое. Несколько лет так вместе повсюду и плавали, пока не попали в крепкую передрягу. Увязались за нами испанцы. Да так увязались, что куда тем англичанам. Матерые конкистадоры! За золото готовы зубами глотки рвать! А шлюп наш еле на плаву держался. Дно обросло, паруса ядрами разорваны, не уйти. Думали бой дать, да куда там. Команда наша – два десятка портового отребья, от одного вида блестящих доспехов от страха тряслись. Да и больше их было раза в три. Решили мы тогда с Фернандо на сушу выброситься и в джунглях скрыться. Солнце уже садилось, и берег рядом был, наверное, спаслись бы, да только в спешке и сумерках не заметили, что все побережье утыкано рифами. Крепко мы тогда сели на камни. Дно пробито, в трюме вода, шлюп наш ко дну не пошел только потому, что между рифами застрял. Решили вплавь до берега добираться, но испанский капитан разгадал наш план. Высадил солдат на шлюпках и отрезал нам путь к спасению. Оказались мы в кольце – в море галеон стоит, на берегу костры горят. Испанцы не торопятся, видят, что деваться нам некуда. Близко не подходят, боятся тоже на камни сесть. Да и пушек наших опасались, не знали, что пороховой погреб уже под водой у нас был. Стали они на якорь и прислали к нам парламентера с предложением – если команда к утру выдаст капитана, то сохранит себе жизнь. А капитана подвесят в железной клетке у входа в порт на устрашение другим. Казнь, я тебе скажу, Пабло, жуткая и позорная. Железные обручи стягивают тебя так, что ни рукой, ни ногой не пошевелить. А чайки клюют твои глаза, голову, тело. И висишь так несколько дней, пока с жизнью распрощаешься. Но и после этого еще не все. Обмажут смолой, чтобы еще года три провисел на устрашение другим, пока кости из клетки не посыплются.

Дон Диего умолк. От долгого рассказа у него запершило в горле, и он потянулся к кувшину.

– И что же было дальше? – Пабло поспешил опередить отца и наполнил его и свой бокалы.

Он с сожалением взглянул на приближающийся рассвет. От усталости не осталось и следа. Эта история его заворожила. Он никогда не задумывался, что у отца могла быть и другая жизнь. Пабло всегда представлял его полулежащим в любимом кресле и разглагольствующим о том, как им с Карлосом жить да что им делать. Да еще гоняющим сброд, который он собрал на этом острове, чтобы почувствовать себя губернатором.

– Не томи, отец, рассказывай.

Дон Диего улыбнулся.

– Хотели мы в ответ вернуть отрубленную голову парламентера, но не тут-то было. Видим, заволновалась наша команда – понравилось им предложение. Молчат, а на рожах написано: только и ждут, чтобы наброситься, связать и выдать испанцам. И тогда Фернандо сказал им: «Если уж суждено нам последнюю ночь быть вашими капитанами, то вот вам приказ: достать из трюма все вино и джин, что у нас осталось, и пить всю ночь, а на рассвете мы сами сдадимся испанцам!» Обрадовались иуды, потому что боялись нас и знали: не одного из них зарубим, прежде чем смогут с нами справиться. А мы вдвоем закрылись в каюте и тоже пили, вспоминая нашу прошлую жизнь и прощаясь друг с другом. Я так привык прикрывать спину Фернандо, что и сейчас переживал не за себя, а за него. И тогда я предложил – пусть он выдаст себя за матроса и спасется, а капитаном пойду я. Как он съездил тогда мне кулаком по зубам! А потом потребовал, чтобы с матросами ушел я. Он на год старше, и я имею полное право прожить еще как минимум год. Конечно, я отказался. Да и не верилось, что наши предатели промолчат. И висеть бы нам тогда обоим в клетках, украшая какой-нибудь порт. Тогда, Пабло, я совершил поступок, смысл которого до сих пор не пойму: то ли это было единственное правильное решение, то ли самая страшная в моей жизни ошибка. Незаметно я насыпал яд в кружку Фернандо. Долго ждал. Никак не могла отрава пробрать его могучий организм. И только за полночь изо рта хлынула пена. Тогда Фернандо все понял. Вначале рассвирепев, он бросился на меня с кулаками, но затем вдруг расхохотался и показал спрятанный сзади за поясом кинжал. Он тоже собирался освободить меня от мук. Да только опередил я его. Как он хохотал! Давился, и плевался пеной, и хохотал. А потом схватил меня за камзол и уже заплетающимся языком молил, чтобы я забрал к себе и оберегал его малолетнюю дочь, если удастся мне живым остаться. Пабло, я был потрясен! Никогда Фернандо не рассказывал мне о своей дочери. А я даже и представить себе не мог, что он может так кого-то любить. Фернандо! Да в пролитой им крови утопиться можно было! И вдруг – нежно любимая дочь. Он уже затих, а я все не мог в себя прийти. Разбудил он во мне что-то. Вспомнил я вдруг, что и у меня есть сыновья, хотя до этого, каюсь, о вас очень редко вспоминал. О многом я тогда, сидя рядом с ним, передумал. А когда наступил рассвет, вышел я к команде и заорал: берите меня, собаки продажные, мне теперь ничего не страшно! А они друг к дружке жмутся да глаза прячут. Глянул я, а испанцев-то и нет. Потом узнал, что братство с Тортю напало на испанский город Кампече, что рядом был на побережье. И губернатор прислал люгер с приказом капитану: все бросить и идти на помощь. Так я жив и остался. Не знаю, может, и пираты меня спасли, да только уверен я, что это Фернандо мне помогал уже с того света. А команду я не простил, всех помню и, если с кем повстречаюсь, в долгу не останусь. Одного поймал, так в клетке подвесил, захотелось посмотреть, что меня ожидало. Ты знаешь, Пабло, впечатляет. Особенно когда язык от жажды вываливается, а чайки тут как тут. Как-нибудь попробуй, если захочешь, чтобы враги твое имя шепотом произносили. Все, о чем просил Фернандо, я сделал. И его дочь нашел да и вас к себе забрал… Много воды с тех пор утекло, а для меня все как вчера.