Ржавый капкан на зеленом поле - Лев Квин

— Заходите, пожалуйста.

— Да, да, благодарю, фрейлейн.

И шагнул в прихожую.

Я заперла дверь, взяла из его протянутой руки листок. И обомлела.

На листке ровным счетом ничего не было!

— Так ведь…

Представляю, какое у меня было лицо!

А он мгновенно преобразился. Глаза округлились, в них загорелось злорадство — ну в точности волк, которому удалось провести маленьких глупых козлят.

— Тихо-тихо-тихо!

И теснит меня в глубь квартиры, в кабинет.

Так ловко у него это все получилось, что не успела я опомниться — и уже сижу в глубоком кресле в простенке между окнами. А он одной рукой просовывает между гнутыми подлокотниками свою тросточку, чтобы помешать мне подняться, и одновременно другой рукой прижимает за плечо к спинке кресла.

Меня в жар бросило от стыда и гнева. Ах, думаю, мокрица ты, хилячка! Так дать себя провести! И кому! Это же не волк даже — паршивый кот Бонифаций!

Рванулась изо всех сил. Нет! У него руки прямо железные!

— Тихо-тихо-тихо! — И еще смеется: — «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»… Да, вы же, кажется, не молитесь.

И снова звонок у двери. На этот раз долгий, требовательный. Ну, подумала я, все пропало! Второй. Его сообщник.

Но тут вижу, нет, он сам насторожился. Откуда-то в руке появился странной формы пистолет: рукоятка короткая, словно обрезанная, а узкое дуло, наоборот, намного длиннее обычного и на конце словно вздуто.

— Тихо! — Черное отверстие ствола смотрит мне прямо в глаз. — Тихо! Тихо!

Словно он все слова на свете позабыл, кроме одного этого «тихо».

Опять звонят. Еще настойчивее. Несколько раз подряд.

— Барышня! Русская барышня, я опять забыла, как вас звать! — Узнаю надтреснутый старушечий голос. — Откройте же скорей! Мне трудно держать! Приходится звонить носом — заняты обе руки.

— Кто это? — шепчет в ухо мой Бонифаций. — Только тихо!

— Соседка. Мадам Фаундлер.

А старушка все названивает:

— Барышня! Барышня, я знаю, вы дома, вы только что открывали тому господину с палочкой.

Лицо у Бонифация скомкалось, как у резиновой игрушки. Пробормотал:

— Эта идиотка поднимет на ноги весь дом.

— Да, — подтвердила я, не скрывая радости. — Да! Уж она-то не отвяжется!

Кот Бонифаций, на что-то решившись, вскинул свой длиннодулый пистолет, рывком выдернул тросточку из-под ручек кресла.

— Откройте! Но только не вздумайте… Уложу на месте и вас и ее!

Вцепился в меня своими железными пальцами, потащил к двери. Сам стал за угол стены.

Я повернула ключ.

Мадам Фаундлер держала в руках большое овальное блюдо со штруделем.

— Ай-яй-яй! — Не переступая порога, она обиженно качала головой.

— У нас, в Южном Тироле, не так встречают гостей! Конечно, когда поживешь хоть немного в этой Вене…

А я стою и лихорадочно соображаю. Рвануться сейчас на лестничную площадку — получу пулю в спину. Пущу ее в квартиру — опять вместе с ней попаду в лапы Бонифация. И тогда уже не вырваться. Последний мой шанс!

А рука сама подбирается к ключу. Замок ведь неисправен. Если вытащить ключ и захлопнуть дверь, его не открыть. Придется тогда Бонифацию взламывать дверь, а на это уйдет время.

Все решила Альма, верткая крохотная собачонка мадам Фаундлер. Она крутилась тут же, возле ног хозяйки. Но вдруг насторожила ушки и кинулась с визгливым остервенелым лаем в глубь коридора.

В следующий момент, выхватив ключ из замка, я выскочила из квартиры, с силой захлопнув за собой дверь. Оттолкнула ошарашенную мадам Фаундлер, не выпускавшую из рук блюдо со своим штруделем, и понеслась вниз по лестнице.

Мои каблучки дробью стучали по ступенькам, Бонифаций ломился в запертую дверь. Собачка заходилась лаем. Бедная мадам Фаундлер истерически вопила: «Что такое? Что такое? Альма! Успокойся, Альма!»…

В этом благочинном доме, где на лестнице лишний раз даже чихнуть не решаются, сто лет, наверное, не слышали такого шума.

Дверь подвала была отперта. Я пробежала к сарайчику наших квартирных хозяев, дрожащей рукой едва попала ключом в замочную скважину.

Дальше уже пошло проще. Заложив дверь на засов, я перевела дух. Прислушалась. Даже сюда долетал шум с лестничной клетки. Что там? Повыскакивали из квартир? Схватили Бонифация?.. Ну да, заперлись, наверное, на все свои цепочки и засовы!

Отец описал точно: дверь сарайчика вела в подвал другого дома. Одного только он не мог предвидеть: парадный ход отпирался изнутри не простым нажатием дверной ручки, как у нас, а ключом, которого у меня, разумеется, не было.

Пришлось ждать, когда кто-нибудь спустится и пройдет на улицу.

Теперь мне уже стало страшно. Я плакала.

Толстая старуха в черном кружевном платке, которая выпустила меня из подъезда, неодобрительно посмотрела на мое залитое слезами лицо:

— Эх, девочки, девочки! И предупреждают их, и уговаривают, и наказывают…

Я проскользнула мимо нее на улицу и чуть не закричала от радости. Тут же, рядом, у тротуара, стоял новенький канареечно-желтый «фиат». Карл, опершись о крыло, озабоченно оглядывался по сторонам.

— Карл!

Я бросилась к нему.

— Скорее в машину, фрейлейн! — Карл торопливо открыл дверцу. — Тут во дворе бродит один тип…

Отец так и предвидел: скорее всего, и здесь, на тылах нашего дома, тоже выставлен пост. Поэтому он и попросил Карла, когда звонил ему в Зальцбург, подвести машину как можно ближе к подъезду. Номер им незнакомый, даже не венский, вряд ли их это насторожит.

Когда мы выезжали из переулка, в арке, под самыми часами с движущимися фигурами, я увидела кота Бонифация. Он спешил, почти бежал, размахивая тросточкой.

— Вот этот! — я указала на него Карлу. — Он только что держал меня под дулом пистолета.

Карл посмотрел ему вслед.

— Когда вчера вечером в Зальцбург вдруг позвонил господин профессор, я сразу понял, что дело серьезное. К нам сюда, в Австрию, наползло всякой твари. Мы люди гостеприимные, спокойные, вот они и пользуются… Ну, не надо плакать, барышня Инга. Теперь все позади…

А я и не думала плакать. Просто слезы сами собой лились из глаз.

— На Райзнерштрассе, фрейлейн Инга?

— Да-да!

В своей письменной инструкции, которую мы позднее шутя называли «Венским меморандумом», отец велел мне, как только я вырвусь из дома, сразу же ехать в советское посольство.

— А где Лиззль? Она не приехала с вами?

— Нет, она здесь и шлет барышне свой сердечный привет. Только… мне показалось более целесообразным оставить ее на время у брата…

Я хотела выйти на углу, но Карл настоял на том, чтобы подвезти меня к самому зданию посольства.