Жена ювелира - Виктория Холт

Бекингем, конечно, был всего в нескольких шагах от трона. Но Генрих Тюдор, граф Ричмонд, энергичный и честолюбивый, находившийся в изгнании в Бретани, имел еще больше оснований для этого. У него руки чесались захватить трон.

Что ж, Бекингем может подождать. Он не отличался решительностью и признавал силу Ричарда. Мысль об измене никогда бы не посетила его, если бы Ричард не допустил ошибку, отдав ему на попечение епископа Мортона.

Мортон, епископ Илийский, будучи членом Совета, был арестован во время казни Гастингса. Ричард проявил снисходительность к епископу и, вместо того чтобы отправить его в Тауэр, отдал на попечение герцога Бекингема, в замке которого к нему относились как к гостю, а не как к заключенному. Для хитрого Мортона было проще простого вычислить характер Бекингема, которого он считал надутым, как индюк, болтливым, как обезьяна, и готовым кукарекать, как петух. Герцог был податливым материалом в руках умного епископа.

Мортон знал, где находится Дорсет; знал он и как вступить в контакт с Генрихом Тюдором. Но все эти люди, включая самого епископа, были или узниками, или изгнанниками. Им нужна была помощь от кого-то, кто был вне подозрений. На эту роль замечательно подходил человек, которому Ричард по своей наивности поручил епископа.

Как легко оказалось посеять зерно недовольства!

– Милорд герцог, у вас вид короля. Меня это не удивляет, ведь вы же, если я не ошибаюсь, королевских кровей?

Герцог с важным видом расхаживал по комнате, воображая себя королем Англии. А почему бы и нет? Разве епископ не знает, что он происходит из рода Эдуарда III?

– В самом деле? Я не знал этого, но заметил по лицу Вашей светлости.

Герцог стал частым посетителем покоев епископа. А Мортон продолжал:

– Я не из тех, кто борется против того, что установил Господь. Вы, милорд герцог, благородный человек. Судьба нашей страны многое значит для вас. Но что это я говорю? Я глупый старый человек. Простите меня. У меня одно желание – уйти от политики и посвятить себя Господу и моим книгам. И все же видеть нашу любимую страну, стонущую под… под… Однако я что-то разболтался.

– Прошу вас, не опасайтесь, что сказанное вами выйдет за эти стены, – промолвил герцог.

Так было покончено со всякими намеками.

– Король – узурпатор. Он отнял корону у того, кому она принадлежит по праву, и водрузил ее себе на голову, – сказал Мортон.

Этого было достаточно, чтобы очернить Ричарда. Но тут возникали определенные трудности. Ведь если Ричард – узурпатор, то тогда настоящий король – молодой Эдуард. А если он умер или исчез, то еще оставался его младший брат Ричард.

Эти два маленьких мальчика, несомненно, были помехой. Они прокрадывались в самые хорошо задуманные планы. «Как я смогу усидеть на троне, – думал Бекингем, – пока эти двое живы? И хотя они незаконнорожденные, это ничего не дает. Пока мы не объявим их законными наследниками, как мы можем обвинить Ричарда в узурпировании трона, если он взял лишь то, что принадлежало ему по праву?»

Мысли Мортона работали в том же направлении. Если Генрих Тюдор собирается вступить на трон, то как он сможет получить одобрение народа, пока живы принцы? Нужно доказать, что Ричард – мошенник, но это можно сделать только в том случае, если принцы – настоящие наследники трона, а если это так, то люди скажут: «Пусть снова коронуют молодого Эдуарда». Нет, нужно доказать, что принцы рождены в браке, и в то же время нельзя допустить, чтобы они препятствовали восхождению на трон Генриха Тюдора. Поэтому от них нужно избавиться. Сначала объявить их законными наследниками, а потом уничтожить.

Говорить об этом было нелегко даже умному епископу, чувствовавшему, что напыщенный и глупый герцог у него в руках.

– Принцы… – начал герцог и отвел глаза в сторону. Епископ уставился на украшенный орнаментом потолок своей роскошной тюрьмы.

– Они молоды, – промолвил он. – Им едва ли понятен смысл жизни. Их нужно будет убрать, когда…

– …когда будет убран узурпатор Ричард, – продолжил его мысли герцог, более резкий в своих выражениях, чем епископ.

– Давайте вспомним, как погибли люди, вставшие у него на пути. Взять хотя бы Гастингса. Еще одно преступление, возложенное на Ричарда…

Герцог кивнул.

– Но, милорд епископ, каким образом в этом можно было бы обвинить Ричарда? Какие у него мотивы для убийства? С помощью Стиллингтона он доказал, что принцы незаконнорожденные. Живые они или мертвые, трон все равно принадлежит ему.

– Если доказать, что история, поведанная Стиллингтоном, – ложь, то тогда это было бы достаточным мотивом для убийства, разве не так?

– Но поверят ли этому люди?

– Мы должны заставить их поверить. Мы постараемся, чтобы последующие поколения поверили в это. Уверяю вас, здесь нет ничего невозможного. Разве вы забыли, что я пишу историю нашего времени? Принцы должны умереть, но пока еще не время. Вначале должен исчезнуть Ричард, а потом уже они. Но если мы хотим, чтобы люди поверили, что в их устранении виновен Ричард, нужно еще до его смерти распустить слух, что принцы мертвы. И когда уже не будет короля Ричарда, следует завершить дело.

– Милорд, мне это не нравится.

– Милорд герцог, ваши сомнения делают вам честь. Два невинных ребенка, говорите вы. Но вспомните Англию. За Англию я готов умереть хоть сегодня, надеюсь, вы тоже. – Епископ приблизил свое лицо к герцогу и прошептал – И поэтому они должны умереть.

Дурные вести принесли в тюрьму Ладгейт проститутки. За стенами тюрьмы было неспокойно, по улицам Лондона разгуливал террор. С наступлением темноты мало кто осмеливался выходить из дома. Днем люди спешили быстро пройти по улице с опущенными глазами, едва решаясь заговорить друг с другом из опасения, что хитростью их заставят сказать что-нибудь такое, что могло бы послужить поводом для обвинения в измене.

Внутри тюремных стен тоже чувствовалась напряженность. Если начнется война и она дойдет до Лондона, то может статься, что ворота тюрьмы распахнутся и узники окажутся на свободе.

В эти тревожные дни в тюрьме тоже кипели страсти. Заключенные разделились на два лагеря.

– Я за мятеж. За Дорсета! За Бекингема! За Тюдора!

– Вот тебе! Получай, подлый предатель! Я за короля! Короля Ричарда. И за Англию!

Безумный пастор возбужденно кричал, пока не охрип:

– Дом наш рушится… О Господи, сжалься над несчастными грешниками!

Джейн тоже пребывала в возбужденном и напряженном состоянии. Итак, Дорсет жив и участвовал в мятеже. Она думала о нем хладнокровно и спрашивала себя: «Интересно, кто теперь его любовница? Вспоминал ли он когда-нибудь о бедной Джейн Шор?» Она надеялась, что не вспоминал. Она стыдилась связи с Дорсетом, и ей хотелось, чтобы он о ней забыл.