Несущий свободу - Игорь Поль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Внимание, обнаружено движение! Цокольный этаж, правое крыло, два человека.
По знаку Перелли десантники оставили свою работу – обыск и сортировку тел, – и пятнистыми тенями затаились вдоль стен.
– Лонгсдейл, поставьте своих людей за лестницей, в виду пожарного выхода.
Холл пострадал больше, чем это могло показаться при взгляде снаружи: часть потолка между колоннами с южной стороны провисла, ощетинилась рваной арматурой, уродливая дыра зияла сквозь стальное кружево, мраморный пол устилали крошки стекла и куски штукатурки; еще один пролом виднелся в стене, отделявшей холл от помещений охраны. Воздух был наполнен резким запахом – озон и горелая изоляция, все вокруг пропиталось им, один добрый вдох без фильтра – и предметы в глазах теряли резкость, как после хорошей дозы. Неподвижные тела – живых не было, – десантники выносили наружу и выкладывали на тротуар. Джон насчитал больше десятка, все в броне армейского образца с эмблемами компании. Их оружие было сложено тут же, у стены в холле – целый арсенал. Электромагнитные винтовки, штурмовые лазеры, автоматические дробовики, даже один противотанковый лаунчер.
Шум вертолета, хищной птицей кружившего над крышей, временами глушил голос в наушнике.
– Объекты приближаются, – продолжал диктовать оператор «стрекоз», притулившийся в стеклянной будке у неработающего турникета, – поднимаются по лестнице, минус второй этаж.
Джон наблюдал, как Кубриа и Гомес – остатки его воинства – изготавливаются к стрельбе, такие неуклюжие на фоне красы и гордости Альянса – кембриджских десантников.
– Объекты вооружены!
– Лонгсдейл, на что он рассчитывает? Ваши предположения?
– Здесь выгорела вся электроника.
– И что?
– Думаю, он не видит, что творится наверху. Второй расчищает ему дорогу. Если все чисто, они уйдут.
– Пусть только попробуют! – нервно хохотнул Кубриа.
– Минус один этаж!
– Без команды не стрелять!
Волна нетерпения обрушилась на Джона, он положил карабин на перила лестницы. Весь холл отсюда был как на ладони. Он был уверен – снизу поднимается тот самый парень. Второй его не интересовал, скорее всего, это был сообщник – заложники не носят револьверов в карманах. Джон чувствовал, как близится кульминация, ощущал странную уверенность, граничащую с мистикой, что на этот раз все окончится бесповоротно. Он приник к прицелу, не видя ничего, кроме мужчины и женщины, бредущих сквозь ливень. Он не думал о долге. Не надо было отпускать ее, думал он. Ничего этого не было бы, прояви он тогда чуть больше твердости. Свечение прицельной панорамы обещало ему избавление от боли.
– Сэр, у меня помехи! Нет сигнала! Объектов не вижу!
Время остановилось. Исчезли звуки. Тяжелые двери распахивались целую вечность. Плотного сложения человек с зачесанными на лоб волосами неловко шагнул вперед. Руки его были подняты. Глаза светились решимостью. Хруст штукатурки под его каблуками был подобен грому.
– Внимание!
– Помехи!
– Не стрелять!
Человек остановился. Кубриа сморгнул пот. Гомес задержал дыхание.
– Стоять! Бросить оружие! Встать на колени!
Губы человека зашевелились:
– Я – генерал-майор Вернер Юнге, – донесся его сдавленный голос.
Лицо Кубриа исказила хищная усмешка. Тени десантников крались через холл.
– Бросить оружие! На колени!
– … Первый отдел Управления специальных операций!
– На колени!
– Не стрелять!
– Имею при себе… – Рука человека резко опустилась в карман.
– Огонь! – крикнул Кубриа, наконец, получивший возможность убить своего боша. Выстрелы его карабина словно сорвали лавину, очереди загремели со всех сторон, слились в один непрерывный звук, и генерал-майор Юнге, кавалер Креста в Золоте, умер позорной смертью, был убит при попытке сдаться, тело его развалилось на куски, превратилось в мешок изрешеченного мяса. Пыль от разбитой штукатурки еще кружилась в воздухе, а десантники уже бросились в атаку, поливая дверь огнем.
И тут пол вздрогнул и глухой раскат донесся сквозь стены. Волна белого пламени ударила из дверей, от жара затрещали пластины брони, где-то с грохотом лопнуло стекло. Люди попятились к выходу, перекрытия над головой угрожающе трещали. Закрываясь рукой, десантник потянул за собой дымящийся труп Юнге – на нем тлела одежда, пропитанная кровью. Вспыхнули факелы – пальмы в кадках занялись, как по команде. Откуда-то повалила пена, горячий ураган рвал ее в воздухе, кружил огромными хлопьями.
