Париж.ru - Елена Арсеньева

Данила замахал рукой – «пазик» затормозил рядом. В салоне сонно клевали носами двое каких-то полуночников, ну да – времени-то сейчас уже... Данила посмотрел на часы и тут обнаружил, что запястье запачкано кровью. Это вновь надолго выбило его из колеи. Хорошо, что попутчики подремывали, не обращая на него никакого внимания. Постепенно Данила отдышался, смог выпрямиться (а то сидел, согнувшись крючком, даже спину заломило), поглядел в окно.

Секундочку! Это что такое слева по борту? Под луной темно блестит вода. Ока, что ли? А справа промелькнуло здание Нижегородской ярмарки, потом гостиница «Центральная». Вот это да! Получается, он опять оказался в Заречной части? Ну и водит его сегодня, ну и крутит! Куда же направляется маршрутка? А, понятно, на вокзал. Интересно, найдет ли он в такую пору транспорт наверх? Попадет ли наконец на Советскую площадь, домой? Как хочется спать... Лечь, уснуть, а проснувшись, убедить себя, что никакого убийства не было, что все это – лишь морок от усталости, что переутомился агитатор Холмский, бегая с анкетками... Он нервно прижал к груди портфельчик и вдруг увидел, что из него что-то торчит.

Ну да, столько анкет, что они уже вываливаются!

Стал поправлять то, что торчало, – и замер, как давеча, там, в жуткой квартире. Никакие не папки с анкетами высовывались из пластикового портфельчика. Это был запечатанный магазинный пакет с аккуратно сложенной зеленоватой мужской рубашкой. Поперек пакета броская надпись: «Paris. BURTON». А на воротничке рубашки, изнутри, этикетка с меленькими буковками: «Pure cotton». Чистый хлопок, значит...

– Приехали! – сообщил водитель, обернувшись в салон. – Все, выходим. Московский вокза-ал...

Поскольку на слове «вокзал» он широко зевнул, из разинутой пасти его вырвалось устрашающее рычание.

Данила вылетел вон и рысью бросился к бессонному, ярко освещенному зданию вокзала. Сразу спустился вниз, в подвальный этаж, где сверкали витринами множество закрытых на ночь киосков, нашел укромный закуток между ними, забился туда, положил на поднятое колено портфельчик, щелкнул замочком... и если бы стоял в не столь узком пространстве, то тут же рухнул бы навзничь. А так его просто шатнуло к стеклянной стенке соседнего киоска, но на ногах он удержался.

Где его документы? Где его файлы? Где с таким трудом собранные анкеты?! Что это за зеленая рубашка? А вот еще одна – желтая, в аналогичном пакете. Из множества файлов только один заполнен какими-то документами. Темно-бордовая книжечка загранпаспорта, красно-синяя, длинненькая, с надписью «Аэрофлот» – это что, билет на самолет? Белый конверт без марки, из которого торчат разноцветные бумажки... Это что такое? Это чужое! Это не его, не Данилы, портфель! Откуда он к Даниле попал?

Откуда?

И тотчас вспомнилась полутемная прихожая на улице Минина, его тырканья в незапертую дверь в поисках пути к бегству, вспомнилось, как он, не глядя, схватил стоящий в углу портфельчик.

В углу! Вот именно! В углу прихожей. В то время как свой портфель с документами он поставил возле телефонной тумбочки в комнате. Надо думать, он там до сих пор находится. В той самой комнате, где на телевизоре стоят красивые чугунные часы. В той самой комнате, где на диване лежит труп человека, убитого ударом ножа. А нож этот валяется на полу.

И только теперь Данила Холмский сообразил, что, собственно, произошло. Он оставил на ноже свои отпечатки пальцев. Он вообще где только их не насажал, пока метался по квартире, как испуганный конь! Но даже конь поступил бы гораздо умнее. Он-то не хватался бы за что попало с перепугу. Прежде всего потому, что хвататься коню особенно нечем.

Отпечатки, боже мой... Портфель с документами. Данила Холмский – преступник. Искать другого не надо. И не будут! Зачем голову ломать? Кто поверит в ту фантастику, которую он расскажет в свое оправдание?

Все, он пропал. Он погиб. Арест, суд, тюрьма... Сколько мучений впереди! Не лучше ли выйти сейчас же на перрон и броситься под поезд, который грохочет наверху?

– Вниманию встречающих! Фирменный поезд двадцать шесть «Малахит» сообщением Нижний Тагил – Москва прибыл к первой платформе. Стоянка поезда двадцать минут. Повторяю...

Ну, если не везет, то не везет во всем. Даже тот поезд, под которым Данила решил сложить свою дурную голову, и тот остановился. Тронется только через двадцать минут. Так что с избавлением от мучений придется повременить.

Плохо отдавая себе отчет в том, что делает, Данила снова уложил пакеты с рубашками в портфельчик, начал укладывать папку, но та выскользнула из рук. Синяя книжечка с надписью «Аэрофлот» раскрылась. Данила невольно вчитался в красные – почему-то текст в графах был отпечатан красным цветом – буквы.

Это был билет на рейс 253 сообщением Москва – Париж. Самолет вылетал первого августа в тринадцать часов. На нем должен был отправиться в Париж человек по фамилии Chvedov.

«Что за Чведов еще такой?» – уныло подумал Данила, подбирая с полу загранпаспорт. И ахнул, увидев чем-то знакомое лицо.

Да ведь этот тот самый человек... убитый. Это он звался Alexej Chvedov. Это он должен вылететь первого августа из Москвы в тринадцать часов в Париж. Теперь уже не вылетит, факт.

А это что? Билет на поезд номер двадцать шесть... отправление из Нижнего тридцать первого июля 01.30, прибытие в Москву 9.00. Тот самый поезд, который отправляется через двадцать минут? Да, именно так. Кстати, фамилия убитого вовсе не Чведов, а Шведов. Вот, на железнодорожном билете русским языком написано.

«Ну, теперь уже никто не поедет этим поездом, ни Чведов, ни Шведов», – уныло подумал Данила, разглядывая фотографию в паспорте. Чем-то это лицо казалось знакомым. Ну чем, чем, небось смотрел на этого Шведова целый вечер, вот и привык. Хотя убитый не очень-то похож на свою фотографию. Она сделана пять лет назад – срок действия паспорта заканчивается через полгода! – и за эти пять лет Шведов очень сильно постарел. Здесь-то, на фото, ему двадцать семь лет – как Даниле. И волосы он раньше носил точно так же убранными со лба, как носит Данила теперь. И щеки чуть поросли двухдневной щетиной, как сейчас у Данилы, – тогда это был первый писк моды! А интересно, в тюрьме надо каждый день бриться или оттуда выходят с окладистыми бородами?

Тюрьма! Мысль о том, что свою невиновность доказать не удастся, вернулась, как бумеранг. Его посадят в тюрьму! Или казнят за убийство? Нет, вроде бы у нас отменили смертную казнь, чтобы в доверие к Европе втереться. Да чем лучше пожизненное заключение?

Смотри, смотри напоследок на свое отражение в витрине киоска: больше не быть тебе молодым и красивым...

– Ну уж нет, в тюрьму ни за что ни про что я не пойду! – пробормотал он.