Славянское царство (историография) - Мавро Орбини

Итак, заключив упомянутым образом, в 1383 году рагузинцы и которцы вновь нарушили его, вступив в войну, которая по ожесточенности и свирепости превзошла все остальные. Войну эту которцы развязали по пустому поводу, забыв о том, что для завершения войн, начатых зачастую по безрассудству, требуется порой немалая удача и доблесть. Дело было так: однажды в Рагузу прибыл один которский дворянин, задолжавший большую сумму денег некоему рагузинцу, который настоял, чтобы его заключили там в тюрьму. Которцы отправили послов к рагузинцам с просьбой освободить его, так как он был послан с поручением от упомянутого города в Италию; если же он кому‑то [задолжал и] не был в состоянии отдать долг, то его кредитор мог воспользоваться недвижимым имуществом последнего, которого было немало на территории Котора. Однако рагузинцы отказались отпустить его без дозволения кредитора. Это привело которцев в такую ярость, что они, немедленно вооружив две галеры, послали их задержать рагузинский корабль, который вез товары из Леванта и случайно оказался в порту города Роса (Rose). Несколько дней спустя они захватили и другой их корабль, шедший из апулийского Бари, на котором было немало добра, принадлежащего рагузинцам. Последние отправили посла в Котор с требованием освободить и вернуть им упомянутые корабли. Когда которцы ответили отказом, рагузинцы послали в Которский залив три галеры. Эти галеры из‑за нерадивости капитана подверглись ночью нападению неприятеля, который, не найдя на них охраны, захватил одну из них. Остальным удалось уйти от неприятеля, однако в упомянутой стычке погиб капитан захваченной галеры. Лудовик Туберон пишет, что упомянутая галера была захвачена благодаря в большей степени предательству своих, чем доблести неприятеля. В самом деле, Божидар из Неретвы (Boxidar di Narente), будучи комитом (comito) упомянутой галеры, занимался лишь тем, что весь день на всех кричал и заносчиво угрожал, ругая всех без разбору. Раздраженный этим капитан галеры однажды вызвал его к себе и спросил, откуда он родом и каким ремеслом прежде занимался. Тот ответил, что родился в Неретве в семье конопатчика (calafato) и что первым его ремеслом было ремесло его отца. На это капитан ответил: «Иначе и быть не могло — видно и твое низкое происхождение и дурное воспитание. Меня не удивляет теперь, что ты на всех кричишь и сквернословишь. С самого детства уши твои привыкли к постоянному стуку молотка, а уста — к смраду зловонной смолы. Не удивительно, что ты вечно всем недоволен, понося и оскорбляя своих товарищей». Комит, желая извиниться за свой злой и скверный язык, ответил, что его дело — поощрять добродетель и осуждать порок. Капитан же ответил: «Это — неправда, и ты лжешь, как предатель. Ты сам ведешь жизнь, исполненную порока и подлости. Как же можешь ты ненавидеть плутов и прочих себе подобных и любить добрых?!» После этого он отстранил его от должности комита и повелел заниматься своим первоначальным презренным ремеслом конопатчика. Случилось так, что однажды ночью тот был назначен в караул на упомянутой галере. Заметив приближение неприятеля, тот [намеренно] не предупредил капитана, и которцы, напав, захватили галеру. Известие об этом, достигнув Рагузы, принесло немалое огорчение сенату, который без промедления вооружил еще две галеры и послал все четыре [галеры] на захват Котора. Командование над ними было поручено Михе Волчичу Бобальевичу, мужу воистину великому как в доблести, так и в благородстве, наделенному всеми добродетелями, к которому ректор обратился в сенате с таким напутствием: «Ваше исключительное благоразумие, непобедимый и твердый дух, величие Ваших деяний и, наконец, великая любовь к своему отечеству, которую Вы не раз доказывали в прошлом, подвергая свою жизнь опасностям ради служения ему — [все это] подвигло нас в это тревожное время поставить Вас во главе наших вооруженных кораблей. Отправляясь с ними в поход, помните о надежде, которую мы и весь Ваш родной город возлагаем на Вас!» Бобальевич, отбыв из Рагузы и придя в Которский залив, высадил большой отряд на острове Св. Гавриила, чтобы совершать оттуда набеги на земли которцев. Неподалеку от упомянутого острова которцы вступили с ним в сражение, в котором победа осталась на его стороне. Затем он двинулся на соединение с правителем Зеты. Получив от него подкрепление в три тысячи отважных воинов, он осадил Котор. Видя, однако, что враг этим не очень обеспокоен, он решил пойти на штурм. Возведя бастион с северной стороны, он начал штурм. Которцы, неся при обороне большие потери, собрали совет и единодушно постановили отправить к Бобальевичу послом Иеронима Драговича (Girolamo Draghi) с предложением вернуть галеру и все находящееся у них имущество, принадлежащее рагузинцам. Когда Драгович прибыл и изложил свое предложение Бобальевичу, тот ответил, что не может ничего предпринять, пока не известит сенат Рагузы. Сенат же, получив упомянутое известие, постановил, что Бобальевич не должен покидать того места, пока рагузинцам не будет возвращено все то, что было отнято у них которцами. Последние, удовлетворив требования рагузинцев, заключили с ними мир.

