Зигзаг - Хосе Сомоса

Он умолк, тяжело дыша. Потом снова повернулся к Виктору и посмотрел на него бесстрастным, спокойным взглядом:

— Мне страшно, падре. Страшнее, чем ребенку в темной комнате. С тех пор как все это началось, я могу закричать, если меня напугает друг, или наделать в штаны, если остаюсь ночью один. Никогда в жизни я так не боялся… Я знаю, что, если, как вы думаете, Бог есть, он… или оно… это Антибог. Антинадежда. Антихрист, так ведь говорят?

— Да, — пробормотал Виктор.

Картер остановил на нем свой взгляд.

— Но вы не переживайте, вас это не касается. Это наша проблема. Если вашим коллегам не удастся быстро найти решение, он убьет всех нас, но не вас… Вы просто сойдете с ума. — В его голосе вдруг зазвучало презрение. — Так что не переживайте из-за этих дурацких тараканов и занимайтесь коробками. — И, повернувшись, вышел из кладовой.

Он резко проснулся. Он был дома. Они с Риком Валенте рвали в клочья девчоночьи брюки. К счастью, все остальное (и остров, и жуткие убийства) было просто дурным сном. Пути подсознания неисповедимы, подумал он.

— Смотри-ка, — говорил ему Рик, который придумал сверхбыструю машинку для разрывания брюк.

Но все было не так. На самом деле он сидел на полу, его голая спина упиралась в холодную металлическую стену. Он узнал узкую кухню научной станции. В окно проникали лучи рассветного солнца, но разбудил его не свет.

— Виктор… — доносилось из стоявшей на полке рации. — Виктор, ты тут? Можешь позвать Картера и прийти с ним в кинозал?

— Что-то получилось? — с трудом вставая, спросил он.

— Приходите скорее, — вместо ответа сказал Бланес.

По его голосу Виктору показалось, что он в ужасе.

29

— Левое изображение получено из видеозаписи; правое — из временной струны недавнего прошлого, где-то на двадцать минут раньше… Мы открыли ее с помощью этой записи. Обратите внимание на тень около спины…

Бланес подошел к экрану и провел указательным пальцем по контуру правого изображения. Фотографии были очень похожи: на них была лабораторная крыса с коричневой шерстью, тонкими усами на мордочке и розоватыми лапками. Но у крысы в правой части экрана был слегка коричневатый оттенок, и вокруг нее виднелся темный ореол, как будто при печати наложилось несколько картинок.

Хотя были и другие различия:

— Глаза у второй… — прошептала Элиса.

— Об этом позже, — прервал ее Бланес. — Сейчас обратите внимание. — Он снова прошел на другой конец зала и вывел на экран другое изображение. — Это запись с целым стаканом. Видите что-нибудь странное?

Все вытянули шеи. Даже стоявший у двери Картер подошел поближе.

— Какая-то… тень вокруг стакана, как на картинке с крысой? — заметила Жаклин.

— Вот именно. Мы приписывали это нечеткости изображения, но это двойник.

— Как это — двойник? — спросила Элиса.

— Серджио Марини описал все в своих архивах… Открытие принадлежит ему, я никогда не знал об этом… — Бланес был взволнован, почти на пределе, Элиса никогда раньше его таким не видела. Приводя им объяснения, он быстро щелкал по клавиатуре, и на экране одно за другим сменялись изображения. — Похоже, что когда мы получили изображение целого стакана, с ним произошло нечто странное. Через двадцать минут три часа и девятнадцать часов после проведения эксперимента ему привиделся этот стакан. Он появлялся перед ним где угодно: в автобусе, в постели, на улице… Видел его только он. Когда Марини пытался до него дотронуться, стакан пропадал. Он подумал, что это галлюцинация, поэтому ничего мне не сказал, но начал проводить эксперименты самостоятельно и скоро убедился в том, что все изображения предметов, полученные из временных струн недавнего прошлого, производят подобный эффект. Тогда он попробовал с живыми существами, сначала с крысами. Он снимал их и открывал струны недавнего прошлого. С этого момента перед ним через определенные промежутки времени начали появляться виденные им на снимках прошлого крысы, так же, как раньше стакан: на работе, в машине, где бы он ни находился… И только ему. Ничего особого они не делали — просто появлялись. Но все огни в пространстве диаметром около сорока сантиметров вокруг этого видения пропадали. Марини решил, что, очевидно, двойники — так он их окрестил — используют эту энергию для появления. Он предположил, что процесс раздвоения является прямым следствием пересечения между недавним прошлым и настоящим.

