Любовь в смертельной прогрессии - Наталья Фёдоровна Худякова

ему верой и правдой сначала Горин, а потом, после освобождения — Сапрунов. Бородич сделал ему новые документы и держал при себе на всякий случай. Виталий Иванович очень волновался, что твое рвение выяснить правду о деле отца, может, в конце концов, разрушить весь его с таким трудом устроенный миропорядок.

— Витя! — раздался вдруг голос Марии Егоровны.

Мы дружно обернулись: она стояла, прислонившись к двери гостиной, ее глаза были сухими и горели от гнева.

— Как ты мог! Ты лгал столько лет, уверял, что мне всего лишь показалось, будто кричит женщина в твоем дворе!

Алина подбежала к ней и, обняв за плечи, проводила до дивана.

— Спасибо, Алиночка, не волнуйся за меня, — она рукой отстранила Алину. — Я теперь просто обязана рассказать. — Женщина с презрением посмотрела на Бородича. — В тот день, я была в гостях у работницы в соседнем доме. В том, что через забор, — кивнула она головой в сторону окна. — Раньше там был низенький деревянный забор с калиткой. Соседи ходили друг к другу в гости без приглашений. Мы с Тоней стояли недалеко от забора и разговаривали, когда вдруг я услышала несколько громких вскриков. Я давно знала Виталия, мне он очень нравился, чего греха таить. Так вот, услышав крики, я наскоро попрощалась с подружкой и прошла через калитку во двор к Виталию. Все было тихо, я завернула за дом и увидела, как он что-то заталкивает в багажник своей машины. Я окликнула его, он быстро захлопнул крышку и подбежал ко мне. Он был явно не в себе, бледный такой, руки дрожат, закричал на меня — чего пугаешь, появляешься внезапно. Я извинилась, сказала, что, мол, послышались крики, вот и заглянула узнать. Виталий схватил меня за руку и начал извиняться, говорил, что тоже что-то такое услышал, но не понял, откуда голос был. А потом, говорит, ты еще внезапно появилась. И я поверила, и, можно сказать, забыла про эту историю.

— Дура, — упавшим голосом произнес Бородич. — А я ведь тебе хотел все завещать.

— Господь с тобой, Виталий, — замахала руками Мария Егоровна. — Я старый, одинокий человек, у меня есть свой угол. Что мне еще нужно сейчас? А после такого я вообще не знаю, как жить дальше с таким грузом. Теперь я понимаю, почему ты решил меня позвать к себе в дом работать, все годы милостив был не в меру. Хотел, видать, чтобы я на глазах была, чтобы ни с кем не делилась своими мыслями. А невинного человека осудили и до смерти довели…

— Вот и сложилась вся картина, господин Бородич, — резко произнес Подмазов. — Когда, Алексей, твой отец приехал к нему, чтобы подготовиться к вечеринке, Бородич украдкой переложил тело с убитой Тамарой в его багажник. Это было совсем несложно сделать на территории большого двора собственного дома. Один вопрос: как, Виталий Иванович, оказалась Тамара у вас дома, ведь за ней должен был заехать Соболев к ее матери?

— Она приехала предупредить меня, чтобы я не сознавался в знакомстве с ней, она издевалась надо мной, унижала меня! Я не выдержал! — закричал Бородич.

— Не похоже.

Господи, подумал я, какое счастье, что здесь сейчас нет Селены, и она не слышит всего этого…

— Кто знает, возможно, что все вы и по сей день жили бы себе в сладком обмане. Только приехала Селена и нарушила весь уклад. Виталий Иванович начал нервничать, и, соответственно, делать ошибку одна за другой.

— Я не пойму, каким образом Горин узнал о приезде Селены? — спросил я.

— Бородич умный и расчетливый преступник, он буквально все держал под контролем с момента своего злодеяния. И само собой, поддерживал связь с Верой Тихоновой. Повод был достаточно благородный — помогать дочери его любимой женщины. Но только повод, а цель как всегда банальна — быть в курсе всех перемещений и замыслов Селены. Вдруг она, как и ты, решит что-то там разузнать про гибель матери? Маловероятно, на самом деле, но пуганая ворона, сам знаешь… Это он устроил ей стажировку, а потом и приглашение на работу в Прагу. Подальше от этих мест. Он думал, что девушка устроит там свою личную жизнь и навсегда исчезнет на просторах Европы. Помощь свою он оказывал через Горина, сам никогда не появлялся в доме Тихоновой. О его существовании говорить было тоже запрещено — это было главное условие, которое он поставил Вере Тихоновой в обмен на постоянную поддержку.

— Я никому из вас не желал зла, — вскричал Бородич. — Я всем старался помочь, я хотел искупить свою вину!

— Бросьте, — прервал Подмазов. — Вы заботились только о себе, о своей безопасности. И на это вы бросили весь имеющийся ресурс — все силы, все деньги. Если разобраться, оно того стоило: тихая старость в окружении благодарных вам людей. Но страх быть разоблаченным был слишком велик, он лег непомерным грузом на вашу психику, он подорвал вам здоровье и лишил смысла существования в этом мире.

Во дворе послышался звук подъехавшей машины. В доме появились люди в форме, тело Сапрунова унесли, потом брали показания, допрашивали в соседней комнате Бородича…

Я почувствовал себя постаревшим лет на двадцать. Алина пила какие-то лекарства, все время спрашивала, как я себя чувствую. А я был совершенно спокоен, даже чересчур спокоен. Наверное, это была странная особенность моей психики — в самых чудовищных ситуациях становиться безразличным ко всему. Точно так я отреагировал на взрыв.

— Никита Романович, — обратился я к сыщику. — А зачем был нужен взрыв машины?

— Это отдельная история. Бородич рассчитывал, что ты начнешь паниковать и скроешься из города. А Селене таким образом пытались доказать твою причастность к криминальному миру, намекая, что ей лучше вообще никогда больше не появляться здесь. Кстати, Сапрунов признался, что если бы вдруг вы с ней сели в твою машину, то вас вместе и взорвали бы. Издержки производства…

— Какой ужас! — воскликнула Алина. — Зачем было вообще устраивать их встречу?

— Это уже была истерика человека, живущего в вечном напряжении, — ответил Подмазов. — Тогда глупость следует за глупостью чередой, а преступление за преступлением. Только Дима Соловьев избежал этой участи. Вот Горин и начал за ним охоту, догадавшись, что тот все-таки узнал его. Я в тот вечер опросил соседей — никто из них не видел лежащего Диму и, тем более, никто не сообщал об этом Сапрунову. Поэтому утром я его незаметно увез.

— Ну, Дима влез