Алхимики - Наталья Дмитриева

Виллем, слушавший внимательно, вздрогнул.

— «Рука философа»?

— Да, «Рука философа». Даже моих знаний оказалось недостаточно, чтобы постичь ее тайный смысл, но их хватило, чтобы понять — вот то, к чему вел меня Господь. Я должен был все узнать о ней. Книга была отпечатана в Гейдельберге; автор скрыл свое имя, но он посвятил ее «единственному брату Ротеркопфу» со словами «Caeci vident»[63].

Старик глубоко вздохнул, в его глазах блеснули слезы.

— Я помню, — сказал он взволнованно. — Я держал эту книгу в руках, но совсем недолго.

— Ты прочел ее? — спросил Имант.

— Да, в тот же день, когда мой друг Исаак принес ее мне. Это было давно…

— Человека, написавшего ее, звали Исаак?

— Исаак Философ — так он себя называл. Настоящего имени я не знаю. В Гейдельберг он пришел, кажется, откуда-то из Саксонии. Впрочем, не знаю… Мы сошлись в университете и три года были ближе, чем родные братья. Потом он ушел, и больше я его не видел.

— Он был алхимиком?

— Да, у Исаака был тот особый талант, и он очень быстро обошел признанных мастеров делания. Но своих секретов он не открывал никому… даже мне, хотя я по глупости не раз просил его об этом.

— Но книга — он написал ее для тебя? — хрипло спросил Имант.

Философ слабо улыбнулся.

— Он написал ее, потому что есть вещи, которые невозможно передать простым человеческим языком. Чтобы понять их, нужна целая жизнь и сердце, открытое для постижения Божественной любви. Но я был молод и мало что понимал тогда, поэтому Исаак забрал у меня книгу, а взамен оставил другую.

— «Oculus philosophum»****… — произнес Имант чуть слышно.

Виллем кивнул. Дознаватель подался вперед:

— Это ключ к первой. Она здесь, с тобой? Дай мне ее.

Философ помедлил.

— Я хотел передать эту книгу своему сыну. Но, если она так нужна вам, возьмите. — Он указал на сумку, лежавшую радом с постелью. Имант всем телом наклонился к ней, подхватил и прижал к груди.

— Вам зачтется, господин Ротеркопф, — сказал он радостно. Но перед тем как достать книгу, замер, и его губы искривила судорога.

— Что, если это обман? — пробормотал он, неподвижно глядя перед собой. — Тихий голос и смиренный вид часто скрывают ядовитое жало. Я всегда чувствую его рядом собой. И сейчас, в минуту моего торжества, почему, почему мне так тоскливо? О, этот смертельный холод на сердце… Руки немеют. Я не могу пошевелить пальцами. Старик, открой сам свою сумку.

Виллем Руфус не без труда отцепил медную пряжку и вынул из сумки маленький томик в неприметном кожаном переплете. Книга была размером в ладонь, а толщиной в полпальца.

— Это она? — недоверчиво спросил Имант.

Он протянул руку, осторожно взял книгу, раскрыл и стал перебирать страницы. Потом его лицо пожелтело, глаза вспыхнули, и движения сделались резкими и суетливыми. С раздраженным видом Имант быстро пролистнул книгу из начала в конец и наоборот, встряхнул ее и перевел взгляд на старика.

— Здесь ничего нет, — прошипел он яростно. — Совсем ничего. Пусто, пустые листы!

По губам Виллема вновь скользнула улыбка.

— «Око философа» — caeci vident…

— Ты смеешься надо мной! — воскликнул дознаватель.

— Нет, господин Имант. Жестоко осмеивать человека, который мучается так, как вы. Мне очень жаль вас. И я не могу облегчить ваши страдания — книга действительно пуста, такой она была с самого начала, такой сделал ее Исаак.

— Тайный шрифт? Особые чернила? — Имант исступленно потряс страницы. — Говори, что нужно сделать? Нагреть страницы? Смочить водой? Каким-то раствором?

— Никакие средства не заставят проявиться то, чего нет. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Эти листы и от меня претерпели немало. Чего я только не испробовал, прежде чем мысль, заложенная Исааком, нашла путь к моей душе. Ее трудно выразить словами, потому, боюсь, мне будет не под силу объяснить то, о чем говорил мой друг с самого начала. Пустота равна полноте в истинном знании, которое есть образ Божий; его же следует искать не в книгах, а в человеке — любимом творении Господа. Ни один алхимик не заберет себе чужой опыт. Чтобы достичь цели, каждый сам должен пройти дорогу от начала и до конца.

Имант встал. Книга выскользнула из его ладоней и упала на постель, но дознаватель не удостоил ее взглядом. Ногтями он впился себе в щеки так, словно хотел разорвать их, и из открытого рта вырвался хриплый стон. Потом скрюченные пальцы разжались, руки Иманта бессильно упали вниз, и на его лицо наползла угрюмая тень.

— Пусть так, — сказал он, помолчав. — Я шел за обманкой. Мне не достичь того, о чем ты говоришь. Такой путь не для меня. И все же они мои — эти книги, никто более не увидит их и не прочтет. Яд, которым они отравлены, отныне никому не принесет вреда. Господь свидетель, я исполнил обещанное. Осталось одно… — Имант внимательно поглядел на старика. — Твоя голова, алхимик.

— Возьмите и ее, — сказал Виллем и закрыл глаза.

Имант поднял книгу с постели и спрятал под мантию.

— Она имеет ценность до тех пор, пока едина с телом. Я возьму то, что в ней есть, не сейчас — сегодня достаточно тайн — но со временем. Уповаю на ваше благоразумие, господин Ротеркопф. Вы мудры — так не противьтесь неизбежному. Клянусь именем Христовым, вас ни к чему не станут принуждать силой, напротив, будут оберегать и заботиться, как о короле. Я желаю только, чтобы вы не сделались для меня книгой с пустыми страницами.

— Все в руках Божьих, — вздохнул философ.

— Истинно так, — произнес Имант, направляясь к двери. — Я навещу вас завтра, господин Ротеркопф. Набирайтесь сил. Наши беседы будут долгими.

— Завтра… — прошептал старик.

Имант открыл дверь и вышел.

Виллем Руфус устало опустил голову на подушку. Морщинистые руки философа бесцельно скользили по складкам покрывала, то разглаживая, то сминая вновь. Щурясь, старик глядел на свечу. Та почти прогорела, и ее огонек, совсем тусклый, чуть колебался на тонком крючке фитиля. Однако у старика не было сил задуть ее: его губы посинели, дыхание вырывалось из них с чуть слышным хрипом. Моргая, Виллем отвел глаза и вздрогнул — у двери кто-то стоял.

— Это вы, господин Имант? — прошептал философ.

Ответом ему был сдавленный смешок, более похожий на рыдание. Старик вздрогнул еще сильнее, его лицо исказилось.

— Андреас? — спросил он испуганно. — Сынок, зачем ты пришел?

Молодой человек оторвался от дверного косяка, за который он цеплялся, чтобы не упасть, и неверным шагом приблизился к постели.

— Я пришел к своему учителю, — ответил он с поклоном.