Гора из черного стекла - Тэд Уильямс

Рядом с ним Дель Рей озабоченно поднял голову. В дверях появился силуэт, широкобедрый и темнолицый, даже под костюмом было видно, что это женщина. Она сделала несколько шагов и остановилась, увидев нежданных посетителей.

Джозеф был настолько опустошен, что не мог говорить. Сестра, врач — какая разница. Она ничего не могла сделать. Значит, все бесполезно.

— Могу я вам помочь? — спросила она искаженным маской голосом.

— Мы… Мы — врачи, — сказал Дель Рей. — Все под контролем. Занимайтесь своими делами.

Сестра внимательно посмотрела на них и отступила к двери.

— Вы не врачи.

Длинный Джозеф почувствовал, как напрягся Дель Рей. И это вернуло ему способность двигаться. Он шагнул навстречу женщине, поднимая свою огромную руку и тыча пальцем ей в лицо под маской.

— Оставь его в покое, — сказал он. — Не смей больше ему вредить. Сними с него провода, пусть дышит!

Женщина отступала, пока не уперлась в кровать пациента.

— Я вызову больничную охрану! — заявила она.

Дель Рей схватил Джозефа за руку и потащил от сестры к двери.

— Все хорошо, — глупо бормотал он и чуть не влетел в дверной косяк. — Не волнуйтесь, мы сейчас уйдем.

— Не смейте прикасаться к нему! — орал ей Джозеф, уцепившись за косяк, в то время как Дель Рей пытался вытащить его в коридор. За ее спиной виднелся кислородный тент Стивена, похожий на песчаную дюну, пустынную и безжизненную. — Оставьте ребенка в покое!

Дель Рей толкнул его еще раз посильнее, и Джозеф оказался в коридоре, сам Чиуме повернулся и понесся к лестнице. Джозеф отправился за ним как во сне и только в середине коридора перешел с шага на бег. Грудь его вздымалась, и он сам не знал, то ли ему плакать, то ли смеяться.

Сестра остановилась проверить тент и мониторы, спокойно вытащила блокнот из кармана. Только сделав звонок в черный фургон с затемненными стеклами, который уже несколько недель безвылазно находился на стоянке перед больницей, дожидаясь именно этого звонка, она подождала еще минут пять, пока нарушители выйдут из здания, и позвонила больничной охране, сообщая о нарушении карантина.

ГЛАВА 12

ЖУТКАЯ ПЕСНЯ

СЕТЕПЕРЕДАЧА/РЕКЛАМА: Дядюшка Джингл на пороге смерти.

(изображение: Дядюшка Джингл на больничной койке)

ДЖИНГЛ: «Дети, подойдите ближе (кашляет). Не бойтесь — старина Джингл вас не винит за то, что я (кашляет) умру, если мы не продадим достаточно товаров на ежемесячной распродаже в вашем местном Джинглпориуме. Я не хочу, чтобы вы страдали. Я уверен, что вы и ваши родители делаете… все возможное. По крайней мере, я не боюсь этой… этой большой темноты. Я буду скучать по вас, но ведь и старина Джингл когда-то должен уйти. И не думайте обо мне, как я лежу здесь в полумраке, задыхающийся, печальный и одинокий. И умираю… (шепчет)… но все-таки эти цены очень, очень низкие!..»

Пол проснулся. Болела голова, боль в руке была еще хуже, а во рту полно морской воды.

Он сплюнул воду, застонал и попытался встать, но что-то удерживало руку под спиной, Ему понадобилось несколько минут, чтобы понять, в чем дело. Промокший шарф с изображением пера все еще был привязан к запястью, а другой конец прикреплен к румпелю. Мощное извержение воды из Харибды подняло его крошечное суденышко на огромную высоту, а потом швырнуло о поверхность океана с такой силой, что могло оторвать руку, но, к счастью, этого не случилось.

Пол начал потихоньку шевелиться, особенно осторожно обращаясь с локтем и плечом: и то и другое, казалось, были налиты ядовитой жидкостью. Суденышко, благодарение небесам, было устойчиво и только слегка покачивалось. Солнце стояло высоко, жаркое и неподвижное, и ему очень захотелось от него укрыться.

Но когда Полу удалось сесть, он понял, что укрытия больше нет. На палубе возвышалась только голая мачта, да и то лишь ее половина. Парус зацепился за край плота, большая его часть плавала в воде, вторая половина мачты, еще прикрепленная к парусу, плыла в нескольких метрах позади плота. Ничего не осталось от даров Калипсо, ни бочонков с водой, ни еды, только какой-то неясный предмет, который мог оказаться бочкой, виднелся в сотне метров от корабля. А вокруг, если не считать видневшиеся вдалеке опутанные дымкой силуэты Сциллы и Харибды, простирался пустой океан.

Сетуя на усталость и боль, Пол обвязал шарфом шею и заставил себя заняться утомительным делом — вытаскиванием тяжелого паруса из воды. Он выловил обломок мачты, хотя усилие причиняло боль, не меньшую, чем больной зуб, потом втянул на борт промокшую ткань и залез под нее. Он тут же провалился в сон.

Когда Пол выполз из-под паруса, он не знал наверняка, сколько проспал: то ли несколько часов, поскольку солнце склонилось к горизонту, то ли целые сутки выпали из его жизни. Но ему было все равно.

От сознания того, что он лишился запаса пресной воды, маленькая жажда превратилась в большую, и он опять вспомнил о своем настоящем теле. Кто о нем заботится? Ему явно обеспечивали питание и воду — если бы это было не так, сейчас голод и жажда были бы невыносимы. Интересно, как они с ним обращались? Может, за ним следили сострадательные сестры и санитары? А может, он был подключен к автоматизированной системе жизнеобеспечения, будучи узником Братства Грааля, о котором упоминал Нанди. Так странно думать о своем теле как о чем-то самостоятельном, о чем-то, не связанном с тобой. Впрочем, конечно, оно было с ним связано, хотя он этого и не чувствовал. По крайней мере, должно было.

Вся эта путаница напоминала Полу действие галлюциногенного наркотика, который он однажды попробовал — злополучная неудачная попытка быть похожим на школьного товарища Найлза. Найлз Пенеддин принял мир измененного сознания так же, как он принимал все — от секса до горных лыж, — для него это была цепь веселых приключений, которые смогут украсить его автобиографию. В этом и состояла разница между ними: Найлзу удавалось плыть по течению, минуя препятствия, а Пол наглотался тошнотворной морской воды, за ним волочились обломок мачты и промокший парус.

Для Найлза псилоцибин открывал новые краски и новые способности. А Полу он принес целый день ужаса: звуки били по ушам, а видимый мир вокруг стал неузнаваем. В конце эксперимента он ожидал окончания действия наркотика, свернувшись калачиком на постели. А до этого думал, что сошел с ума или даже погрузился в кому, потому что тело стало чужим, ему казалось, что остаток жизни он будет прозябать в инвалидном кресле в лечебнице, полностью лишенный подвижности, с жалким проблеском сознания.

«Вообще-то, — подумал Пол, — мне бы следовало бояться этого сейчас».