– Термитная мина! – выкрикнул оператор. И добавил в растерянности: – Отказ всех модулей наблюдения…
Подгоняемый волной жара, Джон выскочил на улицу одним из последних.
Через окна было видно, как ревет в центре холла столб пламени, как воском оплывают раскаленные добела бетонные плиты.
– Бедный ублюдок! – услышал он чей-то голос. – Решил покончить с собой.
Джон почувствовал, как сосущее чувство, наконец, отпускает его, словно сгорая в этом адском огне.
– Сэр, тут у него в руке что-то зажато, – доложил медик, склонившись над тем, что раньше было телом Юнге.
82
Наконец-то ее оставили в покое. Дали умыться и даже напоили сладким, кирпичной крепости чаем. Совершенно без сил она опустила голову на сложенные руки и закрыла глаза. Ей казалось, что все, ради чего стоило жить, рухнуло; она потеряла самого дорогого для себя человека.
Какой дурой надо быть, чтобы думать, будто можно остановить войну! Погибли люди – вот и весь результат. Теперь, когда Ханну убедили, что она повинна в смерти стольких людей, она уже не чувствовала отвращения к Хенрику. В комнате, где ее оставили, не было ничего, кроме стола и пары стульев, не было даже окна, чтобы занять себя, глядя на улицу; только унылые стены да табличка с описью казенного имущества. Думы ее были столь же унылы: рискуя жизнью, он доверился ей, она страстно хотела помочь – и спасовала перед хитро поставленными вопросами полицейских. Она даже не думала о том, что будет с нею, с ее карьерой. Мысль о том, что Хенрик перед смертью мог счесть ее предательницей, бередила душу. По крайней мере, Джону больше ничего не угрожает, подумала она. И горько усмехнулась: так трудно забыть о том, что осталась одна.
Она прикусила губу, чтобы сдержать слезы: боль помогала ей сопротивляться. Попыталась отвлечься, вспомнить какую-нибудь незамысловатую мелодию, чтобы поднять настроение, но на ум не приходило ничего, кроме щемящего «День придет, ты с улыбкой проснешься…», – так что она почувствовала, как комок в горле не дает дышать: вечер, мост, запах древесного угля и подгоревшего мяса, они с Джоном в машине и говорят о любви, а человек со шрамом провожает ее цепким взглядом. Следом почему-то выплыл пропускной пункт на выезде из Пуданга, укоризненная улыбка Хесуса, фальшивая уверенность рыжеволосого наглеца. Снова этот Арго! Все началось из-за него. Сухой туман вернулся, окутал ее непроницаемой ватой, она ощутила прикосновения больших теплых рук, и это не были руки Джона.
Пол дрогнул, и низкий глухой звук просочился сквозь стены, словно ворчание огромного зверя. Мигнул свет. Она встала и осторожно подергала дверь. Заперта, как и следовало ожидать. «Хорошенькое дело, – подумала она, – я тут как в мышеловке». Она поискала глазами кнопку, которой вызывают охрану. Не нашла. Снова донесся глухой звук. Пыли не было видно, однако Ханна отчетливо ощущала на губах вкус, какой бывает во время посещения развалин. Она заколотила в массивную дверь. Ничего. Лишь свет плафонов то тускнел, то разгорался вновь.
Она снова села к столу. Решила – что ж, после всего, что с ней было, ждать здесь – не самое трудное занятие. Незаметно для себя она уснула. Показалось, только-только прикрыла веки, а шея уже затекла от неудобной позы.
Она открыла глаза: в комнате кто-то был.
Отвернувшись, чтобы потереть ладонями измятое лицо, она подумала: опять допрос. Неужели им не надоело? И сказала громко:
– Я уже все рассказала.
Голос Джона произнес:
– Осталось обсудить еще кое-что.
Она совладала с собой, спросила:
– Неужели нельзя, чтобы допрос вел кто-нибудь другой?
– Я снова веду это дело, – ответил он, усаживаясь напротив и глядя, как она нервно теребит пальцы. – Контрразведка проверяла твои показания. Фантастическая история.
– Я говорю правду, – в тысячный раз повторила Ханна.
Он сказал:
– Почти все подтвердилось. На трупе Юнге нашли кое-что любопытное. Конечно, юридической силы в этих документах нет, но на их основе начата работа по всему Симанго. Дипломатические миссии тоже оповещены. Эта история как снежный ком.
Она не удержалась от ехидства:
– Жаль, что я доставила тебе столько беспокойства.
Но ей не удалось удержать вызывающий тон; присутствие Джона, его смущенная улыбка лишали ее с таким трудом восстановленной уверенности. Чувства чередовались в ней с сумасшедшей быстротой: от злости на свою слабость до отчаянной надежды – а вдруг?
