Куколка - Джон Фаулз

Аскью вновь оборачивается к двери, затем вопросительно взглядывает на секретаря — мол, никто не входил? Тюдор мотает головой — никто, сэр. Секунду они пялятся друг на друга, потом Аскью переводит взгляд на Ребекку.

— Припадок. Ну-ка, потормоши ее.

Тюдор делает шаг, но вплотную к девице не подходит и лишь опасливо касается ее руки, будто трогая змею или иную зловредную тварь. Ребекка зачарованно смотрит на дверь.

— Смелее! — командует Аскью. — Не укусит!

Секретарь отодвигает стул и, зайдя сзади, берет Ребекку за руки. Похоже, та в забытьи, но после энергичной встряски тихонько вскрикивает, словно от боли. Нет, в тихом возгласе ее больше нежности. Ребекка переводит взгляд на Аскью, стоящего по другую сторону стола, и тут глаза ее закрываются, голова падает на грудь.

— Посади ее.

Тюдор подставляет стул.

— Сядьте, сударыня. Все прошло.

Ребекка безвольно опускается на стул, прячет лицо в ладонях и рыдает, будто стыдясь своего выплеска чувств. Подавшись вперед, Аскью опирается о стол:

— Что вы увидали?

Ответом — глухое рыданье.

— Дай ей воды.

— Ничего, мистер Аскью. То вроде помрака. Оклемается.

Стряпчий разглядывает плачущую женщину, затем быстро проходит к двери в смежную комнату. Дергает ее раз, другой и, переполняясь бессильным раздражением, третий. Заперто. Аскью медленно отходит к окну и выглядывает на улицу: никого. Не желая признавать, что частью потрясен не меньше Ребекки, он не смотрит на женщину, которая, уже не стесняясь, сотрясается в безудержных рыданьях. Лишь когда плач немного стихает, Аскью оборачивается и видит, что секретарь уговорил Ребекку глотнуть воды и теперь поглаживает ее по плечу. Стряпчий возвращается к столу и подает знак писцу — мол, займи свое место.

— Ну что, сударыня, пришли в себя?

Не поднимая головы, Ребекка кивает.

— Можем продолжать?

Кивок.

— Что на вас нашло-то?

Ребекка мотает головой.

— Что вы так разглядывали?

Уставившись в пол, Ребекка наконец отвечает:

— То, что увидала.

— Там ничего не было. Не молчите! Прощаю вам весьма дерзкую и оскорбительную тираду, хочу знать только одно: что вы увидели? — Скрестив руки, Аскью безрезультатно ждет отклика. — Нечто постыдное?

Ребекка укладывает руки на колени и поднимает голову. Аскью потрясен: на губах ее играет чуть заметная улыбка, которую он надолго запомнит.

— Вовсе нет.

— Чему вы улыбаетесь?

Улыбка не гаснет, будто она и есть ответ.

— Вы видели человека?

— Сударыня, довольно угадайки. Вы смотрели так, будто в комнату кто-то вошел. Ну же, кого вы увидели?

Загадочная улыбка вянет, словно Ребекка лишь теперь вспомнила, что перед нею враг. Но она стала иною. Ежу понятно, Ребекка не одержит верх, ни в настоящем, ни в будущем победа ей не светит. Ежу-то понятно, а вот ей нет.

О: Кого ты ищешь.

В: Его сиятельство?! Вы утверждаете, они были здесь?

О: Все равно не поверишь.

В: И как же они выглядели?

О: Другом.

В: Во что одеты? По-всегдашнему? Иль как в вашем виденье?

О: В одеждах Вечного Июня.

В: Они вошли и за собою притворили дверь?

О: Нет.

В: Возникли, точно дух, не знающий преград?

О: Да.

В: Заговорили?

О: Слова не надобны.

В: Вы удивились?.. Отвечайте ж, сударыня. Иль вы с ними уже видались?.. Да?.. Отвечайте! Да иль нет?.. Значит, вы солгали, показав, что после первого мая никаких сношений с его сиятельством не имели? Как еще понимать?

О: Ты не поверишь.

В: Сие не ответ. Ежели встречались, пусть не так, как нынче, то можно ж сказать: «Да, видала».

О: Он друг.

В: Стало быть, видались?

О: Я познала его близость.

В: Ежели без выкрутасов, вы чувствовали его присутствие?

О: Совсем рядом.

В: Он являлся во плоти?

О: Что есть плоть?

В: Не зли меня! Уж про плоть тебе все известно.

О: Нет, не в земном обличье, но в сути своей.

В: Когда ты чувствовала присутствие его сиятельства, они с тобою говорили?

О: Без слов. Духом.

В: Что говорили-то? Мол, поступай так-то и так-то, верь тому-то и тому-то?

О: Душою.

В: Тебя извещают, как поступать и во что верить?

О: Что дела и вера мои правильные.

В: Дух его сиятельства, иль кто он там, не сказывал, где сейчас его плоть?

О: Нет. Зачем…

В: Точно ль она в твоем Вечном Июне?

О: Да.

В: Ты кому-нибудь говорила об ваших беседах? Мужу, родным, друзьям-приятелям?

О: Нет.

В: Стало быть, никто не сможет подтвердить ваших так называемых духовных общений?

О: Только он и Господь наш Иисус Христос.

В: После первого мая часто ль вы виделись?.. Не мотай головой! Хотя б примерно — много иль мало имелось встреч?

О: Всякий раз, как я нуждалась.

В: Так часто иль редко?

О: Сперва часто.

В: А потом все реже?

О: Да.

В: Обычно твои единоверцы широко извещают об ниспосланных им виденьях, дабы явить действенность своей веры. Почему ж ты все скрывала, голуба?

О: В такое они б не поверили.

В: По твоим словам, его сиятельство суть дух Иисуса Христа. Чего ж еще-то?

О: Пока не время, чтоб его увидели.

В: То бишь, расскажи ты об апрельских событьях, и братия его не признает? Не оценит? Слишком близорука?

О: Он являлся, но братья и сестры его не замечали. Пока еще не каждый его узрит.

В: Но в свое время ты им расскажешь?

О: Их известят.

В: Кто ж, коль не ты?

О: Истина выйдет наружу, ее узрят все, кроме проклятых.

В: Чего уж так смаковать слово-то? По-христиански ль радоваться тому, что другие прокляты?

О: Я не радуюсь. А вот ты и свора тебе подобных ликуете от того, что ничего не меняется, что для всех, кто ниже вас, мир превращен в ад хуже преисподней. Спрашиваю прямо: сие по-христиански? Я недалекая баба, ты искушенный законник. Твой закон ответит на мой простой вопрос? Ты знаешь, что все именно так. Сможешь растолковать и оправдать?

В: Каждому свое. Так уж заведено.

О: Богатому и кусок жирнее? Да уж, заведено, только не Господней волей, а богачами.

В: Не будь Его воли, Он бы не допустил.

О: Ежели Господь еще не покарал, сие не значит, что Он не покарает. Терпение Его ты выдаешь за оправданье.

В: А ты, голуба, вымещенье своих обид — за Божий гнев.

О: Милость дается взаймы. Настанет день расплаты, и должника сурово накажут в назиданье другим. Все будет прах и пепел, все сгинет в пламени, какое я видала.

В: Ну, запрягла-поехала! Ты выдаешь желаемое за действительное, что лишь говорит об твоей невоздержанности. Бог его знает, как оно будет. Лучше скажи, как собираешься изменить наш мир.

О: Правильной жизнью по свету и слову Христову.

В: Тогда и я напророчу: вашу лавочку твердолобых строптивцев поделом прикроют. Не отвечай, я по горло сыт досужими спорами. Сейчас мы закончим, но прежде вот мое строгое уведомленье: никому ни слова об нашей беседе и событьях апреля — мая. Ни мужу, ни отцу, ни Уордли — ни единой душе. Никаких разговоров об свидетельствах твоей веры и явленьях его сиятельства. Не вздумай пророчествовать. Ясно выражаюсь?

О: Яснее Ирода.

В: Не надо ни правды, ни лжи, я требую только молчанья. Сейчас в том поклянешься и подпишешь бумагу. Имя-то сумеешь проставить?

О: Ежели шайка твоя думает, что сможет заточить Божью истину, я стану узилищем, чтоб доказать обратное. Земное имя свое писать умею.

В: Предупреждаю: ослушаешься, я непременно об том узнаю, и ты проклянешь день, когда распустила язык.

О: И себя, ежели нарушу данное слово.

В: Еще не все. Подпишешь начальные показанья — мол, после первого мая никаких сношений с его сиятельством не имела, известий об них напрямую иль через третьих лиц не получала. Без всяких видений и духовных бесед. Тверди одно: не ведаю, что с ними сталось.

О: Подпишу.

В: Чему ухмыляешься?

О: Малость хвать, а главное долой.

В: Хвать в острог, коли раззвонишь.

О: Звона не будет, будет благовест.