Халтура - Джим Батчер

— Если ты прав, то они не покойники, — сказала Мёрфи. — Они жертвы. Большая разница. Чьих это рук дело?

— Без понятия, — сказал я. — А единственное свидетельство, благодаря которому можно было бы подтвердить те или иные догадки, вытекает на пол. Будь у нас выживший, у меня, быть может, и получилось бы всмотреться и увидеть что-то, но поскольку выживших нет, нам предстоит изрядно побегать.

Мёрфи вздохнула и уставилась в пол.

— Два самоубийства по договоренности еще могли бы быть совпадением. Но три — уже перебор, так не бывает. Это больше смахивает на modus operandi.[25] А как насчет вампиров Скави?

Я покачал головой:

— Нет, эти охотятся на одиночек. Такие смерти — не их профиль.

— Так ты хочешь сказать, что мы должны найти некий общий знаменатель для всех жертв? Вот черт, могла бы и сама додуматься.

— Вроде того. — Я вздрогнул и посмотрел на двух других детективов из спецрасследований, находящихся в комнате. Они фотографировали тела, документировали стены, и все в таком роде.

Судмедэкспертов не было. Они не любители терять время на самоубийства эмоционально не уравновешенных, пусть даже и неординарные. Такую грязную работенку они валили на ОСР.

Я понизил голос:

— Если кто-то играет в такие игры, влезая в мозг, Совет, может, что-то об этом и знает. Я попробую что-нибудь разнюхать, начав оттуда. А ты начни отсюда. Будем надеяться, я отработаю свой гонорар, и мы встретимся посередине.

— Идет.

Мёрфи уставилась на тела напряженным, беспокойным взглядом. Она-то знала, каково это — быть жертвой ментальной манипуляции. Я не выказал сочувствия. Она терпеть не могла проявлять слабость, а потому я не хотел, чтобы она поняла, что я что-либо заметил.

Фредди достиг крещендо, возвещая, что любовь должна умереть.

Мёрфи вздохнула:

— Боже милостивый! Вырубит хоть кто-то наконец эту треклятую запись!

— Извини, Гарри, — сказала капитан Люччо. — У нас точно нет орбитальных спутников для обнаружения черной магии.

Я чуток подождал, просто хотел убедиться, что она договорила. Когда на линии сильный чародей, связь между Чикаго и Эдинбургом то и дело обрывается. Я звонил в Эдинбург, где находится штаб Белого Совета чародеев. Анастасия Люччо, капитан Стражей, моя бывшая подружка, готова была сообщить мне ту информацию, что имелась у Совета касательно чикагских интриг — то есть ровным счетом ничего.

— Очень плохо, что у нас их нет, а? — сказал я. — А неофициально — есть кто-нибудь, кто может что-то знать?

— Привратник, возможно. У него дар ощущать проблемные зоны. Только его уже несколько недель никто не видел, что абсолютно в порядке вещей. Но если честно, Страж Дрезден, вообще-то именно вы должны сообщать нам такого рода информацию. — В ее голосе насмешка соседствовала с убийственной серьезностью. — А как по-твоему, что у вас там творится?

— За последние две недели три парочки жутко влюбленных голубков совершили двойное самоубийство, — сказал я. — Последние двое были братом и сестрой. И их поведение в достаточной степени иррационально.

— То есть ты подозреваешь ментальное вмешательство, — процедила она, и я расслышал в ее голосе неприкрытую тоску.

Люччо тоже была когда-то жертвой.

Я невесело улыбнулся. Ведь, помимо всего прочего, ее запрограммировали на то, чтобы быть со мной. Очевидно, в последнее время только таким способом кто-то мог назначить мне свидание.

— Вроде бы вполне обоснованное подозрение. Я дам знать, если на что-нибудь наткнусь.

— Ты там поосторожней, — посоветовала она. — Не впутывайся в опасные ситуации без поддержки. Слишком велики шансы, что тебя могут подставить.

— Вот как? А кто из двоих, ведущих этот разговор, попался на крючок парню, копающемуся в мозгах? — заметил я.

— Туше, — признала Люччо. — Но ему это удалось лишь потому, что мы были чересчур самонадеянными. Так или иначе, не лезь на рожон.

— Буду стараться, — пообещал я.

Повисло неловкое молчание, потом Анастасия спросила:

— Как ты, Гарри?

— Весь в делах, — ответил я. Она уже извинилась, или что-то вроде того, за то, что столь стремительно исчезла из моей личной жизни. Она, впрочем, никогда и не намеревалась играть в ней ведущую роль. Вокруг событий прошлого года бушевало настоящее эмоциональное цунами, и я-то как раз не слишком сильно от этого пострадал. — А ты?

— Вся в делах. — Немного помолчав, она продолжила: — Я знаю, что с этим покончено. Но я рада, что мы были вместе. Это делало меня счастливой. Порой мне…

«…этого не хватает», — мысленно договорил я, ощутив комок в горле.

— Нет ничего плохого в счастье.

— Конечно. Когда оно настоящее. — Голос ее смягчился. — Будь осторожен, Гарри. Пожалуйста.

— Буду, — сказал я.

Я начал искать ответы на свои вопросы у представителей сверхъестественного мира, и в общем-то безрезультатно. У Маленького Народца абсолютно ничего для меня не было, а ведь обычно на них можно рассчитывать. У них слишком короткая память на подробности, и даже про те смерти, которые произошли слишком давно, чтобы это мне что-нибудь дало, я услышал лишь нечто противоречивое и бессвязное.

Несколько ночей я ментально обшаривал город при помощи модели Чикаго в своем подвале — и не получил ничего, кроме головной боли.

Я обзвонил Паранет — это организация тех, кто наделен весьма скромным магическим даром, а потому зачастую становится жертвой более сильных сверхъестественных существ. Теперь они сотрудничали, делясь информацией, обмениваясь действенными методиками, — словом, компенсировали недостаток магических силенок за счет взаимной поддержки при работе в команде. У них тоже ничего для меня не оказалось.

Заглянул и в паб Мак-Энелли, центр сверхъестественной общественной жизни, и задал кучу вопросов. Ответов не было ни у кого. Тогда я взялся за свое окружение, начав с тех, кто, по моему мнению, мог в принципе дать какую-то информацию. Я методично проработал весь список, вычеркивая имена, и теперь оставался только выборочный опрос людей на улицах.

Бывают такие дни, когда я не очень-то чувствую себя чародеем. Или детективом. Или детективом-чародеем.

Для обычных частных детективов такие дни в порядке вещей — выслеживать, вынюхивать и выкапывать информацию и в итоге не находить ничегошеньки. У меня такие дни случаются реже, чем у большинства, благодаря моим способностям у меня больше вариантов — но иногда и я терплю крах.

И самое поганое, что в ближайшее время могут появиться еще жертвы.

Через четыре дня я выяснил лишь одно — ни о какой черной магии в Чикаго никто не знает. Обнаружились только ее остаточные незначительные следы, не столь сильные, чтобы представлять какую-либо опасность (для такого ничтожного, по сути, безвредного злого умысла страж Рамирес придумал термин «тусклая магия»). Имелись также и обычные следы тусклой магии, каковую вполне способен неосознанно, под влиянием темных эмоций, творить тот, кто даже и не подозревает, что обладает магическим даром.