Дорога в тысячу ли - Ли Мин Чжин

Он не знал, как ответить.

Хана ткнула его в ребра левым мизинцем, глядя прямо на хор, который пел любимый гимн прабабушки. Как и все в его семье, Соломон был христианином. Его дед, Пэк Исэк, стал одним из первых пресвитерианских пасторов Осаки. Когда Соломон рос, люди в церкви вспоминали его деда, как мученика веры. Сонджа, Мосасу и Соломон каждое воскресенье ходили в церковь.

— Скоро закончится? Я хочу пива, Соломон. Пошли отсюда. Я была хорошей девочкой и высидела все это.

— Хана, она была моей прабабушкой, — сказал он с упреком. — Можно хоть немного уважения?

Соломон вспоминал ласковую старую женщину, от которой пахло апельсиновым маслом и бисквитом. Она почти не говорила по-японски, но всегда дарила ему сласти и монеты.

— Прабабушка сейчас находится на небесах. Разве это не то, что говорят христиане?

— Тем не менее она мертва.

— Что же, ты не слишком расстроен. Твоя бабушка Сонджа тоже не очень грустная, — прошептала она. — В любом случае, ты ведь христианин, верно?

— Да, я христианин. Почему тебя это так волнует?

— Я хочу знать, что происходит после смерти. Что происходит с младенцами, которые умерли?

Соломон не знал, что сказать.

После аборта Хана поселилась у матери. Она отказалась вернуться на Хоккайдо и проводила дни в ресторане Ецуко, скучая сама и докучая всем остальным. Она не справлялась с английским и не могла потянуть программу в школе Соломона, ненавидела детей своего возраста и отказалась идти в местную среднюю школу. Интересовал ее только Соломон. Как и все остальные, он думал, что Хана исключительно красива, но Ецуко предупредила его, что девочка являлась нарушителем спокойствия и что он должен дружить с девушками из своей школы.

Как только служба закончилась, Хана мягко толкнула Соломона локтем и потащила его наружу.

* * *

В залитой солнцем аллее за церковью Хана встала у стены, уперевшись в нее лопатками и одной ногой, и закурила. Потом снова заговорила про пиво. В его школе некоторые ребята пили, но Соломону это не нравилось. Но трудно сказать «нет» Хане.

— Не пьет пива. Уважает похороны своей прабабушки. Никогда не сердится на отца. О, Соломон, может быть, ты станешь пастором. — Она молитвенно сложила руки и закрыла глаза.

— Я не стану пастором. Я вообще не знаю, что буду делать, когда вырасту.

— Пастор патинко. — Она засмеялась. — А что, христиане не должны трахаться до брака?

Соломон застегнул куртку. На улице было холодно, а пальто еще висело в шкафу на верхнем этаже.

— Ты еще девственник, — сказала она, улыбаясь. — Я знаю. Это нормально. Тебе только четырнадцать. А хочешь?

— Что?

— Хочешь со мной? Я могу, ты знаешь. — Она снова затянулась. — Я много раз это делала. Я знаю, что тебе понравится.

Соломон не смотрел ей в лицо. Задняя дверь церкви медленно открылась. Ецуко помахала им от порога.

— Холодно. Почему бы вам не войти? Соломон, ты должен быть с отцом, чтобы приветствовать гостей, верно?

Соломон услышал тревогу в голосе Ецуко. Хана бросила сигарету и последовала за ним внутрь. На приеме Хана продолжала следить за Соломоном. И он тоже исподтишка посматривал на нее.

Когда гости разошлись, она предложила:

— Давай возьмем пиво в магазине «7–11». А потом можем пойти ко мне, чтобы выпить его. Или в парк.

— Я не люблю пиво.

— Разве ты не хочешь трахнуть красивую девушку? Особенно в первый раз. Я не хочу замуж за тебя, Соломон. Мне не нужны твои деньги.

— О чем ты говоришь?

— Да пошел ты, — сказала Хана и пошла прочь.

Соломон догнал ее и схватил за руку. Хана улыбнулась ему. На ней было темно-синее шерстяное платье с белым воротником, в этом наряде она выглядела совсем девочкой.

Появилась бабушка Сонджа. И Соломон обрадовался.