В этой войне пераштане не участвовали. Перед ее началом они настоятельно убеждали которцев, пока есть возможность уладить дело полюбовно, не вступать в войну со своими соседями. Они заявляли при этом, что, если те не последуют их совету, то они не присоединятся ни к одной, ни к другой стороне. Которцы же ответили им, что не нуждаются ни в их советах, ни в помощи. Со стороны которцев это было неблагоразумно, поскольку при подобных обстоятельствах пригодилась бы всякая помощь и подмога, особенно со стороны таких отменных воинов, как пераштане. Они всегда отличались воинственностью и не раз проявляли в прошлом и продолжают проявлять в настоящем немалую доблесть в войнах. И это касается не только мужей, но и их жен, которые (помимо чести, которой они по праву гордятся, не уступая в этом отношении самым достойным матронам и самой римлянке Лукреции, образцу целомудрия) всеми своими поступками напоминают амазонок. Много раз я видел, как они, идя в дневное или ночное время вдвоем или втроем в лодке и встретив турок из Герцег Нови (Castel nuouo), не обращали на них никакого внимания. Более того, если случалось (что происходит крайне редко), что кто‑то из турок позволял себе бранное словцо, то с мужеством, достойным второй Марпезии или Пентесилеи, они обрушивались на них с устрашающими и полными оскорблений речами. По свидетельству Бальтасара Сплитского, пераштане прежде именовались пер- танами (Pertani) и являются древнейшими жителями тех мест, где они в настоящее время живут. Поскольку они жили там еще в те времена, когда Рисан был в расцвете, римляне, возведя для его защиты крепость на острове, носящем ныне имя святого Георгия, поручили его охрану пераштанам. За доблестную защиту [города] от пиратов они получили от императора Диоклетиана все привилегии и иммунитеты, которые имели итальянские города, находившиеся под властью Римской империи. Было это примерно в 292 году. Они всегда были свободны, хотя верно и то, что они признавали своим господином императора Рашки и короля Боснии. В 1364 году после кончины Површко (Pouresco), рагузинского дворянина и правителя Буд- вы, которую он купил или (как считают другие) получил в дар от Балшичей за оказанные им услуги, рагузинцы послали свою галеру, чтобы забрать семью Површко и перевезти ее в Рагузу. При этом капитану галеры был дан приказ в случае нападения со стороны которцев или попытки захвата галеры, принадлежавшей Површко, сжечь и галеру и крепость Будву. Которцы тогда не предприняли ничего, и рагузинцы, забрав семью Површко и оставив охрану в Будве, вернулись домой. Тогда пераштане, мстя за обиды, нанесенные им Површко, внезапно ночью напали на Будву и захватили ее. Однако, заключив затем договор с Балшичами, они передали ее им, и упомянутые государи, помимо прочих милостей, обязались защищать пе- раштан от всех их врагов. Посему, пока Балшичи владели обеими Зетами, Перашт пребывал в великом покое. Там родился Остоя, который добился большого влияния при дворе Радослава Павловича, правителя Конавли, Попово и других близлежащих мест. Во время войны Радослава с рагузин- цами за Конавли Остоя был отправлен послом ко двору Турка. За время своего пребывания там он доставил множество хлопот рагузинцам, немало огорчив и своих пераштан. Последние, понимая, что не смогут сохранить свою независимость из‑за турецкой угрозы, подчинились венецианцам. Венецианцы, зная доблесть и верность этого народа, предоставили им множество привилегий и иммунитетов, и, в частности, [дали им право] избирать