Древний Рим. Взлет и падение империи - Саймон Бейкер

Благодаря пожертвованиям, жесткой позиции епископов, раздаче зерна и одежды беднякам, сиротам, нуждающимся вдовам и разведенным, церкви быстро набирали силу, становясь в провинциях западной части империи организующими центрами. Около 321 г. судебные полномочия епископов расширили, а кроме того, было узаконено завещание собственности в пользу церкви. Таким образом, церквям в провинциях становилось легче привлекать на свою сторону знать. Представители высших классов по всей империи начали стремительно богатеть, у них появилась уверенность в собственных силах. Благодаря раскопкам мы знаем, что именно в это время монограмма Иисуса Христа (ХР) стала появляться на предметах, принадлежавших богачам, а в западной империи началось бурное строительство новых роскошных вилл. Обращение в христианство имело несомненные плюсы, а следование христианским заповедям являлось проявлением патриотизма. Именно христианство обеспечивало благополучие империи, которой, как полагалось, суждено было процветать, покуда Константин находился под защитой и покровительством Всевышнего.

Константин открыто заявил о своей позиции в речи, содержание которой чудом дошло до нас и которую он произнес перед христианами в Страстную пятницу где-то между 321 и 324 гг. Император заявил, что своим успехом обязан Богу, и, чтобы отблагодарить Всевышнего за покровительство и защиту, он должен убедить своих подданных в необходимости молиться Богу, протянуть руку помощи обиженным и гонимым и обратить в христианскую веру язычников и нечестивцев. Подобное заявление не могло не иметь серьезных политических последствий. Лициний оказался загнанным в угол, и его положение день ото дня ухудшалось. Вскоре он преподнес Константину подарок, которого властитель западной части Римской империи так долго ждал и которого требовала его вера, — повод, давший ему право возобновить войну.

Обретавшийся в Никомедии властитель восточной части империи становился все более и более подозрительным. Быть может, чиновники в его собственном дворе — на самом деле соглядатаи Константина? Лициний допросил чиновников, но доказательств их вины не нашел. Согласно свидетельству историков, для одного из придворных он устроил особую проверку на верность. Лициний попросил чиновника по имени Аксентий пройтись с ним в сад, где возле фонтана стояла статуя Диониса, обвитая пышной виноградной лозой. Император приказал Аксентию срезать лучшую гроздь винограда и, когда это было исполнено, велел чиновнику совершить подношение в честь Диониса. Аксентий отказался, и тогда император поставил его перед выбором: либо он немедленно возложит виноград к ногам статуи, либо пусть убирается прочь. Аксентий, который впоследствии стал епископом в городе Мопсуестия (в совр. Турции), предпочел оставить двор. Подобная проверка стала первой из многих, которые вскоре провел Лициний, ну а потом страх заставил его принять более крутые меры.

В 323 г. Лициний поставил всех чиновников перед выбором: они должны были либо совершить жертвоприношения римским богам, либо уйти в отставку. Точно такая же альтернатива была предложена военным. По совету недовольных из числа чиновников-язычников Лициний не ограничился этими мерами, и 24 декабря того же года до Константина дошли вести, что Лициний на празднованиях, приуроченных к пятнадцатилетию его правления, заставлял епископов совершать жертвоприношения. Всех отказавшихся ждало суровое наказание. Собрания и советы епископов были запрещены. Лициний не желал, чтобы ведущие представители христианской церкви объединялись, и не хотел их видеть в своем окружении, поэтому он издал эдикт о том, что епископам следует оставаться в своих городах и приходах. Теперь собрания христиан и богослужения разрешалось проводить только под открытым небом, а все налоговые льготы для христиан были отменены. Лициний не пошел еще дальше скорее всего только благодаря влиянию своей жены, которую очень любил, однако у чиновников в его администрации не было столь сильного сдерживающего фактора. Короче говоря, Лициний силой политики попустительства инициировал на востоке Римской империи новую кампанию по преследованию христиан. Наместникам провинций разрешалось без всяких опасений наказывать провинившихся христиан, закрывать и сносить церкви и даже убивать ведущих представителей христианской церкви, как это случилось с епископами провинции Вифиния-Понт. По свидетельству Евсевия, их тела были изрублены на куски и брошены в море на корм рыбам.[85]

Лактанций, советник Константина и наставник его сына, не уставал уговаривать правителя западной части империи встать на защиту справедливости. Когда Константин, весьма вероятно специально провоцируя Лициния, захватил его владения во Фракии под предлогом отражения нападения готов, обе стороны тут же ухватились за возможность продолжить прерванную войну. Помимо имевшегося повода к войне у Константина было еще немало оснований выступить против зятя и бывшего союзника. Властителю западной империи предстояло сражаться против деспота и тирана во имя спасения и освобождения гонимых и угнетенных.

