Новогодний Подарок (СИ) - Нинель Лав

должен сидеть в тюрьме!», — уныло процитировал Федин Жеглова, но не согласился с киношным героем: — Это в идеале, а в жизни, Сергей Александрович, все намного сложнее — не бывает наказания без страданий — страданий в широком смысле слова: страдают пострадавшие и родственники пострадавших, родственники преступника и сам преступник (как бы он не убеждал вас в обратном — ухудшение условий жизни, а уж тем более лишение свободы и заключение под стражу — это я вам доложу большой стресс для любого преступника). Я уже не говорю о друзьях и тех и других — в круговорот одного преступления втягивается большое количество людей. Вообще, я считаю, что преступление (нарушение закона) не личное дело человека, ибо каждый человек тесно связан с другими людьми и его преступление влечет за собой массу необратимых последствий — в большей части своей трагичных.

— Согласен, — стоя у машины с мальчиком на руках, кивнул Дорохов. — Если бы преступники задумались о том, что своими незаконными действиями приносят страдания близким людям, возможно, преступлений было бы меньше. Но это в идеале!

— Заболтал я вас, — спохватился Федин, открывая заднюю дверь машины — он хотел отдать Дорохову найденные ключи его жены, но передумал: зачем добавлять переживания расстроенному мужу, надо будет просто положить ключи в чемодан или сумку Инны Павловны, когда они приедут на квартиру. — Вон как намаялся с нами паренек — засыпает на ходу. Устраивайте его на заднем сиденье и потихонечку поедем. Всем надо отдохнуть.

— Да, завтра нас ждет трудный день.

Дорохов осторожно положил мальчика на сиденье — Витек поворочался, устраиваясь, сунул ладошку под щеку и засопел.

62

Семь ночей и семь дней Инна выполняла все распоряжения старухи: поднималась вместе с зарей, умывалась и обтиралась травяными настоями, пила травяные отвары и какую-то молочную бурду, делала по дому нехитрую работу и ложилась спать в указанное время.

Старуха садилась на стул рядом с кроватью, брала Инну за руку и целую ночь шептала в пространство какие-то непонятные слова.

Поначалу Инна прислушивалась к монотонному бормотанью старухи, пытаясь разобрать хотя бы отдельные слова, но тело ее тут же наливалось свинцовой тяжестью, мысли путались, глаза закрывались сами собой, и она впадала в какое-то сомнамбулическое состояние: вроде бы спала, но даже сквозь сон чувствовала присутствие склонившейся над собой старухи.

Так продолжалось все семь ночей и семь дней — старуха полностью подчинила своей воле тело и разум Инны, только вот душу «пришлой» молодухи она подчинить так и не смогла — душа Инны не слушала потаенных слов колдуньи и рвалась к любимому мужчине из болотного плена, никакие дурманящие травяные настои и отвары не могли изгнать из нее образ Дорохова, не смогли затуманить воспоминание об их страстных ночах и вытравить любовь из ее сердца.

На восьмую ночь старуха слегла.

За эти семь ночей и семь дней она постарела лет на семьдесят и выглядела ужасно: кожа на лице и руках пожелтела и сморщилась, тело ослабло и иссохло, словно из него выпили всю кровь. Сил у старухи хватало только на то, чтобы тихо произносить слова.

— Як помру, — наказывала она, склонившейся к ней Инне, — ты отнеси мяне подале от дому, та и сожги — костэрчик я уж сложила на заднэм двору. А перед тем, як запалишь костэр, сними с мяне… ладанку, одень сабе на шею — она табе от беды схоронит, кода по болоту пойдешь.

— Как же я дорогу в болоте найду? — ужаснулась Инна, она даже задрожала, представив себе обманчивую смертоносную болотную жижу — пропадать ей никак нельзя: у нее дома муж и ребенок. — Может, спасателям позвонить…

— Эх, ты, городска, — печально усмехнулась старуха. — Коз моих попэред сабе пусти: тильки знай сабе, за хвост крепче держись, та поспевай за ими. Когда выйдешь на тверду землю, избушку мою углядишь, за ней тропка — по ней и иди через лес. Коз в лесу не бросай — до деревни доведь и першему встречному отдай: он табе дале поможе. Ладанку мою спрячь до времени и внутрь не заглядай: што там — табе знать не надо, потом цурке отдашь, когда спросит. И помни: жизнью ты ей обязана, я бы табе не отпустила отсель и не углядела бы ты мужика своего. Тильки ради нее и расстаралась… А цурку назови Анелей… Так же, як мяне звали: Анеля, ойтец Богумил Врублевский, матка Марыля Зальская… Бумаги схоронены… Обещай сделать, як велю, а не то жизни табе не дам!

От жалости к умирающей старухе по щекам Инны потекли непрошенные слезы. Пропустив угрозы старухи мимо ушей, она вытерла пальцами слезы и пообещала сделать все, как просила старуха — в последней просьбе умирающим не принято отказывать.

— Может кому из ваших родственников сообщить о вашей… о вас?

— Добжа ты джевчина… оттого все твои напасти. Роджины у мяне не: весь род Врублевских давно вымер — я последняя, а избушка… Кому суждено мою избушку найти — тот найдет, а другому она в руки не дастся…

Старуха замолчала и без сил закрыла глаза.

Инна еще долго сидела около нее, боясь дотронуться рукой до остывающего тела. Сидела и повторяла в слух имя старухи, чтобы было не так страшно дожидаться конца жизни этой странной женщины:

— Анеля… Анеля Врублевская… Богумил Врублевский… Марыля Зальская…

Когда в окне порозовело, Инна пересилила свой страх и прикоснулась дрожащими пальцами к лицу старухи — лицо было холодным, как лед.

Вздыхая, Инна осторожно вышла из избы, не спеша, обошла старухино «хозяйство»: оказалось, что «остров» на болоте не просто большой, а очень большой и даже «кусок» настоящего леса, словно оторванный от «большой земли» и осторожно перенесенный через болото к краю «острова», чтобы защищать от холодных северных ветров избу и огород старухи, казался не творением самой природы, а искусственным воплощением чьей-то воли и желания. Вокруг, на сколько хватало глаз, расстилалась болотная «равнина» с крохотными островками черной земли с пожухлой прошлогодней травой и каким-то ветром занесенными на болото листьями. Редко-редко болотную гладь нарушали карликовые деревья, согнутые «в три погибели» и цепляющиеся своими корнями за землю крохотных островков, на которых можно было разместиться одному человеку. Болото жило своей жизнью: что-то ухало, булькало, квакало и трещало, но сколько Инна не пыталась отыскать заветную тропку через болото, глазами она ее так и не увидела…

Разочарованно вздыхая, Инна вернулась к избе, на самом краю огромной поляны увидела сложенный заранее костер. Поленья были заботливо разложены под и вокруг старого сучковатого топчана. Рядом с топчаном