На экране крыс сменили кошки и собаки. Бланес продолжал:

— Он провел опыты с более крупными животными… И заметил другие особенности. Даже если на изображении было запечатлено несколько животных, раздваивалось только одно, причем не всегда одно и то же. Он посчитал, что выбор является случайным. Предсказать, кто именно раздвоится, можно было по теням, окружавшим его изображение в открытой струне, как будто раздвоение происходило именно в тот момент… Он также обнаружил, что, если животное погибало, раздвоения не происходило. То есть мертвое животное и то же самое живое животное не могли существовать одновременно даже в различных струнах времени. Имея все эти данные, он привлек к работе Крейга. Они продолжили опыты и пришли к заключению, что двойники реальны, хотя являются только в пространстве и времени тех, кто проводит опыт.

— Как такое возможно? — спросил Виктор. — В смысле, как может быть, что какой-то предмет или живое существо одновременно появляются в разных местах?

— Виктор, не забывай, каждая струна времени уникальна, и все, что в ней имеется, включая предметы и живых существ, тоже. Райнхард очень любопытно это объясняет. Он говорит, что каждую долю секунды мы — это кто-то другой. Иллюзия, что мы не меняемся, вызывается нашим мозгом, чтобы избежать безумия. Возможно, шизофреники способны воспринимать различия между множественными существами, из которых складывается наше «я» на протяжении временного измерения… Но при отделении одной струны времени недавнего прошлого содержащиеся в ней предметы и живые существа также оказываются отделенными в потоке времени и… живут своей жизнью в течение пропорциональных периодов.

Картер громко фыркнул и сменил позу, опершись рукой на дверную раму.

— Картер, если вы чего-то не понимаете, спросите, — сказал Бланес.

— Тогда пришлось бы начинать с вопроса о том, как меня зовут, — проворчал Картер. — С тех пор как вы начали говорить, у меня такое впечатление, что я беременен тройней.

— Минутку, — перебила его Элиса. Цвета снимков бликами ложились на ее голые ноги. Ноги были разведены, стул повернут спинкой вперед. — Включи предыдущую картинку… Нет, не эту… Раньше, увеличенный снимок раненой крысы… Вот она.

Фотография цвета сепии занимала весь экран. На ней была крыса с глубокой ложбиной на морде и дырой в спине. Но раны были чистые и не кровоточили.

— Жаклин, тебе эти раны ничего не напоминают? — Элиса поняла, что та уже сообразила.

— Женщина из Иерусалима…

— И лапы динозавров. Надя обратила мое внимание на их сходство…

— Заметьте также, что у некоторых собак и крыс не видно зрачков, — сказал Бланес. — Это как раз собиралась сказать Элиса.

Белые глаза. Элиса затаила дыхание.

— Что все это значит? — спросил Виктор.

— Марини и Крейг нашли ответ на этот вопрос. На самом деле это происходит не только с конечностями или с лицами. Подождите. — Он вернулся к изображению целого стакана и увеличил его. — Обратите внимание на правый бок. Тут не хватает кусков стекла… Даже… Посмотрите на эти дыры в центре… Это не пузырьки, а недостающие фрагменты материи. Наш мозг воспринимал только, так сказать, самые антропоморфные недостатки: лица или пальцы… Но все предметы из прошлого, включая землю и облака, испещрены дырами, ранами… Объяснение этому удивительное… и очень простое.

— Планковское время, — прошептала Элиса, вдруг догадавшись, в чем дело.

— Правильно. Мы воспринимали эти изображения как фотографии или кадры из фильмов. Знали, что это не так, но бессознательно воспринимали их именно таким образом. Однако это открытые струны времени. Каждая струна — это планковское время, самый короткий промежуток реальности, настолько малый, что свет за этот период практически не смещается в пространстве. Материя состоит из атомов — ядер из протонов и вращающихся вокруг них нейтронов, — но за такой короткий промежуток времени электроны не успевают заполнить весь предмет, каким бы плотным он ни был — остаются дыры, пробелы… Наше лицо, тело, стол или гора будут выглядеть незавершенными, искалеченными. Мы не замечали этого, пока не увидели лица женщины из Иерусалима.