Вокруг света за 280$. Интернет-бестселлер теперь на книжных полках - Валерий Шанин

– Зачем же она тебе, если ты собрался уезжать?

– Да я вначале купил, а потом собрался ехать. Сейчас, наоборот, все вещи распродаю. А машина мне пока нужна, чтобы на работу ездить. Я сейчас работаю практически без выходных. Хочу, чтобы у меня в Москве на первое время, пока сориентируюсь, были деньги.

Когда кентлинские бараки разрушали, жильцы соединялись группами, чтобы вместе снимать жилье. Денис поселился в одной квартире с Сашей, Николаем и Джорджем. С Сашей я вместе работал на грибной ферме, с Николаем – на погрузке мебели, а с Джорджем знаком был только мельком. Он приехал в Австралию семь лет назад по независимой иммиграции.

– В детстве я хотел быть летчиком. После школы даже поступал в Армавирское училище, но меня забраковали по здоровью – в одной ноздре нашли гайморит (простудился, купаясь в Кубани). После окончания Краснодарского института физкультуры работал тренером по плаванию.

– А в Австралии?

– Здесь мне помогли устроиться в транспортную компанию «ТНТ». Так в ней и работаю, в отделе международной почты. За семь лет мне ни на доллар не увеличили зарплату, а уж о повышении по службе даже говорить не приходится. Только из-за денег и работаю.

– А в Кентлин как попал?

– Бог привел. У меня был сосед из «Свидетелей Иеговы». Он и меня попытался втянуть в эту секту. Я тогда усиленно учил английский и пользовался любой возможностью попрактиковаться в языке. В коммуне «свидетелей», недалеко от Кембелтауна, все построено на американские деньги и по высшему американскому стандарту. Но как только мне сказали, что когда-нибудь и я смогу там жить, это меня напугало. В русскую православную церковь я пришел покаяться. Составил список всех своих грехов за всю жизнь. После покаяния стоял минут десять, не в силах двигаться, слезы текли ручьем. Как сейчас помню, подошла ко мне какая-то старушка и спрашивает: «Убил, что ли, кого-нибудь? Или денег нет?» А я стоял и ничего ответить не мог. Потом у меня как раз начался отпуск, и я целыми днями сидел и до боли в глазах вчитывался в Библию. Через русскую православную церковь я и попал в кентлинские бараки.

В новозеландском консульстве я объяснил ситуацию так:

– Я собирался уехать в Новую Зеландию, но мне долго не возвращали из консульства паспорт, поэтому пришлось менять все свои планы, – и попросил продлить на две недели срок въезда по уже полученной визе.

Но это оказалось невозможно. Нужно подавать на новую визу. Причем все, как и в первый раз, – бронировать билеты туда и обратно, доказывать свою платежеспособность… Единственное отличие – во второй раз решение должны принять быстрее.

Ждать, чем закончится рассмотрение моего заявления на визу, я не стал. Оставил в консульстве конверт с адресом своих мельбурнских знакомых – будет повод еще раз заехать к ним в гости.

Из Кемпбелтауна я уехал с Джозефом Гусейном, попавшим в Австралию 17 лет назад из Южной Африки.

– Мой дед и отец были фермерами. У нас работали черные африканцы. Но мы относились к ним так же, как и к белым. И даже лучше. Однажды к нам приезжал родственник из Голландии. Целый день он наблюдал за работой садовника, а потом пожаловался моему отцу: «Он же вообще ничего не делал, слонялся из угла в угол. Выдернет какую-нибудь травинку и опять бездельничает». А мы уже привыкли к тому, что африканцы не могут работать так же упорно, как белые или, например, китайцы. Один предприниматель из Малайзии открыл у нас фабрику, нанял рабочих. Они должны были к марту подготовить к отправке первую партию товара. В конце февраля он приехал посмотреть, как идут дела, а там – полный застой. «Как же так? – удивился он. – Скоро же отправлять». А менеджер объясняет: «Ну, что я могу сделать? На то, что мы обычно делаем за три часа, африканцам нужно восемь. Время для них ничего не значит. Они вообще никуда не спешат». Надо ли говорить, что фабрику пришлось закрыть. Это оказалось легче, чем переделать менталитет работников.

В Канберре я в очередной раз заехал к Леониду Петрову. Чему он, надо сказать, ничуть не удивился. Я уже так долго был в Австралии, что уже не осталось ни одного крупного города, где у меня еще не было знакомых. Поэтому спальный мешок я, можно сказать, продолжал возить с собой только по привычке.

На выезде из Канберры я попал к дальнобойщику.

