Фактор «ноль» (сборник) - Морис Дантек

Теперь обратим свое внимание на госпожу Катлин Осборн, бывшее колоратурное сопрано, соревнующееся с «Боингом» и его пассажирами. Какой же красивой она была, наверное, в молодости, полвека назад! Ее морщинистое лицо излучает ауру вечности, синие, кобальтовые, глаза сияют чувствительностью и умом, далеко превосходящим интеллект всех собравшихся здесь, в этом пассажирском самолете. Я говорю с ней о ее великолепной карьере, пришедшейся на начало шестидесятых – конец восьмидесятых годов. «Я начала карьеру во время ракетного кризиса, а закончила во время падения Берлинской стены», – говорит она мне с совершенно очаровательным смешком. Я отвечаю ей широким, радостным оскалом, щедрым, полным историй едва ушедшего века. Я намекаю на романсы Штрауса и Малера, на вагнеровские достижения, на историческое исполнение роли Изольды. Она мне нежно, почти по-матерински, улыбается. Под морщинами старой дамы я отчетливо вижу черты самой блистательной ученицы Элизабет Шварцкопф.

Красота в ее самом чистом виде, молодость, проявляющаяся с возрастом. Отбор, друзья мои люди, придумали вы.

Ее нейроны испытывают мощную атаку кобальта-60. Смерть наступает довольно быстро, прямо посреди полета. Мертвенно-бледное лицо, судорожно сжатый рот, из которого ползет пузырящаяся желтоватая пена. Она пристально смотрит на меня лазурным, постепенно угасающим взглядом, взглядом, словно говорящим «я понимаю». Она знала, чем она рисковала, рассуждая о классической музыке, я рассказал ей также и о том, что стояло на кону здесь, в воздухе. Она заразит, быть может, несколько стюардесс или одного стюарда, но самолет благополучно прибудет к месту назначения.

Наш юный Диего Скотт Версини согнулся пополам на тротуаре. Его обходит толпа, которую вы спасли, равнодушная к его хрипам и испражнениям. С ним я говорил о футболе, упомянул нескольких великих, легендарных игроков, стоя посреди города. Я обрисовал и ему детали операции, объяснил, каким образом он станет центральным устройством машины, являющейся миром, в какой степени его судьба находится в руках толпы, а судьба толпы – в его руках. Он практически не дрогнул. Я думаю, он доверял человечеству. И был совершенно прав. Может быть, он доверял и себе самому, верил в свои способности сверходаренного ребенка. Тут он ошибся.

Поскольку вы выбрали, как мне кажется.

Посмотрите на лицо ребенка, в котором смешалась испанская, итальянская и английская кровь. Обратите внимание на яркий блеск его глаз, полных взрывчатой жизненной энергии, энергии будущего, которое расщепляется, как сверхновая звезда. Посмотрите на его фигуру. Все в нем говорит о том, кем он станет, если вы дадите ему шанс. Его очень скоро прозовут «The Sniper»[111]. Все в нем ведет его к знаменитому Кубку Мира-2018, во время которого он уничтожит Бразилию, забив три из пяти голов своей команды, причем один – легендарный, в верхний угол ворот, ударом с места, с расстояния в тридцать метров, за минуту до окончания матча. Это очень красивый подросток. Буквально через пятнадцать лет он будет более знаменит, чем самые знаменитые актеры Голливуда, более богат, чем самые богатые рок-звезды, более известен, чем модели-транссексуалы. Его лицо воплощает в себе невинность детства, проведенного под лазурью южных небес. Его страна проваливается в черную дыру не-экономики, а его мечты восстают против реальности, которая состоит из вас, из Мира, Мира моего Брата.

Он одинок, уникален, беден. Он идет по улицам города. Город тоже одинок, беден и в своем роде уникален. Понятно, что вы выбрали. Ваша чистая совесть взволнованно ищет этическую соломинку, за которую можно схватиться. А в соломинках я знаю толк. Вы даже представить себе не можете, какое количество людей я повесил без суда и следствия на этих самых соломинках! Диего Скотт Версини покорил бы человечество своим талантом, но он резко сползает на землю по стене здания, ползет к подвальному окну, оставляя позади себя след из разнообразных органических веществ, беспрерывно исторгающихся из его тела. Он покрыт лихорадочным потом, глаза налились кровью, тело сотрясает конвульсивная дрожь. Розоватая, желтушная жидкость, выделяющаяся у него изо рта и ноздрей, постепенно заполняет его легкие и душит его. Он протягивает руку к толпе. Толпа проходит мимо. В этом мире стало слишком просто встретить кого-то, еще более бедного, чем ты.

Молодая индуска распростерлась у моих ног, медицинский персонал «Lady D of the Seas» суетится вокруг нее, но тщетно. Она умерла, зная, что две тысячи пятьсот человек выживут, потому что вы выбрали их вместо нее. Она умирает, зная, что это вы ее приговорили. Она испускает свой последний вздох, зная не только о том, до какой степени вы виновны, но и о том, до какой степени вы делаете все, чтобы скрыть это, особенно от самих себя. Она умирает, проклиная все человечество, – и она права.

Во всяком случае, с нашей точки зрения.

Вы спасли роскошный туристический пароход, воздушный коммерческий рейс и город homo lambda internationalis[112] ценой жизни молодой женщины, которая однажды приобрела бы большее значение, чем Эйнштейн и Мария Кюри, вместе взятые, ценой жизни старой дамы, которая оставила свой след даже в музыке сфер, и ценой жизни мальчика, который скоро покорил бы всю планету своим талантом.

Это было предсказуемо.

Вы выбрали безопасность. Вы выбрали количество. Вы выбрали то, что вы есть сами.

Я должен сказать, что примерно этого и ожидал.

10. Любить

Коммюнике номер двадцать девять

Where nothing could help you[113]

Я беспрестанно объезжаю весь Мир для того, чтобы показать вам все его упущенные возможности. В каждом городе я организую свою лотерею жизни и смерти, и, конечно, теперь это уже известно повсюду на обитаемом вами земном шаре.

Я держу всю планету в страхе в квадрате. Вы все знаете, что произойдет, вопросы – лишь приложение к машине. Какой город я выберу в следующий раз? Каким будет modus operandi[114]? Каковы будут правила игры? Между кем и чем мы должны будем выбирать?

Ваши вопросы законны. Например, эта японская семья, собравшаяся дома вокруг стола за ужином и с ужасом смотрящая по своей катодной трубке новости, в которых рассказывают обо мне. Сколько таких же семей по всей планете спрашивает себя: а вдруг мы станем следующими? Какому необыкновенному таланту противопоставит он нас?

Что мы будем делать, чтобы спастись?

До недавнего времени выбирающие находились большей частью в городах, о которых шла речь, но с распространением игры по континентам и полушариям они, решая свою судьбу, должны не только бороться с собой. Отныне они вынуждены вступать во все более и более яростное соревнование со всем остальным миром.

Почему бы не выбрать уничтожение Лондона, Берлина, Мекки, Токио, Ле-Кап или Мехико для того, чтобы спасти самого великого литератора, музыканта, физика, деятеля кино или философа начинающегося века? Такой предлог способен меня удовлетворить, так как он предусмотрен в реестрах вашего спасения.

Это, может быть, защитит вас в следующий раз, кто знает? Я не могу вам этого обещать, но я могу дать вам на это надежду.

Я рассчитываю на международную, а также на региональную, этническую, религиозную, политическую, расовую и социальную рознь. Я рассчитываю, в принципе, на все эликсиры ненависти, которую ваша мозговая желчь постоянно вырабатывает.

Кульминационный момент последней фазы, таким образом, заключается в этом последнем приближении нашей бессмысленной логики.

По нашему мнению, невинности не существует. Поскольку мы – в каждом из вас. Как иначе, скажите мне, мы, по определению не имеющие возможности стать личностью, могли бы столь широкомасштабно действовать в этом мире? В мире, который вы называете своим. В мире, который вы давно нам перепродали и который беспрестанно закладываете нам под проценты.

Мы прекрасно знаем, что если бы Бог вновь послал на Землю ангелов, чтобы найти тут, скажем, сто или тысячу праведников, то ему пришлось бы столько же, как минимум, уничтожить городов, пытаясь остаться на относительной высоте того, что пережили Содом и Гоморра. Там мы сумели, должен сказать, усовершенствовать наше искусство сверх всяких ожиданий.

Но нам не важно, есть ли один, или сто, или тысяча, или даже больше праведников среди людей.

Нам важны остальные. Те, кто будет смеяться над их предупреждениями или над единственным сигналом тревоги.

И если бы я его случайно встретил, то он, безо всякого сомнения, немедленно покинул бы обреченный город.

Я заметил его здесь, на авеню Америки. Он пристально смотрел на меня с другой стороны улицы. Я вернулся в Нью-Йорк, я беспрерывно путешествую. Я – новый «кочевник», jet-setter[115], космополит, я – супертурист, которого вы уже и не ждали. Движущаяся толпа окружала меня, люди вокруг начинали спотыкаться. Рядом со мной уже можно было увидеть упавших на землю, прислонившихся к стене, рухнувших на скамейки мужчин и женщин.