Наследницы - Вера Кауи

Звонок бабки застал Блэза Чандлера в постели с его женой. Доминик с нетерпением и обидой дожидалась окончания разговора, да и сам Блэз не был особенно расположен к разговору.

— Консуэло стащила картину Ремингтона, потому что я не дала ей, как она просила, кругленькую сумму в счет наследства. Она привезла картину в Лондон и предложила ее продать Кейт Деспард, а та, узнав картину, позвонила мне, чтобы уточнить. Я хочу, чтобы ты забрал у нее картину.

— Сию минуту? — усмехнулся Блэз.

— Нет, но не тяни долго. Я обещала ей, что кого-нибудь пришлю.

— И, конечно, этим «кем-нибудь» должен быть я?

— Это дело семейное. Мне не хочется, чтобы о нем стало известно. К тому же, — теперь была очередь старой дамы иронизировать, — Консуэло твоя сестра.

— Я возьму, как только смогу, — пообещал он, понимая, что сможет не так уж скоро.

— Прекрасно, мой Мальчуган, — одобрила его Герцогиня.

«В том и беда, — мрачно подумал Блэз, кладя трубку, — что ты не воспринимаешь меня иначе…»

— Твоя бабка-индианка? — спросила Доминик, когда Блэз повернулся к ней — Мне начинает казаться, что она следит за нами.

— Ей приятно знать, что я в любой момент в ее распоряжении.

Доминик провела тонким пальчиком с ярко-красным ногтем по его бронзовой шее.

— Это может показаться обидным, — заметила она. — Ты готов делать для нее то, что должен бы делать только для меня.

— Ей восемьдесят пять лет.

— И еще она очень, очень богата? — промурлыкала Доминик.

Блэз посмотрел на нее, и, как всегда, она отвела взгляд — так бывало только с ним.

«В самом деле, — подумала она, сердясь на саму себя, — как это я позволяю ему? Что в нем такого, что я веду себя, как течная сука? Он, конечно, хорош в постели, но у меня бывали и получше». Наверное, все дело в его силе, проникавшей в каждую клеточку ее тела. Сначала эта сила тяготила ее и раздражала, но вскоре стала доставлять удовольствие, без которого Доминик уже не могла обойтись. Пробыв некоторое время в разлуке с Блэзом, Доминик начинала чувствовать эту жажду, жар, от которого мог спасти только он. Это не было любовью. Она никогда в жизни никого не любила. Но он сделался привычкой, он был единственным, с кем ей не хотелось расстаться.

Возможно, потому, считала она, что он нисколько не заблуждался на ее счет. Других мужчин можно было обольстить, покорить, обвести вокруг пальца, но Блэз всегда оставался при своих убеждениях.

— Что же случилось на этот раз? — Ее руки ловко и умело гладили его тело, где нужно — легко, а где нужно — нажатием пробуждая удовольствие, граничащее с болью, ноготки вонзались, вызывая прерывистое дыхание, язык ласкал, а острые зубки покусывали разгоряченную кожу.

— Ничего особенного, — ответил Блэз невнятно, ощущая только, что она делает с ним.

— Позвонить тебе сейчас — это ничего особенного?

— Ведь она знает только, где я, а не чем занят, — прошептал он, переводя дыхание.

— Что она хочет от тебя в этот раз?

— Выяснить очередное недоразумение, как всегда.

— Ах ты мой бедный дикарь. Не могу решить: то ли она думает, что ты в состоянии выполнить все, о чем она ни попросит, то ли ей кажется, что ты все еще маленький мальчик, которого она взялась опекать много лет назад…

— И то, и другое, — ответил Блэз хрипло.

Ей хотелось продолжить расспросы, но он прошептал со стоном:

— Не останавливайся…

И Доминик решила подождать, потом Блэз, возможно, скорее расскажет ей, в чем дело. Ей хотелось сделать его совсем податливым.

— Скажи… — промурлыкала она, прижимаясь щекой к его груди, ощущая неровное дыхание, — ты виделся с этой Деспард со времени приезда?

— Вчера.

— Она что-нибудь говорила о том, как идут дела?

— Только, что все — я цитирую — очень хорошо.

— Понимаю, она имеет в виду продажу Кортланд Парка со всем его содержимым — если он ей достанется.

Я знаю человека, который будет решать этот вопрос. Она совсем не в его вкусе.

— А ты?

Улыбка Доминик была и дразнящей, и серьезной.

— Я — да.

— Тогда почему он не обратился к тебе?

— Нью-йоркский «Деспардс», к сожалению, нельзя принимать в расчет. Но через несколько лет, уверяю тебя, это было бы первое, что пришло ему в голову.

— Хотелось бы мне быть так же в этом уверенным, — заметил Блэз.

— Где же я тогда, по-твоему, буду?

— Но пока ты еще здесь… — Одно быстрое движение, и она оказалась под ним, в его власти, но и не думала протестовать. Ее глаза блеснули.

— Как, опять? — деловито прошептала она, а ее пальчики легко побежали по его телу. — В самом деле… — Она вздохнула, обвиваясь вокруг него. — Но в последний раз. Завтра рано утром я лечу в Париж.

Глава 12

Судьбе было угодно, чтобы Консуэло, не встречавшая свою бывшую приятельницу более полугода, буквально столкнулась с ней в Париже. Это произошло у Сен-Лорана, Консуэло как раз выходила оттуда, Доминик направлялась ко входу. Обе были одеты безупречно.

Консуэло — в замшевом костюме медового цвета, отороченном бледно-палевой норкой, на ее золотистых крашеных волосах — похожая на кивер шапочка из норки; Доминик в собольей накидке, широкие черные бархатные брюки заправлены в лакированные черные сапоги. На мгновение обе женщины застыли, затем Консуэло, не без удовольствия подумав о том, что по ее воле Доминик лишилась неплохих комиссионных, оживленно заговорила:

— Дорогая! Мы не виделись целую вечность…

— Разве? Неужели прошло столько времени, а я не заметила, — с любезной улыбкой ответила Доминик.

— Глупо ссориться из-за какой-то ерунды, — похлопала ее по руке Консуэло.

— Ну, я бы так не говорила. Поверь мне, он оказался совсем неплох…

Какая сволочь! Консуэло вспыхнула, но подавила гнев.

— Как твои дела, ангел мой? Послушай, ты надолго сюда? Может быть, посидим где-нибудь, поболтаем?

«Ей что-то нужно, — безошибочно определила Доминик. — Очень нужно, раз она смирила свою гордость».

— Почему бы и нет, — решилась она, — только недолго. Мне нужно быть через сорок минут на примерке.

— Ну, как твои дела? — спросила Консуэло, когда они уселись за столик у «Максима», где им было видно всех и они были на виду у всех. — Как идет сражение?

— Сражение? — Доминик, казалось, была удивлена. — Никакого сражения, уверяю тебя.

— Надо сказать, она, конечно, тебе не соперница. Жирафа какая-то!

— Ты виделась с ней? — подозрения Доминик подтверждались. Консуэло что-то затевала.

— Да, на днях в Лондоне. Я оставила ей картину на продажу. — И, в ответ на изумленный взгляд Доминик, добавила:

— Дорогая, ведь мы с тобой были в ссоре. Кроме того, мне было любопытно на нее посмотреть. Ведь твоя сводная сестрица и мой единокровный братец, кажется, как-то связаны? И вот, когда случай представился…