магистратов и правителей из числа своих граждан. И теперь у них правитель (Capitano), избранный ими самими — Стефан Юричин (Stefano Giuriscin), преемник Стефана Раскова (Stefano Rascou), оба — мужи весьма достойные и добродетельные. Вернемся, однако, к рассказу о которцах. Видя, что силы у Турка в Европе растут, а у христиан, особенно соседних с ними государей и правителей, наоборот, ослабевают, которцы, не видя способа сохранить свою независимость, постановили по собственной воле перейти под покровительство Венецианской империи. Венецианцы [в то время] послали Пьетро Лоредано, главнокомандующего их флота, на захват Сплита (Spalato) и Трогира (Trau), которыми ему вскоре удалось овладеть. В Сплите тогда был мор, а трогирцы потеряли свободу по причине внутренних раздоров. Таковы были причины того, что оба упомянутых города попали под власть венецианцев, хотя один из трогирских нобилей по имени Микач Витури (Michaaz Vituri), разбойничая на море на галере с фустой, нападал и на венецианские корабли. Когда венецианцы упомянутым образом захватили Сплит и Трогир, Лоредано подошел с упомянутым флотом к Котору, и которцы, выйдя навстречу, поднесли ему на серебряном блюде ключи от города. Город этот в прошлом был родиной многих достойных мужей, прославивших его своими деяниями, и среди них два брата, рожденные при одних родах, из ордена проповедников — Виченцо и Доминик Бучичи (Bucchi), пролившие своими писаниями свет на многие тайны. Самым же знаменитым из них был монсеньор Альберто Дуими, епископ Крка (Veglia) — прелат, достойный воистину вечной памяти. Восхищаясь его великими творениями, папа римский Пий IV неоднократно говорил, что нет в Божьей Церкви такого высокого поста, которого он за свои познания и добродетель не заслуживал бы. Вышло из этого города и немало прославивших его знаменитых воителей, среди которых Петр Болица и Джурадж Бизанти, мужи искушенные и опытные в военном деле. Невозможно переоценить доблесть Николы Бучича и его сына Петра, бывших протовестиа- рами императора Стефана и его сына Уроша Немани и командовавшими рашанскими полками. После них во времена боснийского короля Твртко I жил Никола Драгович (Nicolo di Drago), достославный муж, обладавший немалым опытом в общественных делах. После него во времена Селима и его сына Сулеймана жили Коркут–паша и Мустафа–паша. Первый из них был губернатором Дамаска и не раз одерживал победу над несметными арабскими полчищами, другой был пашой Каира. О них упоминают Кириак Шпангенберг (Kyriaco Spangeberg) и Хартман Шедель (Hermanno Scholdel) в «Турецких летописях». Феодор Спандун (Costantino Spandugino), упоминая о Мустафе, пишет: «Мустафа–паша, посланный Сулейманом управлять Каиром, был родом из Котора. Будучи низкого происхождения, он тем не менее был наделен всеми добродетелями и отличался телесной красотой. Он был женат на сестре Сулеймана, бывшей прежде женой Бостанчи–паши (Bostansi Bassa), которому Сулейман приказал отрубить голову». Наконец, бессмертной славой покрыл себя и свой город Иероним Бизанти (Girolamo Bisanti). В качестве командира (Souracomito) которской галеры он вместе с другими христианами участвовал в сражении с турками в 1571 году. Подвергшись нападению сразу четырех турецких галер, он так умело и отважно сражался со своими воинами, что врагу удалось овладеть его галерой лишь после того, как пал последний из которцев. Отдав свою жизнь в обмен на жизнь семи, а то и восьми воинов врага, они пали, покрыв бессмертной славой свои имена и имя своего родного Котора.