Иной разум. Тетралогия (СИ) - Ливадный Андрей Львович

ИПАМ недоумевал.

Его нейросеть столкнулась с алогичной ситуацией и в данный момент пыталась выработать адекватную реакцию. Нонсенс заключался в том, что человек, завладев оружием, заметно успокоился, стал более конструктивен, – сенсоры однозначно фиксировали, как гаснут эмоциональные всплески его биополя.

Теперь маленький сфероид оказался в затруднительном положении. Гибридный аппарат был частично обучен, а частично запрограммирован на определенный набор функций: он мог исполнять обязанности электронного секретаря, служить персональным компьютером, который никогда не выключается и всегда находится неподалеку от хозяина, осуществлять технические операции по ремонту бортового оборудования, особенно в труднодоступных для человека местах, контролировать состав атмосферы, температуру, герметичность отсеков, вовремя оповещая членов экипажа о малейших отклонениях от заданных норм, но среди известных ситуаций, на которые умела реагировать его нейросеть, не нашлось прецедента противостояния  человека и машины…

Конструктор, который заложил в основу автономного кибернетического устройства нейроподобную сеть, способную переобучаться, самонастраиваться в зависимости от изменения окружающей обстановки, был либо гением, либо пророком.

Сейчас ИПАМ, вместо того чтобы впасть в ступор от неразрешимого противоречия, интенсивно искать ответ на возникший вопрос, моделируя и подвергая логическому анализу различные ситуации, которые могли стать первопричиной обнаруженного следствия.

Его видеодатчики фиксировали полуобнаженного человека, недавно лишившегося ноги, в данный момент сидящего в кресле дежурного медика, перед отключенными блоками системы реанимации. Несмотря на явно пониженный мышечный тонус организма, пистолет он держал твердо, уверенно, так, словно обращение с оружием давно вошло в разряд его машинальных привычек.

Итак, перед ним был вооруженный человек, демонстрирующий непонимание некоторых оборотов речи, напряженно, эмоционально переживающий сам факт присутствия в отсеке кибернетического механизма…

Нейросистема сфероида оценивала не только эмоциональное состояние и явные действия Астафьева – скрупулезному анализу подвергались и собственные блоки долгосрочной памяти, запечатлевшие информацию о последних мгновениях перед аварией.

Аварией?

ИПАМ не мог ни подтвердить, ни опровергнуть данное утверждение.

– Ник, – обратился он за дополнительной информацией к человеку. – На корабле произошла катастрофа?

– На корабле? – Астафьев недоуменно посмотрел на сфероид – Ты имеешь в виду Мир?

– Возможно, мы обозначаем разными терминами одну и ту же конструкцию? – немедленно отреагировал ИПАМ. – Я уточняю вопрос: что произошло с Миром в период… – Он сверился с последней сохраненной в его памяти датой и назвал ее.

Николай задумался. Диалог с машиной оказался невероятно трудным. Подсознательно он ни на миг не забывал, что разговаривает отнюдь не с человеком, от этого ему становилось неуютно, мысли путались, но все же Ник нашел в себе силы, чтобы преодолеть страх. На сколько хватит его решимости, оставалось только гадать…

– Ты спрашиваешь о Внешней Атаке? – собравшись с мыслями, переспросил он.

– Я не знаю, что происходило после моего выключения, – ответил синтезированный голос.

– А почему ты выключился?

Вот это был правильный, корректно сформулированный вопрос.

ИПАМ мгновенно сопоставил факт своего мгновенного отключения с остальной информацией и произнес:

– Термин «Внешняя Атака» подразумевает нападение со стороны космического пространства?

Николай откровенно пожал плечами.

– Снаружи, – буркнул он, пытаясь припомнить смутные легенды, сохранившиеся с тех далеких времен. – Я был слишком мал и не помню подробностей, – пояснил он, добавив: – У нас и без того хватает проблем.

ИПАМ на некоторое время затих.

