Лагорийский гамбит - Александр Сухов

Восприятие действительности было двойственным у Айран. С одной стороны, она прекрасно осознавала, что к настоящей реальности это место не имеет никакого отношения. С другой, она была абсолютно уверена в том, что, победив врага здесь в Астрале, она повергнет его и в Реале, а также, если она погибнет, то уйдет в мир иной не понарошку, а навсегда. Несмотря на это, она была спокойна и внутренне сосредоточена. К тому же она никогда не забывала о любимом, и мысль о бесшабашном землянине согревала ей сердце. И еще, в душе ее таилось необъяснимое смутное предчувствие, что туманное пророчество Шестого Оракула уже начинает сбываться. Никакого разумного объяснения этому у нее не было — лишь интуиция и обостренное горем женское чутье. Айран казалось, что достаточно уничтожить надвигающуюся на нее опасную тварь, и тут же пред ней распахнутся врата, ведущие к томящемуся в заточении Федору.

Меня наконец выбросило из цепочки бредовых видений, где я был то штурмующим вражескую цитадель космодесантником, то отбивающим натиск врага отважным муравьем, то сражающимся за лидерство в стае оборотнем-ликаном. Только что я подорвал связкой гранат немецкий «Тигр» и для вящей убедительности закидал его бутылками с «коктейлем Молотова». Еле успел убраться обратно в окоп, где меня и похоронило под кучей земли и разного мусора при взрыве танкового боезапаса, благо башня упорхнула куда-то в сторону, а не грохнулась на меня, в полном соответствии с Вселенским Законом Подлости. Интересно, что бы все это значило? Во всяком случае, ощущение практически абсолютного погружения в образ — Станиславский со своим «Не верю!» неровно вздыхает от зависти и косится на Немировича с Данченко. Да что там Станиславский, сам я настолько вживался в образ, что забывал, кто я есть на самом деле. Например, во время последней презентации я был уверен, что являюсь старшиной Кулаковым Николаем Симеоновичем, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, русский, беспартийный, женат, до призыва на срочную службу в ряды Красной Армии проживал под Омском, на фронте с ноября сорок первого, к июлю сорок третьего командир противотанкового орудия, награжден орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». Разбило пушчонку нашу, после того как фашистские самолеты накрыли артиллерийский опорный пункт в районе железнодорожной станции Поныри десятого июля. Вот и пришлось моему расчету переквалифицироваться в пехоту, а поскольку задачу уничтожения боевой вражеской техники с нас никто не снимал, действовали подручными средствами, благо этого добра у нас было в достатке припасено. Короче, успел я, то есть, старшина Кулаков метнуть в «Тигр» связку гранат противотанковых — с одной не проняло бы. А когда ухари в черных мундирах эсэсовцев полезли из него наружу, наши ребята положили их всех плотным ружейно-пулеметным огнем. Одна из двух поллитровок с бензиново-масляным содержимым угодила аккурат в распахнутый люк. Жахнуло, аж слух потерял, надеюсь, не навсегда. Ни в жизнь бы не подумал, что многотонные железяки имеют свойство парить в воздухе с такой легкостью. Потом нас со старшиной накрыло землей и разным мусором, в результате старшина остался там на Курской дуге довоевывать, а я наконец-то переместился в свое настоящее тело неподалеку от поселения пеньков в странном мире, которому я, кстати, даже названия еще не придумал.

Вот стою я с мечом в руке, а в двух десятках шагов чудище многоногое, прет на меня, что твой «Тигр». К сожалению, при мне ни одной гранаты, зато меч Драгвы в руках, эвон как заполыхал, как будто чувствует приближающуюся тварь.

Поднял над головой свое страшное оружие и шагнул навстречу приближающейся туше. Десять шагов… восемь… пять… Вот она уже в пределах моей досягаемости. Остается лишь вонзить клинок по самую рукоять в колышущуюся противную плоть. Но что это? Руку сжимавшую рукоять меча будто судорогой свело — не монстр передо мной- Айран. Да, да, да, эта мерзкая туша вовсе не чудище, а моя любимая. Но как? Как такое может быть?

Избежав фатального удара выскочившего изо рта монстра толстого липкого языка и пары огромных жвал, я отскочил подальше от надвигавшейся на меня живой массы и принялся внимательно всматриваться в облик чудища. Нет, определенно эта какая-то шиза. В облике мерзкой гусеницы на меня надвигается Айран. Но если это моя магиня, почему в таком случае она хочет убить меня? А может быть, это какой-то морок? Вполне вероятно, враг пытается воздействовать на мое сознание, смутить, ударить по самому незащищенному месту.

Отошел подальше, чтобы уйти от захвата непонятно откуда выскочивших длиннющих щупальцев. Еще раз внимательно изучил монстра. Внешне это та самая гусеница-переросток, с несвойственным для гусениц набором смертельного инструментария. Разум говорит: «Убей тварь! Или она убьет сначала тебя, потом возьмется за пеньков». Сердце противится этому: «Лист, присмотрись повнимательнее, прислушайся к внутренним ощущениям! Это же Айран, твоя Айран, которую ты любишь больше жизни».

Боже мой! Я совсем запутался в собственных ощущениях. Времени на размышления у меня практически не оставалось, поскольку поселок аборигенов находился сотне метров, а чудище, несмотря на свои габариты, все наращивало и наращивало скорость движения. Наконец я принял решение. Откинув в сторону меч, я поднял обе руки кверху и громко крикнул:

— Айран! Это я — твой Лист! Если хочешь убить меня — убей, только не трогай пеньков. Они безобидные и очень добрые.

Вслед за этим я шагнул навстречу своей неминуемой гибели.

До жука оставалось несколько шагов. Айран вознесла над головой свой меч и приготовилась ударить по бронированной морде чудища, но тут до нее донесся слабый голос, даже не голос, а ментальный посыл:

«Айран, это я — твой Лист…»

И в этот момент она его узнала. Под покровом мощной хитиновой брони скрывалась до боли, до дрожи в коленях знакомая сущность.

— Боже праведный, — еле слышно одними губами прошептала она. Затем чуть громче: — Это же Федор. — И уже во весь голос запричитала: — Лист, Лист… мой Лист! Нашелся наконец!

Она хотела броситься к любимому, сорвать с него эту мерзкую плоть, освободить от чудовищного заклятья, однако из-за нервного потрясения не смогла сделать и шагу. Единственное, что было в ее силах, дать понять Федору, что его голос услышан. Сосредоточившись максимально, она вложила все свои силы в полный любви ментальный посыл и направила его на чудовище. Сразу после этого она выпала в Реал.

Длинное щупальце, снабженное присосками и острыми костяными крючьями, готово было обмотать мое тело и оправить в пасть чудищу, и в этот момент в моей голове раздался голос любимой: