Затерянный остров - Джон Пристли

Уильям говорил абсолютно искренне, и в то же время в словах постоянно слышался какой-то ироничный отголосок, и он нанизывал фразу за фразой, пытаясь заглушить эту иронию. Словно ловя ускользающую действительность, он схватил Терри за руки и развернул к себе, но то ли темнота сыграла с ним шутку, то ли нервы — милые сердцу черты все равно расплывались, словно отражение в воде.

— Бесполезно, — произнес далекий голос откуда-то из глубин этой неуловимой красоты. — Бедный Билл. Прости, мне очень жаль. Ты хороший. Живи я в Бантингеме, Суффолк, вцепилась бы в тебя мертвой хваткой и глаз не спускала. Но что есть, то есть. Нам было хорошо вместе, ведь так, Билл? Давай на этом и разойдемся.

— Как мы можем разойтись?

Не говоря больше ни слова, Уильям заключил ее в объятия, поцеловал несколько раз, прижал к себе — такую до боли в сердце родную, свою, специально созданную для его рук. Она не сопротивлялась, но и прежнего влечения Уильям не чувствовал: абсолютной холодности не было, однако не было и внутреннего отклика, и чувство утраты лишь усилилось, постепенно заглушая эйфорию воссоединения, пока наконец Уильям не разомкнул объятия.

Терри уперлась ладонями в лацканы его пиджака и посмотрела вопросительно — бездонными глазами, наполненными ночной темнотой.

— Ты теперь меня возненавидишь, Билл?

— А какое это имеет значение? — буркнул Уильям тоном обиженного мальчишки.

— Имеет. Я не хочу оставлять тебя в таких чувствах.

— Это настоящий эгоизм, Терри. Ты бросаешь меня ради более увлекательных занятий, но для твоего душевного спокойствия я еще должен оставаться довольным и обожающим. Какая тебе разница, что я чувствую? Наплюй и забудь.

— Мне есть разница. А ты не кипятись.

— Почему это? — запальчиво возразил Уильям. — Ты и так отнимаешь у меня все, так дай хотя бы покипятиться вволю.

— Билл, ты совсем какие-то глупости говоришь. Лишь бы сказать.

— Я не возненавижу тебя, — сообщил он. — Я, кажется, все еще тебя люблю. Сколько времени уйдет, чтобы разлюбить, не знаю, но думаю, немало. Впрочем, это уже моя беда. Не волнуйся, Терри, ты больше не услышишь от меня ни единого жалобного слова, ты вольна сорваться с этого острова так же внезапно, как примчалась сюда. Нет, не перебивай меня, дай договорить. Возможно, я еще не раз прокляну тебя за то, что завладела моим сердцем — или позволила отдать его тебе, — а потом ускользнула. Но жаловаться мне не на что, теперь я понимаю. До сих пор во мне говорил глупый мальчишка, а теперь я должен посмотреть глазами зрелого мужчины. Ты многое дала мне Терри, даже за это короткое время, и мне следует тебя поблагодарить. Спасибо тебе, любимая. Видишь, я благодарен тебе. И если нам повезет с Затерянным, я сам вручу тебе твою долю.

— Билл, это смирение еще хуже, чем гнев. Мне тяжело тебя слушать.

— Больше не придется. Я ухожу. Спокойной ночи, Терри. Или надо сказать «прощай»?

— Нет, прощаться будем завтра днем. Билл, мне очень жаль. Ты замечательный. А я никудышная.

Она поцеловала его.

Какое-то время после возвращения в номер Уильям держался неплохо — спасало упоение собственным благородством, рожденное последней речью. Но постепенно ореол романтического героя померк, и Уильяма потянуло в трясину глубочайшей жалости к себе.

5

На следующий день стало гораздо хуже. Все утро Папеэте лихорадила новость о скором отплытии «Сапфиры». В «Бугенвиле» яблоку негде было упасть от киношников и знакомых островитян; барабанная дробь костей, определявших, кому угощать всю компанию напитками, не смолкала ни на миг. Уильям, пришедший туда с Рамсботтомом, пил наравне с остальными, однако в отличие от них не пьянел и не веселился. Не пускало поселившееся внутри оцепенение. Терри вместе с другими девушками со студии заскочила на веранду несколько раз, но покупка сувениров и подарков занимала их сейчас больше. За все утро Уильям едва ли обменялся с ней парой слов. Они с Рамсботтомом безвылазно сидели в тенистом углу с Эннисом, Джаббом и их приятелями. Эннис глушил себя спиртным.

— Именно так, ребята, — заявил он, ярче обычного сверкая своим зрячим глазом и вешая свой длинный нос, как символ искреннего разочарования. — Я набрался, натрескался, налимонился и именно так я проведу ближайшие несколько недель. Я не намерен трезветь, пока не вернусь в Голливуд и он не отравит меня заново. К тому времени острова уже сотрутся из моей памяти окончательно — и здравствуй, родимая позолоченная клетка!

— Если только не угробишь печень по дороге, — обронил Джабб.

— Какая печень? Она давно отказала. Мы растим новую расу без печени, Джабб. Вот что делает с нами сухой закон. Борьба за выживание, выживает сильнейший. Да что там, наши ребята уже сейчас пьют политуру и не морщатся. Следующее поколение будет пить вообще что угодно.

— Эге-гей, Эннис! — крикнул кто-то с соседнего стола.

— Подавитесь своим эге-геем, — пробубнил Эннис. — Сил нет уже слышать этот эге-гей. Определение ищите в новом словаре Пата Энниса. «Эге-гей — дурацкое слово…»

— Да ладно, Пат, какое же это определение? И что еще за словарь?

— Не перебивайте и все узнаете. «Эге-гей — звукоподражание, выражающее бурный восторг, прижившееся в США эпохи поздних двадцатых. Возможно, имитирует звук фабричного гудка. Вышло из употребления во время Великой депрессии, задержавшись лишь среди киноактеров и надравшихся операторов». Ну как?

— Отлично! Просто замечательно! — воскликнул Рамсботтом, приведенный ледяным ромом в благостное настроение. — Не будь у меня здесь крайне важного дела, не раздумывая отправился бы с вами в Голливуд, сынок.

— Что скажешь, Джабб, берем его?

— Берем. Будем снимать в комедийных короткометражках в окружении прелестных купальщиц.

— Подходяще! — ухмыльнулся Рамсботтом. — Как вам это понравится, Дерсли?

Уильям выдавил улыбку и промолчал.

— Он сегодня сам не свой, ребята, — объяснил Рамсботтом, к негодованию Уильяма. — И я, кажется, знаю причину. Нашего полку убыло, а он питал к убывающей самые теплые чувства. Мисс Райли покидает нас — возвращается вместе с вами в Голливуд.

— Вот как… — протянул Эннис, вращая своим блестящим глазом. — Что ж, она хорошая девочка.

— И в кадре смотрится, — подхватил Джабб. — По-моему, перспектива есть.

— Да будет тебе, Джабб, ты же не на собрании. А если вам, Дерсли, и вправду из-за этого так тошно… — Блестящий глаз вперился в Уильяма, и лицо обдало жаром. — Ничего страшного, мы все это проходили. Даже Джабб, хотя по нему и не скажешь. Но я знавал времена, когда и его крокодилье сердце таяло, трепетало и рикошетило по всей студии. Как там звали эту рыженькую с прошлогодних съемок, Джабб? Ну, ты помнишь, в которую ты втрескался.