Нас ждет Севастополь - Георгий Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так начались знаменитые апрельские бои на Малой земле.
В эти дни на Малой земле не осталось буквально ни одного метра земли, который бы не подвергался воздействию огня. Немцы имели превосходство в артиллерии, самолетах, танках, живой силе. На их стороне было тактическое преимущество. Они выбирали точку для удара, имея возможность маневрировать. В сутки они производили на клочок земли, площадью в двадцать четыре квадратных километра, по две тысячи и более самолетовылетов. За пять дней гитлеровцы сбросили на нее более семнадцати тысяч бомб, не считая хлопушек и так называемых сюрпризов. Четыре артиллерийских полка, десятки минометных батарей не прекращали огня ни днем ни ночью.
Бои шли не за километры, а за метры. Но надо побывать на Малой земле, чтобы понять, что такое метр на этом плацдарме. Все то, что люди выстрадали, все жертвы, которые они понесли, — все было поставлено на карту.
Первый удар гитлеровцы нанесли по нашему левому флангу, где держала оборону бригада полковника Шуклина. Обработав передний край артиллерией, гитлеровцы бросили на бригаду целую дивизию. Удар был сильный, но бригада выдержала его. Можно было предположить, что именно здесь главное направление удара немецкой армии. Так считал Шуклин, и такого мнения был начальник штаба десантных войск полковник Аникеев. Но командующий не поверил этому. Не может быть, чтобы противник сразу раскрыл карты. Он обратил внимание на то, что гитлеровцы больше всего бомбили балку, где находился батальон Березского.
— Гитлеровцы проводят на участке Шуклина только демонстрацию, — сделал вывод генерал и заявил об этом своему начальнику штаба. — Я уверен, что главный удар они нанесут стык бригад Шеина и Косоногова. Это их излюбленный прием — разрезать и бить по частям. Местность там подходящая — лощина. Этой лощиной они думают пройти до моря и разрезать Малую землю на две части.
Начальник штаба согласился с его доводами.
Предвидение генерала подтвердилось на другой день. С утра балку пробомбили более двухсот самолетов, и только вышел из пике последний бомбардировщик, как гитлеровцы обрушили на развороченные окопы и огневые точки батальона Березского массированный огонь артиллерии. Огневой налет длился полчаса, а вслед за ним началась атака. Огневой вал переместился в тыл батальона. Замысел был ясен — сбить не только батальон Березского, но и все, что за ним стояло. Если бы это удалось, то Малая земля оказалась бы разрезанной на две части — и тогда гитлеровцам было бы легче добивать остатки десанта.
Батальон Березского дрался героически. За день он отразил четыре атаки. Оглушенные, с воспаленными глазами и потрескавшимися губами, десантники не отступили ни на шаг. К вечеру в батальоне осталось в живых только десять человек. Гитлеровцы смяли их и хлынули в балку.
Генерал позвонил Косоногову и Шеину. Он сказал им одно и то же:
— Отступать некуда. Позади нас море. И позор! Приказываю в течение ночи восстановить положение. Не давайте врагу ни метра земли. Ни метра!
Вечером к генералу прибежал командир бригады полковник Шеин, рыжий, крепко скроенный человек. Его голубые глаза были мутны, а губы вздрагивали. Он упал головой на стол и истерически зарыдал. Начальник политотдела корпуса полковник Рыжов, широколицый, всегда невозмутимо спокойный, дал ему кружку воды. Выпив, Шеин скрипнул зубами и заявил:
— Это ад! Я воевал в Севастополе, но такого огня не испытывал! У меня не выдерживают нервы! Спасать людей надо, генерал!
— Как? — спокойно спросил командующий, сдвигая густые брови.
— Эвакуировать! Иначе нас всех здесь уничтожат!
— Выпейте-ка еще кружечку воды, — посоветовал Гречкин.
Шеин безропотно выпил, стуча зубами о край кружки.
— А теперь — встать! — крикнул на него генерал.
Шеин вскочил и вытянулся перед ним.
— Своим офицерам внушал такие мысли? — резко спросил его генерал.
— За кого вы считаете меня, товарищ генерал? — приходя в себя, сказал Шеин. — Я не трус.
— Вы не трус, но вы… — генерал не подобрал подходящего слова, рассердился и закричал на Шеина: — Как вы смеете предлагать мне такое? Вы не верите в своих людей! Только уважение к вашим севастопольским заслугам удерживает меня, иначе я сейчас же отстранил бы вас от командования бригадой! Учти, полковник, у нас есть оружие, которого нет у фашистов, — это стойкость! Я верю в воинское мастерство и стойкость наших десантников! Почему вы не верите?
Пока Гречкин кричал, Шеин то бледнел, то краснел. Смущенно моргая глазами, он сжал кулаки и стукнул себя по лбу.
— Простите, товарищ генерал, — виновато сказал он, вздыхая — Спасибо за холодный душ.
— Может быть, третью кружечку выпьете? — спросил Рыжов.
