Странствия Лагардера - Поль Феваль

Дорожка становилась все уже, а утесы вокруг – все вы­ше. Наконец тропа превратилась в тесную щель между скал – там едва мог протиснуться один человек.

Лагардер шагал впереди со шпагой в руке. Он тщетно пы­тался понять, зачем столько народу собралось в такой час в этом пустынном месте.

Вдруг он остановился и знаком велел своим спутникам сде­лать то же самое.

– Сон в руку, – прошептал Паспуаль. Глаза у него вы­лезли из орбит.

– Точно, ничего не скажешь, – отозвался гасконец. – То-то посмеемся, голубь ты мой лысый!

Глазам их открылась поразительная картина. Чтобы понять, чему они стали свидетелями, необходимо напомнить, каковы были в прошлом суеверия и заблуждения испанского народа. Впрочем, эти суеверия живы и поныне – вы услышите о них от многих пастухов Арагона и Старой Кастилии.

Среди высоких скал, на дне каменной воронки, зеленела свежая, веселая лужайка; в самом ее центре бил прозрачный хрустальный ключ. Землю покрывала мягкая травка, пестрев­шая яркими цветами. Наверное, днем это место было очарова­тельным; отшельник, желающий удалиться от мира, не сумел бы найти белее прелестного уголка.

Возможно, вы не поверите тому, что мы вам сейчас расска­жем, однако все это – чистая правда. Дело в том, что ни ин­квизиция, ни всемогущая церковь, ни всецело поддерживавшее ее государство, ни множество монахов и священников так и не смогли искоренить в Испании сатанических культов. Нигде в Европе они не доходили до таких крайних форм и не имели столько приверженцев.

Была ночь с пятницы на субботу – вечер шабаша. В эту ночь все, кто считал себя колдунами и ведьмами, устраивали по всему полуострову многолюдные сборища. Они начинались в тот час, когда заводили свою жуткую песнь волки, и заканчи­вались с криками первых петухов.

Там, куда пробрались Лагардер и его товарищи, шабашем правил последний король чародеев Мигель Гойбурн. Все его приверженцы не реже одного раза в год – словно мусульмане в Мекку – являлись на эту лужайку. Называлась она Козли­ным Долом.

Королевой ведьм считали уродку Хуану. Многие в Арагоне и сейчас вам расскажут, что сто пятьдесят лет тому назад она превратилась в змею и спряталась в Пиренейских горах.

По праздникам король восседал на золотом троне, нынче же они с королевой устроились в простых креслах черного де­рева. Перед ними горел большой костер, ярко освещавший на­готу повелителей колдунов. Нагими были и все остальные участники этого сборища – мужчины и женщины. Трудно во­образить себе картину большего бесстыдства!

Мигель Гойбурн был необычайно безобразен, как и подоба­ет королю дьяволопоклонников. За это он, собственно, и полу­чил свой титул.

Его огромная голова – даже без бутафорских рожек, при­лаженных сейчас к ней, – приводила людей в трепет. Глаза короля Мигеля были круглыми, как у совы, а скошенный обезьяний подбородок украшала остроконечная козлиная бород­ка. Ноги, заросшие густой черной шерстью, тоже напоминали козлиные. Ногти непомерной длины на пальцах рук и ног заги­бались, словно когти.

Уродка Хуана могла бы показаться вовсе не уродкой, если бы не ее лицо. Она – в противоположность супругу – обла­дала крошечной головкой с выпирающими скулами, вздернутым, будто свиное рыло, носом и длинными желтыми зубами. К тому же Хуана сильно косила.

В общем, жуткая парочка! А вокруг нее плясали женщины великолепно сложенные и с прекрасными лицами: в жилах этих красавиц бурлила горячая мавританская кровь. Были здесь и другие существа: седые беззубые старухи, безобразные скелеты, скопище всех мыслимых и немыслимых пороков…

Паспуаль изумленно смотрел на эту дьявольскую пляску, Кокардас хохотал до упаду, баск крестился… Лагардер же от­вернулся. Его тошнило от омерзения.

Все слуги сатаны по очереди падали перед королем ниц и целовали его безобразные волосатые ноги. Тем временем воз­двигался алтарь для черной мессы.

Мигель Гойбурн начал говорить. Вещал он хрипло, нервно и сбивчиво. Лагардер отчаянно напряг слух, чтобы уловить смысл этой сумбурной речи.

Вскоре Анри понял, что король чародеев не только хулил Бога, Матерь Его и всех святых; он также объявил своим под­данным, что между христианами Франции и Испании началась война.

– Их армии будут истреблять друг друга, а мы, во славу сатаны, должны помочь им! Пустите в ход все свои искусства; следуйте за полками и убивайте и тех, и других без разбору, приканчивайте поодиночке всех, кого сможете. Настанет день Пасхи и мы упьемся кровью христиан из их же черепов!

Лагардер сжал зубы и дрожащей рукой схватился за шпа­гу. Из речи этого мерзкого существа он узнал важную новость: регент начал войну с Филиппом Католиком!

– Всех мужчин здесь надо перебить, – глухо проговорил он. – Уйти не должен никто. Но мы не вправе поднять руку даже на самых гнусных женщин.

– Да уж, ничего не скажешь, – пожал плечами Кокар­дас, – трофеев тут явно не предвидится – на этих тварях даже одежды нет. А все-таки я бы с удовольствием пощекотал этим мерзавкам одно место рапирой!

– Друг мой, они ведь женщины! – вздохнул брат Амабль Паспуаль.

– Это они-то? Сколько раз я тебе говорил, голубь мой: что баба, что черт – разницы никакой.

– Другим путем из ущелья, вероятно, выбраться нельзя, – рассуждал Лагардер. – Паспуаль останется здесь и будет убивать всех мужчин, которые вырвутся из наших рук. Женщин же – пропускать!

– Понял, – сказал нормандец. – Ну и колонна промар­ширует мимо меня!

– Вперед! – воскликнул шевалье. – Смерть чудовищам!

Мужчин на этом сборище было человек тридцать, женщин – более пятидесяти.

Заслышав крик шевалье, слуги сатаны в испуге заметались по ущелью. Мигель Гойбурн, позабыв о королевском достоин­стве, бросился бежать. Поздно! Один из золоченых рогов, украшавших его голову, разлетелся на куски, и на лбу появилась кровавая рана. Последний король испанских чародеев испустил дух.

Началась страшная паника. Вопли ужаса огласили Козли­ный Дол: толпа колдунов и ведьм, словно стадо, спасающееся от лесного пожара, устремилась к тропе, которую охранял Паспуаль. В сплошном потоке тел мелькали обнаженные руки, ноги, плечи… И всякий торс без заветного талисмана – жен­ских грудей – немедленно пронзался шпагой.

Некоторые мужчины, впрочем, пытались отбиваться: кто раз­махивал обломком трона, кто вооружился доской от алтаря, кто схватил камень… Прибегать к колдовству было некогда: приходи­лось полагаться на обычные человеческие средства защиты.

Но один за другим чародеи падали, обагряя кровью траву, на которой только что кувыркались. Рапира гасконца, кинжал баска и шпага Лагардера проделывали в рядах дьяволопоклонников страшные бреши.