Роза Марена - Стивен Кинг

Рози поднялась с колен и снова пошла вперед. Через пять шагов она очутилась в другом коридоре. Вгляделась в него и увидела, что чуть дальше он разветвляется на три прохода. Она выбрала центральный, отметив его гранатовым семечком. Через тридцать шагов и после двух поворотов этот проход закончился глухой стеной, на которой были вырублены шесть черных слов: «Хочешь, трахнемся с тобой как собачки?»

Рози вернулась к тройной развилке, подняла семечко и положила в начале соседнего прохода.

8

Она понятия не имела, сколько у нее ушло времени на то, чтобы отыскать путь к центру лабиринта, так как время скоро утратило для нее значение. Она знала, что это могло тянуться ужасно долго, потому что ребенок продолжал кричать, хотя к тому времени когда Рози начала постепенно приближаться к ним, его крики стали прерываться. Дважды она слышала, как копыта быка глухо стучали по каменному полу: сначала вдалеке, а потом так близко, что она тут же замерла в страхе, прижав ладони к груди.

Если ей приходилось возвращаться, она каждый раз подбирала последнее семечко, чтобы не заблудиться на обратном пути. В самом начале у нее было почти пятьдесят семян. Когда же она наконец свернула за угол и увидела намного более яркий зеленый свет прямо перед собой, у нее оставалось всего три.

Рози дошла до конца прохода, встала в его горловине и заглянула в квадратную комнату с каменным полом. Она подняла взгляд кверху, ища крышу, но увидела лишь пещерную тьму, от которой подкатывала дурнота. Она снова посмотрела вниз, заметила еще несколько куч навоза, а потом переключила внимание на середину комнаты. Там на груде одеял лежала пухленькая, крохотная светловолосая девчушка. Ее глазки покраснели, а щеки были мокрыми от слез, но сейчас она была спокойна. Ножки ее болтались в воздухе, и она изучала свои пальчики. Время от времени она издавала тихие всхлипывающие вздохи. Эти звуки отозвались в сердце Рози намного сильнее, чем прежние громкие крики ребенка; казалось, будто девчушка каким-то образом знала, что ее бросили.

Принеси мне моего ребенка.

Чьего ребенка? Что это за ребенок? И кто занес его сюда?

Она решила, что ей нет дела до ответов на эти вопросы, во всяком случае, сейчас. Достаточно того, что девчушка лежала здесь, посередине лабиринта, — такая хорошенькая и совсем одинокая, пытаясь успокоить себя своими пальчиками в этом холодном зеленом мерцании.

Темнота, сырость и этот свет наверняка вредны для нее, рассеянно подумала Рози, торопливо идя к середине комнаты. Должно быть, свет этот что-то вроде радиации.

Девчушка повернула головку, увидела Рози и протянула к ней свои ручонки. Сердце Рози словно упало в эти ручонки. Она плотно завернула девчушку в верхнее одеяло из стопки и взяла ее на руки. На вид младенцу было месяца три. Девчушка обняла Рози за шею, а потом уронила свою головку ей на плечо и стала посапывать.

— Все будет хорошо, — сказала Рози, тихонько погладив по крошечной спинке, завернутой в одеяльце. Она чувствовала запах кожи младенца, который был нежнее и слаще любых духов. — Все хорошо, Кэролайн, все чудненько, мы выберемся из этого поганого старого…

Она услыхала приближающийся к ней сзади топот копыт и прикрыла рот рукой, моля Бога, чтобы бык не услышал ее голос, чтобы Эриний избрал какой-нибудь другой проход в лабиринте. На сей раз так не случилось. Топтанье копыт приближалось, становилось все громче и резче по мере того, как бык продвигался по проходу. Потом стук копыт смолк, но она слышала, как что-то огромное поблизости тяжело дышит, словно грузный мужчина, только что одолевший лестничный пролет.

Медленно, переполненная отчаянием, Рози повернулась с младенцем на руках на звуки бычьего сопения.

Сейчас Эриний почует меня и прибежит. Как сказала ей женщина в красном одеянии: придет он за мной, но убьет нас обеих. Почуял ли ее Эриний? Почуял, хотя луна для нее еще не взошла? Рози верила, что нет. Она полагала, что стеречь ребенка в центре лабиринта было обязанностью быка, и его привлек плач ребенка точно так же, как он привлек Рози. Неясно, обнаружил ли Эриний пропажу ребенка или еще только ищет центр лабиринта.

Бык стоял в горловине прохода, по которому только что прибежал. Он был несколько размытой формы, словно Рози смотрела на него сквозь струю чистой, быстро текущей воды. Однако сам бык стоял, по крайней мере в данный момент, совершенно неподвижно. Голова его была опущена; одно громадное копыто так глубоко расколото, что походило на клешню гигантского рака, неустанно царапающую каменный пол. Его плечи возвышались над пятью футами и шестью дюймами роста Рози по меньшей мере на четыре дюйма. Она догадывалась, что весит он как минимум тонну. Макушка его опущенной головы была гладкой, как наковальня, и блестящей, как шелк. Рога короткие, не больше фута длиной, но толстые и острые. Рози без труда представила себе, как легко они вонзятся в ее обнаженный живот… или в спину, если она попытается от него бежать. Тем не менее она не могла вообразить, каково будет ощутить такую смерть. Даже после всех лет жизни с Норманом она не могла себе это представить.

Бык слегка поднял голову, и она увидела, что у него действительно один глаз — огромный, тускло-голубоватый и страшный, прямо над серединой морды. Когда он опять опустил голову и принялся бить своим расщепленным копытом по каменному полу, она поняла и еще кое-что: он готовится к нападению.

Девчушка заверещала почти в ухо Рози, заставив ее вздрогнуть.

— Тише, — сказала она, покачивая ее вверх и вниз на руках. — Тише, детка, не бойся, все будет хорошо…

Сама она уже устала бояться. Бык, стоявший там, в узкой щели прохода, намеревался выпустить ей кишки. В проходе не было ничего, за чем можно было бы укрыться, — ни развилки, ни колонны. Если она побежит к коридору, из которого вышла, слепой бык услышит шлепанье ее ступней по камню и отрежет путь. Не успеет она одолеть и половины, как он ударит ее рогами, отшвырнет к стене, а потом затопчет насмерть. Ребенка — тоже, но пусть уж малышка погибнет у нее на руках.

У Эриния один глаз, да и тот слеп, но с обонянием у него все в порядке.

Рози стояла, следя за ним широко раскрытыми глазами, загипнотизированная тем, как он бьет по полу передним копытом. Наконец удары прекратились…

Она взглянула вниз, на сырой и смятый комок ночной сорочки в своей руке. Комок сорочки с завернутым камнем.

С обонянием у него все в порядке.

Она опустилась на одно колено, не отрывая глаз от быка и прижимая ребенка к плечу правой рукой. Левой она развернула сорочку. Лоскут, в который она завернула камень, раньше был розмариновым от голубого цвета материала и крови Уэнди Ярроу, но ливень смыл большую часть крови, и ткань стала теперь бледно-розовой. Один из концов лоскута — там, где она связывала его узлом вокруг камня, — был ярче и оставался розмариновым.