Афоризмы и мысли об истории - Василий Ключевский

10 сент[ября]

Говорят, одушевление к делу южных славян охватило и массы. Даже сильнее, чем интеллигенцию. Хотя говорят это преимущественно газеты, охотно верится этому, охотнее, чем противному. Масса увлекается легче, по недостатку анализа; особенно если источник увлечения прост, говорит чувству и бескорыстен. Говорят далее, но уже не газеты, а мыслители, что такое увлечение — небывалое явление в нашей истории, которым можно гордиться. Тем хуже для нас, что мы, прожив тысячу лет, не испытали еще даже такого увлечения. Несмотря на то, можно поверить и этому. Но совсем невероятно мнение, высказанное сейчас С., что этот энтузиазм есть реакция служению мамоне, которому народ русский предался с 1856 г. Нам будто бы надоела грязь материальных похотей, банков, концессий, стало душно в чаду акций, дивидендов, разных узаконенных мошенничеств, и вот народное чувство вырвалось на свежий воздух человеческих, национальных, нравственных интересов. Общество всколебалось от страха подернуться плесенью от бездействия и зарасти травой от затишья, подобно стоячему пруду.

Так[им] обр[азом] текущие события вдвойне любопытны: они наглядно показывают, как делаются исторические события и как сочиняются исторические легенды, т.е. как работается исторический прагматизм. Не удивительно, если историки часто открывают в исторических событиях смысл, которого не подозревали их читатели, когда этот смысл был тайной и для современников событий.

Философы-наблюдатели и философы-историки очень часто подражают тому простодушному сыну, которого мать учила говорить при встрече с покойником «царство ему небесное» и который практиковал эту инструкцию при первой же встрече с свадебным поездом.

21 мая

Стала чуть не общим местом фраза, что с каждым поколением падает нравственность. Особенно любят повторять это люди, которым перевалило за 40. Между тем можно надеяться, что народившиеся и имеющие народиться поколения будут нравственнее нас. Что такое наша нравственность, наше нравственное чувство? Это нечто очень произвольное, индивидуальное и неясное; все, что в нем ясно, то отрицательного свойства. Мы твердо знаем такие требования морали: не воруй, не утирай носа пальцами, не прелюбодействуй, не ковыряй в носу при людях, не убий и т.п. Оказывается, что наш нравственный кодекс немного ушел от заповедей Моисея, а в некоторых пунктах отстал от него; так мы знаем, что не следует желать жены приятеля, но если со стороны вожделяемой доказана любовь к вожделевшему, то даже окружной суд, т.е. присяжные, принимает это за смягчающее вину обстоятельство, если из такой аберрации сердца выйдет какое-нибудь уголовное дело. Эта ветхозаветная мораль только подкрашена некоторыми положительными правилами позднейшего изобретения, из которых, впрочем, общеприняты только два: одно — выдуманное христианством, другое — полицией многолюдного европейского города, именно «люби ближнего твоего, как самого себя» и «идя по улице, держись правой руки». Но первое так неопределенно и неловко выражено, что не считается практически обязательным, а второе хотя и соблюдается строго, но не улучшает людских отношений. Христианство пыталось противопоставить отрицательным заповедям Моисея свои положительные заповеди блаженства, но это чисто пассивные добродетели кротости, чистоты сердца, нищенства духовного, милосердия; в них много могильного романтизма, но нет живой деятельности. Их смысл также отрицательный, отличающийся от моисеевского десятословия только грамматической формой: «умри для жизни и всех страстей ее». Деятельной положительной морали мы не создали, потому что мало размышляли. То, что мы привыкли называть размыш[лением]…

Дневник заседаний III Археологического съезда в Киеве, 1874 г.

2 августа

Заседание Отд[еления] церковных древностей.

Прот[оиерей] Лебединцев читал археологическую историю Софийского собора. Сначала проследил по летописи историю построения собора. София существовала уже в X в. при Ольге, в 935 г. Она была деревянная и стояла не на том месте, где явилась потом нынешняя церковь. Референт долго разбирал летописные известия о времени постройки каменного храма Ярославом. Он отнес основание собора к 1037 [г.] и освящение ко времени митр[ополита] Феопемп[та], устранив митроп[олита] Ефрема. Говоря о церковном значении храма, о[тец] Лебединцев разобрал значение слов «митрополия» и «епископия» в древних памятниках и вывел заключение, что София называлась митрополией как митрополичья кафедральная церковь. Объясняя значение храма для мирян, референт высказал нерешительно мысль, что в нем, кроме поставления митрополитов и епископов, происходило и настолование великих князей киевских с особым церковным обрядом. Потом рассмотрен им вопрос, по какому образцу строили храм. Разбирая его архитектурные части, автор нашел в них сходство с собором св. Марка в Венеции и другими церквами, но решительно отвергал мысль, что София киевская построена по прямому образцу Софии цареградской. Гораздо интереснее были собранные в реферате известия о дальнейшей судьбе первоначального храма. Вместе с Киевом он потом падал и разрушался; с конца XVI в. им завладели униаты. Когда Петр Могила возвратил его православным, храм был в совершенном разорении: службы в нем не было, галереи обвалились, на кровле росли деревья, внутри его водились скоты и звери. Даже гора Софийская была в запустении: в 1630-х годах на ней стоял крест, поставленный кн[язем] Острожским, с надписью, приглашавшей окрестных жителей селиться на опустелом месте. Обновление Софии принадлежит киевским митрополитам XVII в., преимущественно Варлааму Ясинскому при содействии гетманов Самойловича и Мазепы. Очень любопытны были выведенные автором из мелких разысканий указания на то, что осталось от старинной Софии в ныне существующем храме.

После возражений, сделанных г-ном Поповым, среди которых автора поддерживали Срезневский и гр[аф] Уваров, указавший, что киевская София вовсе не такое подражание Софии цареградской, каким была последняя по отношению к церкви св. Виталия в Равенне, даже в основании своем, в прямолинейном корабле, непохожем на овал, вписанный в квадрат, как в Софии цареградской и в св. Виталии, — референт прочитал еще любопытный очерк судьбы фресков Софийского собора. Он признает их современным построению церкви произведением, замазанным известью уже в XVII веке митрополитами из знати. Все сообщение богато отовсюду собранными любопытными указаниями, но не обработано литературно и потому несколько утомило публику.

З августа

Заседание IV отделения. Реферат Костомарова о значении княжеской дружины.

К[остомаров] начал с определения тесного и широкого смысла слова «дружина» и в последнем смысле объяснил известие летописи о том, что Владимир советовался с дружиной о ратех и строе земском, причем в его совете участвовали и недружинные элементы, епископы и старцы градские. Все, что говорил референт о бродяжническом, разбойничьем характере дружин и князей, об их взаимных отношениях, давно хорошо было известно, и с теми примерами из летописи, на которых основываются подобные выводы. Любопытно, что говорил К[остомаров] об отношении боярства к дружине. По его мнению, это два различные класса. Дружина, княжие мужи — это люди, лично и исключительно привязанные к князю, а не к земле. Бояре, напротив, и не принадлежали к дружине, были местные влиятельные люди, земский, а не служилый класс. Влияние их основывалось на крупном землевладении: это были местные крупные земельные собственники. Отличие бояр от княжих мужей видно из того, например, что первые князья сажают по городам мужей своих, а не бояр, что Святослав в походе советуется только с дружиною, а не с боярами; напротив, желая разделить землю между сыновьями, обращается за советом к матери и боярам, а не к дружине и проч. Землевладельческое значение боярства доказывал К[остомаров] указанием на земельные богатства бояр новгородских, на известие летописи, что по смерти Андрея Боголюбского во время усобицы его братьев и племянников в Суздальской земле дружина Юрьевичей после победы бросилась грабить боярские села. Самым ярким выражением земского характера автор признает боярство древнего Новгорода. Дружина не только отличалась резко от боярства, как подвижной бродячий класс от оседлого земского, но часто действовала наперерез, враждебно к боярству; примеры такой вражды указывал К[остомаров] в истории Галича XII и XIII вв. Со второй половины XII в. начинается перемена в характере княжеской дружины, подготовившая ее исчезновение в последующее время. В нее начали вступать земские элементы. Былины представляют примеры подобного перерождения дружины. Впервые оно заметно становится в летописном рассказе о дружине Изяслава Мстиславича во время борьбы его с Юрием. Это изменение шло с двух сторон: во-первых, бояре вступали в состав дружины, становились княжими мужами; во-вторых, члены дружины приобретали земские связи, земельную собственность, некоторую оседлость. В Москве XIV в. уже нет дружины. Бояре московские — слуги местного князя, как и все, окружающие последнего. Бояре, теряя земское значение, помогли главным образом и возвышению Москвы: изменой бояр других княжеств в пользу Московского объединилась Северная Русь около Москвы.