Короли и капуста (сборник) - О. Генри

Я вежливо киваю мистеру Бидлю, присаживаюсь на край ложа и нащупываю у мэра пульс. «Покажите-ка вашу печень – то есть этот, язык», – говорю. Затем оттягиваю ему веки и внимательно разглядываю зрачки.

– И давно вы болеете? – спрашиваю.

– Я слег… ау-ой!.. вчера ночью, – говорит мэр. – Пропишите мне что-нибудь, док, прошу вас!

– Мистер Фидль, – говорю, – приоткройте шторы, а?

– Бидль, – поправляет тот. – Может быть, вам хочется яичницы с беконом, дядя Джеймс?

– Господин мэр, – говорю я, прикладываясь ухом к его ключице, – у вас острое обострение предвоспаления правого клавесинного клапана!

– О господи! – стонет он. – А вы не можете его чем-нибудь помазать или, там, вправить как-нибудь?

Я беру шляпу и направляюсь к выходу.

– Вы что, уходите, док? – прямо-таки воет мэр. – Неужто вы оставите меня помирать от этого, как там, заострения кларнета?

– Из одних лишь соображений гуманности, доктор Вой-вой, – подает голос мистер Бидль, – нельзя бросать собрата на произвол болезни.

– «Доктор Воо-Ху», господин заика, – отвечаю. Затем подхожу к постели больного и отбрасываю со лба волосы.

– Господин мэр, – говорю я, – у вас одна надежда на спасение. Лекарства тут бессильны, сколь бы они ни были всесильны. Остается уповать на высшие, – говорю, – силы.

– А поконкретнее? – спрашивает он.

– Научный метод, – говорю. – Не нытье определяет сознание, а как раз наоборот – то есть все болезни идут оттого, что нам просто нездоровится, а остальное – предрассудки и заблужденья. Признайте, – говорю, – первичность материи над манифестацией.

– О какой такой мануфактуре вы разглагольствуете, док? – говорит мэр. – Вы часом не социалист?

– Я имею в виду, – отвечаю, – великую докторину психического маневрирования, просвещенную методологию отсознательного психизма и болеутоляющего клистира, а именно – чудесную забаву, известную под наименованием персонального магнетизма.

– И вы умеете обращаться с этой штукой? – спрашивает мэр.

– Я один из круга Избранных Синедрионов и Выспренних Махаонов Тайного Удилища, – ответствую я. – Стоит мне сделать пару пассов, как хромые обретают голос, а слепые – волос. Я – опытный медиум, спирит, иприт и привидец. Только благодаря моим сеансам в Анн-Арборе покойный директор «Мичиганской уксусной компании» смог вернуться в стан живых и пообщаться со своей сестрой Джейн. Да, вы видите во мне уличного торговца, но это – говорю, – для бедных. Я не разбазариваю персональный магнетизм на тех, кто не в состоянии оценить его по достоинству.

– А меня вы возьметесь лечить? – вопрошает мэр.

– Послушайте, – говорю. – Куда бы я ни приехал, у меня вечно возникают неприятности с медицинским сообществом. Так что медициной я не занимаюсь. Но ради спасения вашей жизни я готов провести сеанс психического исцеления, если вы дадите мне слово мэра, что у меня не будет трудностей с разрешением.

– Само собой, – отвечает он. – А теперь за работу, док, а то меня сейчас опять скрутит.

– Мой гонорар – 250 долларов, исцеление гарантировано после двух сеансов, – замечаю я.

– Хорошо, – говорит мэр. – Я плачу. Пожалуй, моя жизнь того стоит.

Я присел на краешек кровати и посмотрел ему в глаза.

– Итак, – говорю, – выкиньте из головы мысли о болезни. Вы здоровы. У вас вообще нет ни сердца, ни клапана, ни желудочка, ни мозгов, ничего такого. И боли тоже нет. Это все самовнушение. Ну что, чувствуете, как вас покидает боль, которой вы не испытывали?

– А и впрямь лучше становится, док, – говорит мэр, – будь я проклят. А ну-ка, придумайте теперь, будто у меня не колет в левом боку, и тогда, глядишь, я смогу съесть пару гречневых оладий с колбасой.

Я сделал руками несколько пассов.

– Теперь, – говорю, – колик как не бывало. Правая доля перигелия сошла. Вас клонит в сон. Вам трудно держать глаза открытыми. На сегодня недуг остановлен. Теперь – спать.

Мэр медленно закрывает глаза и заходится храпом.

– Обратите внимание, мистер Тидль, – говорю, – на чудеса современной науки.

– Бидль, – поправляет он. – Когда вы придете к дяде снова, доктор Ху-ху?

– Воо-Ху, – поправляю я. – Я приду завтра ровно в одиннадцать. Когда он проснется, дайте ему восемь капель скипидара и три фунта мяса. Всего хорошего.

На следующее утро я пришел, как и обещал.

– Ну, мистер Ридль, – приветствую я его в дверях спальни, – как сегодня чувствует себя ваш дядюшка?