Его система обладала высокой степенью приспособляемости, выраженной в способности к ассоциативному мышлению: он анализировал новые данные, моделируя вероятности, делая эмпирические выводы, принимая к сведению одни и отвергая другие, пока искусственная нейросеть не выработала цепочку причинно‑следственных связей, удовлетворяющих требованиям окружающей его реальности.

Он не стал делиться своими выводами с человеком, но не потому, что хотел что‑то утаить. Если бы Николай спросил, ИПАМ, несомненно, ответил бы на любой вопрос, но Астафьев напряженно молчал, не проявляя никакой заинтересованности в прошлых событиях, поэтому сфероид ограничился повторением уже высказанной им формулировки:

– Я не опасен. Меня создали для сотрудничества с людьми, оказания всевозможной помощи.

– Тогда докажи это, – немедленно отреагировал Ник. Первый шок прошел, но цепкий страх не исчез, он не отпустил разум, а, напротив, усилился. Астафьев не мог вспомнить случая, чтобы машины пытались общаться с человеком. Обычно они молча исполняли свои функции, отображая на контрольных мониторах непонятные сообщения, которые люди попросту игнорировали, не в силах понять заложенного в них смысла.

– Тебе требуется помощь? Я могу предоставить любую интересующую информацию. Например…

– Мне нужно знать, как работают компьютеры, – оборвал его Астафьев.

ИПАМ несколько секунд молчал.

– Для этого требуется имплант, – лаконично заявил он. – При прямом нейросенсорном контакте обучение техническим дисциплинам не займет много времени.

– Я не знаю, что такое имплант, – с досадой ответил Николай. – Ты что, не можешь объяснять понятными словами?

– На это уйдут годы, – упрямо ответил сфероид. Астафьев задумался. Он пытается меня обмануть? Или я просто не понимаю его?

– Что такое имплант? – наконец спросил он.

– Это устройство обмена данными, – немедленно пояснил ИПАМ. – Подключив его, ты сможешь общаться со мной напрямую.

– Без слов?

– Мы будем связаны мнемонически.

– Ты можешь говорить понятно?!

– Мысленно, – поправился сфероид. – Вопрос в твоем восприятии. Хочешь ли ты этого?

– Я не хочу умирать, – с необъяснимой злобой ответил Николай. – Ты что, не видишь, у меня нет ноги?! Я бесполезен для остальных…

– Ногу можно заменить протезом, – осторожно ответил ИПАМ.

Маленький сферический аппарат элементарно исполнял свои функции. Даже тех крох информации, что оказались в его распоряжении, было достаточно, чтобы понять: в помощи нуждается не только сидящий напротив Астафьев – люди, по выводам нейросистемы, утратили не только контроль над автоматикой космического корабля, они потеряли знания – вот где крылась катастрофа, сформировавшая пропасть непонимания.

– Ты можешь получить от меня помощь. Но я не могу приказывать тебе. Ты сам должен решиться.

– На что?

– Внедрение импланта – это своего рода операция. Твой разум трудно перенесет ее.

Николай при слове «операция» машинально покосился на реанимационную камеру, в плену у которой провел долгие дни.

– Нет, ты неправильно меня понял. Хирургического вмешательства не будет. Имплант надевается на ушную раковину, и лишь группа микроконтактов соединяется с нервными окончаниями в височной области. Это совершенно безболезненно и не опасно для здоровья.

Ник, который хотел спросить, долго ли маленький шар собирается валяться на полу, вещая из‑за груды тряпья, опустил пистолет и откинулся на спинку кресла.

Его опять лихорадило, но уже не от холода.

Астафьеву вдруг вспомнились страшные легенды о людях, которые действительно могли общаться с машинами, отдавая им мысленные приказы. Если верить мифам, все они погибли во время Внешней Атаки. Причиной их смерти, по преданию, стали микроскопические устройства, соединенные с разумом…

Рука с пистолетом медленно поднялась.

– Ты лжешь. Имплант – это смерть!

Палец соскользнул на сенсорную гашетку оружия.

Лучше погибнуть в схватке с ксеноморфами, чем позволить машине угнездиться в собственной голове. Вот чего так панически боялись предки. Николай до последнего момента просто не понимал этого.