Секира и меч - Сергей Зайцев

Глеб к тому времени уже числился у Трифона в любимцах. Начальник стражи всерьез задумывался, не сделать ли ему Глеба пентеконтархом.

Как-то в очередной раз выпало десятку Глеба стоять ночью на стенах. А ночи были еще прохладные, на высоких стенах и башнях часто дул пронизывающий ветер, поэтому стражники мерзли. Чтобы согреться, они жгли на башнях костры и, разумеется, тайком согревались вином. Согревшись, воины поигрывали в кости, подменяли друг друга.

Этой глухой ненастной ночью стражники очень хорошо согрелись. Глеб даже выбранил двоих за то, что они «сторожили не в ту сторону». А игра складывалась удачно: Глеб все выигрывал и выигрывал. На плече у Глеба висела кожаная сумка, в которую он складывал выигранные деньги. Играли по-крупному, в три кубика. Кроме Глеба, кости бросали Каллистрат Душегуб, Велизарий – тот самый, с поломанным носом, и Щелкун. Волк в это время был на стене. Тут к месту будет сказать, что когда Волк стоял на страже, все могли быть спокойны; давно уж заметили – мимо Волка комар незамеченным не пролетит.

Когда Глебу выпал очередной кербос и он ссыпал выигранные номисмы в суму, Душегуб предложил еще «погреться» и взялся разливать по чашам вино. Он разливал вино и нахваливал его, а еще сетовал, что ему в игре сегодня не везет, а везет только Глебу.

Тут вдруг Велизарий вскричал:

– Глеб! Гляди-ка, он хочет обокрасть тебя!

Все вздрогнули от неожиданности, и Глеб – тоже. Он спросил:

– Кто хочет обокрасть?

Каллистрат Душегуб поставил кувшин. Он хоть и вздрогнул, а не пролил ни капли.

– Как кто? – Велизарий сверлил Душегуба главами. – Вот он!…

– Душегуб? – удивился Глеб.

– Ну да! Неужели ты не чувствовал? Глеб, и вправду, ничего не чувствовал. Он покосился на сумку: та как висела на плече, так и висела. Душегуб выпучил глаза:

– Ты с ума сошел! Чтобы я крал у Глеба?.. Да я убью тебя за такие слова!…

– Ты хотел украсть! – настаивал Велизарий. – Ты левой рукой разливал вино, а правой тянулся к его сумке…

– Ты сам не знаешь, что говоришь! – брызгал слюной Душегуб. – Привиделось спьяну! А мне теперь доказывать, что я не вор…

Так он говорил, сделав самые честные глаза, однако к сумке Глеба, действительно, сидел подозрительно близко. Впрочем это еще ничего не значило: они все сидели тесно за маленьким дощатым столом.

Велизарий сказал:

– Какой мне смысл тыкать в тебя пальцем, если ты не вор?

– Ты все придумал! Я убью тебя!… – все сильнее горячился Каллистрат и уже хватался за меч.

Глеб велел:

– Успокойтесь! К чему ссориться из-за денег?

– Дело не в деньгах, – начинал повышать голос и Велизарий, – а в воровстве!

– Я убью тебя! – опять обещал Душегуб. Щелкун сказал:

– Проверь, Глеб, деньги. Глеб заглянул в сумку:

– Деньги на месте. Хотя я не помню, сколько их было.

– Вот видишь! – обрадовался Душегуб. – На месте денежки!… Глеб, ты мне веришь?

Глеб хотел замять это дело и сказал:

– Конечно, Каллистрат, я тебе верю. Но здесь обиделся Велизарий:

– Значит, ты не веришь мне? Значит, я солгал? И ничего такого не было? И вор не тянулся к твоей сумке?

Глеб не знал, как быть. Он взял свою чашу. И, пока пил, думал.

Вытер губы рукавом, сказал:

– Я и тебе, Велизарий, верю. Но смотри, в башне полумрак. Костер небольшой, факелы почти прогорели. Мечутся тени. Тебе могло и привидеться…

Глебу очень хотелось прекратить этот спор, но он продолжался бы еще долго и неизвестно к каким бы последствиям привел, если бы в башню тут не вошел Волк. Глаза его выдавали возбуждение.

Волк сказал:

– Крестоносцы!

И все поскорее высыпали из башни на стены – посмотреть.

Но сначала ничего не увидели. Была очень темная ночь.

Стражники крестоносцев услышали…

Из темноты с холмов стали доноситься нарастающий топот, ржание лошадей, крики…

Глеб кивнул:

– Да, похоже, что это они! Давно уже ходят слухи… – и распорядился: – В башне навести порядок… Проверить ворота… Доложить Трифону…

Воины бросились исполнять приказания; внизу, на мостовой, зацокали копыта – кто-то поскакал к начальнику стражи.

И скоро Трифон тоже был на стене.

Начинало потихоньку светать. Стражники пристально вглядывались в тающую мглу. Сначала завидели привычные глазу покатые склоны холмов. Потом разглядели нечто пестрое на них.

Кто-то из стражей охнул:

– Господи! Как их много-то!…

Скоро стали ясно видны бесчисленные конные отряды рыцарей. Холмы были покрыты ими, как лесом. Поблескивали доспехи в бледном утреннем свете, пестрели нарядные одежды и украшенные гербами щиты.

Глядя на несметное рыцарское войско, Трифон щурил глаза:

– О, я их ненавижу!… – прошептал он. – Пока они добрались до города, ограбили и разорили полстраны.

Глеб, слышавший эти слова, сказал:

– Я тоже разговаривал с беженцами. Эти рыцари ведут себя, как враги, хотя спешат назваться друзьями.

– И это не удивительно! Попомнишь мои слова, юноша, не очень-то нужен им Гроб Господень и они сами не верят, что двинутся на Иерусалим. Этим рыцарям нужен Константинополь, а их герцогам – византийский трон.

Глеб был очень удивлен.

Начальник стражи, заметив его удивление, добавил:

– Вот посмотришь, они будут очень настаивать, чтобы мы им открыли ворота, и не будут спешить переправиться через пролив… И если Алексей, устроитель народов, поддастся на уговоры и пустит латинян в город, он тем самым убьет и город, и себя. Но император мудр. И нам остается только положиться на его мудрость, как ему на нашу верность. Алексей найдет выход и на этот раз…

Со стороны латинского войска все время слышался приглушенный шум. И вдруг шум этот стал нарастать и вылился в ликующий крик всего воинства.

– Что там происходит? – не мог понять Глеб. Трифон зло смотрел на рыцарей:

– Так они приветствуют город. Они рассмотрели его наконец! Он им понравился…

Глеб поражался. Этих рыцарей, сильных, хорошо вооруженных, окруженных оруженосцами, было раз в десять больше, чем насчитывало крестьянское ополчение полгода назад. С горечью подумал Глеб о том, что вот это войско отправить бы туда, под Никею, где, наверное, до сих пор высится гора мертвых. Уж эти рыцари разбили бы турок – в том сомнений быть не может!

Латиняне все время были в движении. Новые и новые отряды прибывали к ним. Они выстраивались на холмах в каком-то определенном, известном только самим латинянам порядке.

– А вот и их повелитель! – прошипел Трифон. – Храни нас Бог!…

Перед войсками появился всадник. Все опять закричали – еще громче прежнего. Этот крик двумя-тремя волнами прокатился над холмами.