– Гораздо лучше, – отвечает тот.

У мэра и вправду нормализовался пульс и румянец. Я провел второй сеанс, и он сказал, что боль как рукой сняло.

– Значит, так, – говорю, – полежите денек-второй в постели, и все будет в порядке. Вам повезло, что я оказался проездом в Фишер-Хиле, господин мэр, ибо все известные медицине лекарства не смогли бы вам помочь. А теперь, когда заблуждение рассеяно, а боль ушла, обратимся к более радостной теме – например, к гонорару в 250 долларов. Только наличными, умоляю вас, – даже не знаю, что я больше ненавижу: расписываться на обратной стороне чека или на лицевой.

– Деньги у меня при себе, – говорит мэр, вытаскивая из-под подушки бумажник.

Он отсчитывает пять полтинников, но отдавать не спешит.

– Принеси квитанцию об оплате, – говорит он Бидлю. Короче говоря, подписал я квитанцию и получил свои деньги. Только сунул их во внутренний карман, как мэр говорит:

– А теперь исполняйте свой долг, офицер. – И ухмыляется совсем как здоровый.

Мистер Бидль берет меня под руку.

– Вы арестованы, доктор Воо-Ху, он же Питере, – говорит он, – за незаконную медицинскую деятельность в штате Арканзас.

– А вы кто такой? – спрашиваю.

– Я вам сейчас объясню, – говорит мэр, привставая с постели. – Это детектив, нанятый Медицинским обществом штата. Он преследовал вас в пяти округах. Вчера он обратился ко мне, и мы вместе разработали план вашей поимки. Так что в наших краях вам больше не лекарствовать, господин Факир. Что там у меня было, а? – хохочет он. – Обострение… осложнение… ну, уж точно, что не размягчение мозгов, согласитесь!

– Детектив, значит, – говорю.

– Именно, – говорит Бидль. – Я должен передать вас в руки шерифу.

– Только попробуй, – говорю я и вцепляюсь Бидлю в горло, намереваясь вышвырнуть в окно, но он выхватывает пистолет и сует мне под нос, так что я мигом унимаюсь. Затем он надевает на меня браслеты и забирает полученные деньги.

– Подтверждаю, – говорит, – что это те же банкноты, которые мы с вами пометили, судья Бэнкс. Я передам их шерифу, а он выпишет вам чек. Они будут использованы как материальное доказательство в суде.

– Хорошо, мистер Бидль, – говорит мэр. – А теперь, док Воо-Ху, – обращается он ко мне, – как насчет демонстрации научного метода? Может, у вас получится раскупорить свой магнетизм зубами и убедить наручники в том, что их на самом деле нет?

– Пойдемте, офицер, – говорю. – Здесь мне задерживаться ни к чему. – Затем я поворачиваюсь к старине Бэнк-су и гневно потрясаю цепями. – Господин мэр, – говорю я ему, – придет тот час, когда вы уверитесь в истинности персонального магнетизма. И ваш случай, – добавляю, – будет тому лишним подтверждением.

Как оно, собственно, и вышло.

Когда мы подошли к воротам, я говорю:

– Энди, нас могут увидеть. Сними-ка с меня эти браслеты, и…

Что? А, ну разумеется, это был Энди Таккер. В этом и заключался его план; вот так мы и стали работать в паре.

Азартные игры в аграрном поясе

Джефф Питере – из тех, кого надо уметь разговорить. Если его без обиняков попросить рассказать о каком-нибудь любопытном случае, он примется доказывать, что на его жизненном пути приключения случались не чаще, чем в самом длинном романе Троллопа. Но если подкрасться исподтишка, он разомлеет. И когда я не ленюсь менять наживку, закидывая удочку в плавное течение его мыслей, в конце концов он непременно клюет.

– Я заметил, – сказал я, – что несмотря на свое материальное благосостояние, западные фермеры снова обратились к своим популистским кумирам.

– Такая уж пора настала, – откликнулся Джефф. – Лед тронулся, сельдь пошла, клены сочатся сиропом, и наш брат фермер не отстает. Эту братию я вдоль и поперек знаю. Раз, правда, встретился мне среди них один почти что отесанный, но Энди Таккер меня переубедил. «Фермер – это диагноз, – говорил Энди. – О, труженик полей, вечно норовящий пролезть из болота в балет! На его могучей спине держится все наше с тобой дело».

Как-то утром просыпаемся мы с Энди в дощатой гостинице посреди кукурузной нивы в южной Индиане и обнаруживаем, что у нас на двоих осталось ровно шестьдесят восемь центов. Не берусь достоверно описать, как мы высадились из поезда накануне вечером, поскольку состав пронесся через село с такой скоростью, что пивнушка, запримеченная нами из купе, на деле оказалась обманом зрения, состоявшим из аптеки, бака с водой и двух жилых кварталов между ними. А соскочить на первом попавшемся полустанке нас вынудили позолоченные часики вкупе с акциями брильянтовых приисков на Аляске, которые нам не удалось продать в соседнем Кентукки.