– Рассел, – представился шофер. – Давно стоишь? Нет? Грузовики сейчас редко возят автостопщиков. Останавливаться тяжело. Каждая остановка – это потеря как минимум десяти минут. А время – деньги. Я, например, сегодня спал только полтора часа. Целыми днями сижу за баранкой. Работаю шофером с семнадцатилетнего возраста, вот уже почти тридцать лет. И никогда не спал по восемь часов, для меня и шестичасовой сон – редкое событие. Все время в работе. За все 30 лет я был в отпуске в общей сложности всего 7–8 недель.

– За 30 лет?!

– Да. У меня сильный внутренний стимул к работе. Он постоянно держит меня в тонусе, поэтому мне никакие стимуляторы не нужны. Я не пью, не курю, не употребляю наркотики. – По дороге мы слушали религиозные гимны и пили «кока-колу», которой у Рассела был целый ящик. Это, наверное, тот единственный наркотик, который он использует для поддержания бодрости, вместо алкоголя и сигарет.

– И много денег заработали?

– У меня была своя фирма по грузовым перевозкам. На четырех грузовиках работали наемные водители, а на пятом – я сам. Но введение новых налогов, рост цен на топливо, аварии и, наконец, просто неудачное стечение обстоятельств привели к тому, что я оказался банкротом. Потерял все, что имел, даже дом пришлось продать, чтобы вернуть все долги. Сейчас мне приходится снимать для своей семьи дом – у меня жена и пятеро дочерей – и работать для того, чтобы прокормиться.

– А грузовик это чей?

– Я его купил в рассрочку и теперь целый год должен ежемесячно выплачивать по две с половиной тысячи долларов. Но я не жалуюсь. Могло бы быть и хуже. Да и семья меня поддерживает. Не только жена с детьми. Я прихожанин в баптистской церкви Джелонга. Мои братья и сестры – это моя большая семья.

Тут ему кто-то позвонил по мобильному, он ответил, рассказал о том, где мы едем, и сообщил собеседнику, что везет русского хитч-хайкера.

– Вот и сейчас один из моих братьев позвонил, чтобы узнать, как у меня дела. Я считаю, что все в руках Бога. И то, что я потерял все, что заработал за жизнь, это не страшно. Главное, у меня осталась моя семья, пока есть здоровье, работа. Этого достаточно.

В Албури Рассел высадил меня на въезде в город и поехал разгружаться, пообещав, что, если опять увидит меня на трассе, обязательно подберет.

Через город я шел пешком. Когда проходил мимо банкомата, на всякий случай проверил свой банковский счет и ахнул. Вместо трех долларов на нем было 2273 доллара! Мне все же вернули часть уплаченных налогов. Так у меня появились деньги на покупку «показного билета». Но будет ли новозеландская виза?

Река Муррей отделяет Новый Южный Уэльс от Виктории и разделяет города Албури и Вудонга. До образования единой Австралии, когда по реке проходила граница между отдельными колониями, здесь сновали контрабандисты с беспошлинными товарами. Я же перешел бывшую государственную границу буднично и просто – пешком по мосту.

В Беналле меня подобрал фермер Лари Хорн.

– В 1850-х гг. ботаник барон Фердинанд Якоб Генрих фон Мюллер был одержим идеей акклиматизации в Австралии европейских растений. Путешествуя по стране, он направо и налево разбрасывал семена тыкв, капусты, дынь, но особую любовь питал к ежевике. Результаты его культурно-просветительской миссии видны теперь повсеместно. Именно благодаря его энергичным усилиям ежевика стала самым вредным сорняком в Виктории. На борьбу с ней фермеры теперь тратят денег больше, чем на все остальные сорняки вместе взятые. А ведь если бы не их героические усилия, весь штат уже давно превратился бы в одну ежевичную плантацию.

– А вы что выращиваете?

– Я занимаюсь животноводством. У меня сейчас около 1000 акров земли и 6000 овец.

Во времена первых поселений фермеры страдали от постоянной нехватки воды. Но в 1911 г. в долине Гоул-бурн, вокруг Шепартона, стали строить оросительные каналы, и сейчас этот район стал одним из крупнейших производителей фруктов в стране. Но мы заехали туда не за яблоками, а на рынок, прикупить еще 300 овец. Они были распределены по загонам с номерами и продавались целыми гуртами. Цену устанавливали покупатели. Организатор торгов переходил от загона к загону и устраивал короткий аукцион – кто больше предложит. Фермеры не спешили расставаться со своими кровными деньгами, и, прежде чем назначать цену, долго ощупывали овец, разглядывали их зубы и копыта.

На выезде из Шепартона у реки я застопил грузовик со строителем до Бернсайд. Там я попал в машину к ветеринару Сэму Ваяно. Он специализировался на свиньях и курах. Все фермеры, у которых несушки отказывались откладывать яйца или боровы медленно толстели, обращались к нему за консультациями. Молодой парень довез меня от Бендиго до Кастелмайна. А там я попал в машину к бывшему военному летчику, ветерану Второй мировой войны.