Почерк Зверя (СИ) - Влад Вегашин

— Помните ли вы о причине, по которой эти люди совершили все эти злодеяния? — тихо, и как-то безнадежно поинтересовался Эстис.

— Мы много раз слышали истории про злую магию Птицы, якобы захватившую их, но в это как-то тяжко поверить, — упрямо ответил Эркей. — Они не были похожи на подчиненных, или каких-то там еще. Они убивали с удовольствием. И насиловали с еще большим удовольствием. Кроме того, у нас есть этот… как его… Независимый эск-прет, — с трудом выговорил он незнакомое слово. — Обвинение вызывает Юнтира, мага.

В заднем ряду началось какое-то шевеление, и на ноги поднялся очень высокий и худой человек со впалыми щеками, и лихорадочно горящими глазами.

Арна тут же ощутила недовольство, охватившее многих присутствующих. Вслушавшись внимательнее, она поняла, чем оно вызвано.

Этот Юнтир жил в лесу, очень редко появляясь в деревнях. Он занимался какой-то магией, и считался чем-то вроде местной достопримечательности, на которую хорошо смотреть издалека. Его не любили и побаивались, но иногда приходили за помощью, когда обычных человеческих сил не хватало. Поговаривали, что Юнтир промышляет какой-то черной магией, и умеет разговаривать с мертвыми, а также, что его за это выгнали из столичной Гильдии Магов, после чего ему и пришлось перебраться в глушь.

Тем временем колдун вышел на середину двора, и заговорил — голос его был абсолютно бесцветным и безэмоциональным.

— При использовании заклинаний школы некромантии, направленных на подавление воли, объект теряет какие-либо желания, становясь похожим на живого зомби. Он строго выполняет все приказы подчинившего его мага, но теряет всякую волю к жизни. Он не испытывает голода, потребности во сне, каких-либо плотских желаний, и некроманту приходится с самого начала приказывать ему спать и питаться, если некромант желает, чтобы объект служил ему достаточно долго. Также объект теряет интеллект, и не способен ни на что, кроме точного выполнения приказа — например, объекту нельзя приказать построить дом, он этого не поймет. Если объекту приказать убить, он убьет первого, кто подвернется под руку. Если назвать имя того, кого следует убить, то объект должен хорошо знать намеченную жертву, иначе он не поймет приказа. Если объекту не приказать взять оружие, объект пойдет на противника с голыми руками. Чувство самосохранения у объекта отсутствует с момента наложения заклинания. Снять подобное заклинание после трех дней с момента его наложения считается невозможным, так как заклинание разрушает мозг.

Арна почувствовала, что начинает засыпать под этот монотонный голос.

— А может такой… гм, «объект» насиловать женщин и убивать, получая удовольствие? — уточнил Эркей.

— Нет. Как я уже говорил, объект не способен испытывать плотского влечения.

— Есть ли другие способы вот так сделать с человеком?

— Есть более сложные заклинания школы некромантии, но даже самые великие некроманты прошлого не были способны накладывать их на такое количество людей сразу. Кроме того, есть похожие заклинания других школ, но их также касается это ограничение, — монотонно ответил Юнтир.

— А если вдруг этот Птица был действительно таким сильным колдуном?

— То его не удалось бы победить, — пожал плечами тот.

— Спасибо. Можете идти, — по лицу Эркея явственно читалось, насколько сложно ему играть роль обвинителя, не сбиваясь на привычный деревенский говор. Наверное, он долго тренировался по какой-нибудь книжке, которую ему зачитывал вслух кто-нибудь, кто умеет читать, — с тоской подумал Гундольф.

Эстис мрачнел с каждой минутой.

— Обвинение вызывает Улькара, главного наемника, — тем временем продолжал кузнец.

Северянин молча спрыгнул с помоста, и занял освободившееся место Юнтира.

Несмотря на кажущуюся простоту, "главный обвинитель" был действительно неглупым человеком, и достаточно хорошо подготовился к суду. Он засыпал Улькара вопросами, которые хоть и были построены достаточно просто, но, тем не менее, выставляли наемников мягко говоря, не в лучшем свете.

Через два часа после начала суда Эркей, наконец, закончил. Эстис безэмоциональным голосом объявил перерыв на час, и, не дожидаясь реакции, встал и ушел в замок. Арна тут же последовала за ним.

— Мне кажется, это безнадежно, — простонал граф, прижимаясь лбом к холодному граниту стены. — Даже я чувствую волны недоверия и ненависти, исходящие от них.

— Доверься мне, — Танаа успокаивающе погладила Змея по плечу. — Я, кажется, знаю, что сделать, чтобы все закончилось хорошо. Но, как я уже говорила тебе вчера, мне нужно, чтобы ты мне доверял. Целиком и полностью, и всей душой, а не только разумом. Сможешь?

Де Карнэ обернулся к девушке, и несколько секунд смотрел на ее лицо, освещенное доброй улыбкой.

— Я в тебя верю, — наконец, сказал он. — И я тебе доверяю. Полностью.

— Значит, все будет хорошо.

Арна вышла во двор последней, когда все уже расселись, и Эстис объявил о продолжении заседания. Она молча пересекла двор, и остановилась у свидетельской трибуны, сколоченной из досок.

— Я знаю вас всех недавно, и, увы, далеко не так хорошо, как мне бы хотелось. И сейчас я для начала хотела бы сказать, как же я рада тому, что чуть больше полутора месяцев назад мы — Гундольф, Талеанис, Орогрим, и я — волей случая оказались в ваших землях в столь нужный момент, и смогли оказать вам посильную помощь в борьбе с Птицей. Я благодарна вам всем за кров и пищу, что вы предоставили мне и моим друзьям, благодарна за то, что спасли мне жизнь. Спасибо, люди, — она отошла на шаг назад, и низко поклонилась всем присутствующим.

Над двором повисла напряженная тишина. Никто не мог понять, к чему клонит Танаа — только у Грифона начали понемногу зарождаться и формироваться определенные подозрения. Закрыв на минуту глаза, он попытался вслушаться в Арну своим магическим даром — но, как и всегда теперь, безрезультатно. Магия покинула молодого рыцаря.

— Прежде, чем мы продолжим, я бы хотела еще раз поблагодарить вас всех, и подарить вам то немногое, что могу — песню.

Эркей глухо заворчал, что, дескать, не до песенок сейчас — но поймал ледяной взгляд Мантикоры, и замолчал. Талеаниса в графстве уважали, но побаивались.

Танаа же, невзирая на неодобрительные, и даже откровенно подозрительные взгляды, прошла обратно к тому месту, где сидела, опустилась на солому, и положила на колено лютню. Тонкие пальцы коснулись серебряных струн, извлекая первые звенящие ноты. Спустя несколько секунд ее левая рука легла на гриф инструмента, и легкая мелодия перебора взлетела к облакам. Арна запела…