Хана волновала и притягивала его, но в то же время заставляла его нервничать. Она оказалась опасной. Только вчера он поймал ее на воровстве пакета шоколадных вафель в магазине. Соломон задержался, чтобы заплатить кассиру за вафли, которые она тайком вынесла. Он не хотел, чтобы у продавца были проблемы. Если деньги или предметы пропадали, служащих немедленно увольняли.

— Какой ты красивый в этом костюме, — сказала бабушка.

— Это Хана, — сказал Соломон, и Хана вежливо поклонилась.

Сонджа кивнула. Девушка выглядела очень красивой, но имела вызывающий вид. Сонджа собиралась поговорить с Мосасу, но почувствовала волнение Соломона и задержалась.

— Мы увидимся дома? — спросила она.

Соломон кивнул.

Как только Сонджа ушла, Хана снова вывела его на улицу.

Ко Хансо опирался на трость. Он окликнул Сонджу.

— Твоя мать была жесткой женщиной. Я всегда думал, что она жестче тебя.

Сонджа уставилась на него. Перед смертью ее мать сказала, что этот человек испортил ей жизнь, но так ли это? Он дал ей Ноа. Если бы она не была беременна, она бы не вышла замуж за Исэка, и без Исэка у нее не родился бы Мосасу, а теперь и внук Соломон. Она больше не хотела ненавидеть Ко Хансо. Как поступил Иосиф с братьями, которые продали его в рабство? Исэк научил ее прощать зло этого мира и видеть в нем неисповедимую для людей Божью волю.

— Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

— Спасибо.

— Моя жена умерла.

— Мне жаль слышать это.

— Я не мог развестись с ней, потому что ее отец был моим боссом. Он принял меня в семью.

Некоторое время назад Мосасу объяснил ей, что, когда тесть Хансо ушел на покой, Хансо стал главой второй по влиянию группировки якудза во всем регионе Кансай.

— Мне не нужно ничего объяснять. Спасибо, что пришел сегодня.

— Я думал, ты сейчас выйдешь за меня замуж.

— О чем ты? Это похороны моей матери. Почему ты все еще жив, а мой Ноа ушел? Я даже не могу пойти к своему ребенку…

— Он был моим единственным…

— Нет. Он был моим сыном. Моим.

Оставив Ко Хансо, Сонджа пошла на кухню. Она не могла сдержать рыдания, и когда женщины увидели ее, поспешили утешить. Они подумали, что она скорбела о своей матери.

14

Йокогама, 1980 год

Соломон никогда не был раньше с девушкой. Опытная Хана научила его думать о том, что ему и в голову не приходило, закрывать глаза, если он был слишком взволнован, делать паузу, чтобы не кончить слишком быстро. Девочки не захотят снова с ним трахаться, если он будет успевать за минуту, сказала она. Соломон делал все, что говорила Хана, и не только потому, что был в восторге от нее, но потому, что он хотел сделать ее счастливой. Он старался рассмешить ее, потому что при всей своей красоте она всегда оставалась грустной и тревожной. И выпивала каждый день. Для нее также важно было часто заниматься сексом, поэтому за шесть месяцев она сделала его идеальным любовником, хотя Соломону еще не исполнилось пятнадцати. Ей было почти семнадцать.

Все началось после похорон Чанджин. Хана купила пиво, и они пошли в квартиру Ецуко. Она сняла платье и блузку, затем стянула одежду с него. Она притянула его к себе на кровать, надела презерватив на его член и показала, что делать. Он был поражен ее телом, а она удивлялась его восторгу. Хана не рассердилась, что он кончил почти сразу — она ожидала этого, но после начала свои уроки.

Почти каждый день они встречались в квартире Ецуко и занимались любовью несколько раз подряд. Ецуко никогда не было дома, а Соломон говорил бабушке, что гулял с друзьями. Он приходил домой к ужину, потому что отец ожидал его за столом, а Хана обычно ходила есть в ресторан Ецуко. Соломон ощущал себя другим человеком: старше и серьезнее. В школе он старался выполнить как можно больше работы, чтобы не тратить время на домашние задания. Отец ждал от него хороших оценок, и Соломон был сильным учеником. Иногда он беспокоился, что она бросит его ради кого-то взрослого, но она только смеялась. Ецуко и Мосасу не знали, что они занимаются сексом, и Хана сказала Соломону, что никогда не узнают. Она говорила ему: «Я твоя тайная девушка, и ты мой секретный мальчик, да?»