— Благодарю вас, — натянуто улыбнулся Шеин и, козырнув, выбежал из капонира.
После его ухода генерал несколько мгновений молчал, потирая виски, затем вернулся к Рыжову:
— Вот, Андрей Иванович, дошло до чего. Всех политработников отправьте на передовую. К Косоногову и Шеину в первую очередь. К Шеину сходите сами. Надо поддерживать дух десантников.
Рыжов протянул ему листовку:
— Вот из политотдела армии прислали обращение Военного совета.
— Полковник Брежнев утром беспокоился об этом. Он писал его вчера и хотел, чтобы его успели отпечатать и прислать нам. Оперативно сработали политотдельцы.
Гречкин взял листовку.
На листовке крупными буквами заголовок: «К воинам Малой земли». Текст листовки гласил:
«Малая земля — это смертельный нож в спину подлого врага. Не случайно с таким ожесточением обрушился он на нас, пытаясь сломить нашу волю, нарушить боевые порядки.
Враг просчитался. Вот уже несколько суток вы успешно сокрушаете вражеский натиск. Верные сыны Родины, вы являетесь продолжателями героических традиций защитников Сталинграда. Ни грохот разрывов авиабомб, снарядов и мин, ни танки и атаки озверелых бандитов, собранных со всего Таманского полуострова, не поколебали вашей стойкости, не внесли замешательства в ваши ряды. Боевые моряки, вы твердо храните традиции героических защитников Севастополя.
Боевые товарищи, пехотинцы, моряки, артиллеристы, зенитчики, минометчики, пулеметчики и саперы! Вы показали образцы мужества и геройства, о которые разобьются все атаки фашистских бандитов. Неувядаемой славой покрыли себя бойцы частей Перекрестова и Гордеева. Мужеством и отвагой отличаются бойцы Краснознаменной части т. Бушева.
Военный совет гордится вашими подвигами, стойкие защитники Малой земли нашей великой социалистической Родины, и уверены, что этот рубеж был и будет для врага неприступным. Вы отвоевали эту землю, вы крепко держите ее в своих руках.
Вашей обороной, мужеством и геройством гордятся ваши отцы, матери, жены и дети. Мы знаем, что малая земля станет большой и принесет освобождение стонущим от фашистского ига нашим родным отцам, матерям, женам и детям.
Военный совет объявляет всем бойцам, командирам и политработникам частей генерал-майоров Перекрестова и Гордеева, группы войск генерал-майора Гречкина — благодарность за стойкость и мужество, проявленные в борьбе с врагом…»
Прочитав, Гречкин сказал:
— Все листовки в роты.
— За ночь разнесем по всей передовой, — заверил Рыжов.
— Кстати, а где Брежнев? — обеспокоился командующий. — С полудня исчез и неизвестно где. Вот же беспокойный человек.
— Он сказал, что будет в дивизии у Бушева.
— Надо позвонить туда. Может, что случилось.
— Я уже звонил. Сказали, что пошел в батальон.
— Надо же! Зачем такой риск? Если что случится с ним, Леселидзе никогда мне не простит.
— Характер такой у него, Алексей Александрович. Он всегда на передовой, всегда с людьми. В прошлом году он пришел в стрелковую роту. Это под Туапсе было. А в это время немцы начали наступать. Пришлось ему браться за оружие и возглавить отпор врагу. Так что ему не привыкать.
— Удивительной энергии человек. Как он спокойно пережил то, что случилось позапрошлой ночью.
— А ему переживать некогда. Он знал, какие события происходят тут, и личное само собой забылось.
— Почему он не пошел на торпедном катере в ту ночь?
— Я задал ему этот вопрос. Он ответил, что политработнику в тяжелую обстановку надо делить с солдатами все тяготы и опасности. Пусть, говорит, солдаты видят, что политработник идет вместе с ними. Это, говорит, важно.
— Ничего не возразишь, — с невольным вздохом произнес Гречкин. — Сейнер, конечно, не торпедный катер.
Старый рыбачий сейнер, обшарпанный, сто раз латанный, имел звучное название «Рица». На этот-то корабль и поднялся полковник Брежнев, недавно назначенный начальником политотдела 18-й армии, преобразованной в десантную. На Малую землю ему было идти не впервой. Он уже бывал на ней и в феврале и в марте, когда был заместителем начальника политуправления фронта. А его назначение начальником политотдела армии совпало с подготовкой армии к решительному сражению за Малую землю. Командованию армии стало известно, что Гитлер приказал сбросить десантников в море и командующий 17-й немецкой армией генерал Руофф дал клятву, что к дню рождения фюрера сбросит десантников в море, и даже подписал ее собственной кровью. Стало известно, что против десантников сосредоточена ударная группа под командованием генерала Ветцеля, в состав которой входило четыре дивизии, более тысячи самолетов, сотни танков, орудий и минометов. Полковник Брежнев счел, что его место не на командном пункте командующего армией, а на Малой земле, там, где будет решаться судьба десанта.