Итак, все было готово для фактически последнего масштабного противостояния в истории Рима. Константин и Лициний быстро собрали войска. Численность армий поражала — каждая из враждующих сторон имела под своим началом более 100 000 человек пехоты и 10 000 конницы. Даже учитывая склонность античных историков к преувеличению, можно с уверенностью утверждать, что силы были стянуты немалые. Войско Лициния состояло из египтян, финикийцев, выходцев из Карий и Вифинии, греков из Малой Азии, африканцев. Константин, под властью которого находилась большая часть Римской империи, в основном полагался на вспомогательные части, нежели на римские легионы регулярного состава. Евсевий с удовольствием сравнивает армии противников: солдаты Константина, естественно, предстают воинами Божьими, а легионеры Лициния — болванами и шутами, почитателями традиционных божеств и восточных мистических культов колдунов, волшебников, пророков и предсказателей.

Прежде чем армии сошлись лицом к лицу, Лициний обратился к жрецам с просьбой погадать об исходе войны. Авгуры в поисках знамений провели гадание по полету птиц и вынесли вердикт, пообещав Лицинию, что он одержит победу. Дело на этом не кончилось. Лициний, взяв с собой самых преданных военачальников, повел их в чащу, в глубине которой находилась священная роща. Из-за ветвей деревьев и покрытых мхом скал, по которым бежали ручьи, на воинов взирали статуи языческих богов. Были совершены приличествующие обстоятельствам жертвоприношения, после которых Лициний обратился к военачальникам с речью. Эта речь весьма соответствует образу императора-язычника, который рисуют нам историки-христиане, приводя причины начавшейся войны:

«Друзья и товарищи! Перед вами боги наших предков. Мы чтим этих богов, потому что им поклонялись наши отцы. Тот, кто идет против нас, отрекся от заветов предков, избрав себе иного иноземного бога. Более того, он осрамил свою армию, заставив воинов нанести на себя позорный символ этого бога. Слепо уверовав в этого бога, он решил пойти на нас войной, подняв руку не на нас, а в первую очередь на наших богов, которых он оскорбил. Теперь пришло время показать, кто же из нас слепец. Это решат боги, которых чтим мы, и бог, которому молится наш противник».[86]

3 июля 324 г. состоялась первая битва при Адрианополе во Фракии (совр. Эдирне), в результате которой надежды Лициния на успех и скорую победу развеялись как дым.

Армии заняли исходные позиции на противоположных берегах реки Гебр. Каждый раз, когда на глаза воинам Лициния попадался штандарт Константина с монограммой Христа, тишину разрывали улюлюканье и оскорбления. Однако в ходе этого странного стояния на реке Константину удалось захватить инициативу в свои руки. У него получилось обвести противника вокруг пальца, совершив обманный маневр: Константин сделал вид, что собирается строить через реку мост. Для вящей убедительности он даже отправил часть солдат в горы за лесом. Одновременно с этим Константин тайно искал брод. Когда его конница пересекла реку, она захватила войско Лициния врасплох. Легионеры Ли-циния пришли в смятение и бросились бежать. Конница кинулась в погоню и многих изрубила. Войско противника было рассеяно, немало воинов сдалось в плен, однако Лицинию удалось спастись.

Лициний и остатки его армии проследовали быстрым маршем к побережью, где сели на корабли и попытались пересечь Босфор, желая оказаться в безопасности. Константин, однако, предусмотрел такое развитие событий. Он приказал своему старшему сыну Криспу отправиться в погоню, и семнадцатилетний подросток, получивший под свое начало флот из двухсот кораблей, бросился исполнять волю отца. Лициний, в свою очередь, приказал командующему флотом остановить преследователей. Эскадры враждующих сторон встретились в узком проливе Геллеспонт. Крисп принял волевое решение оставить основную часть флота и атаковать противника восемью самыми быстрыми кораблями. Маневр оказался гениальным. Крисп нанес удар быстро и точно. В отличие от передовой группы Криспа, флот Лициния сгрудился в узком тесном проливе, где у него не было пространства для маневра. Над поверхностью моря, покрытого лесом парусов, воцарился хаос грохочущих, сталкивающихся весел. Криспу удалось потопить несколько судов противника, но потом опустилась ночь, положив конец битве. На следующий день подул сильный южный ветер, который завершил начатое сыном Константина: флот Лициния разбило о скалы. Таким образом, властитель Западной Римской империи одержал еще одну блистательную победу — теперь на море. Несмотря на это, Лицинию потребовалось всего лишь несколько недель, чтобы перегруппировать свои силы и собрать в Азии еще одну армию. Враги вновь встретились у Хрисополя. У Лициния еще было достаточно сил, чтобы продолжить борьбу.