Имею топор — готов путешествовать - Евгений Шепельский

—Я редко использую этот дар, — скромно поведал я. — Ежели так реветь каждый день, чего доброго, ума решишься. Сейчас наши недруги зашевелятся, хватятся часовых, найдут их, и... Ну потом как карта ляжет. Вернее — три карты, которые мы отправили к Ночным и Охотникам. Все, дернули, Скареди ждет нас!

Мы двигались так: я впереди, Имоен справа, почти вплотную, а Виджи — слева, в отдалении от нас. Мне это не нравилось. Я вспомнил сцену в ложбине и слова Альбо о том, что завтра кто-то из команды имеет все шансы откинуть копыта, но, мол, его спасение — в руках любящей женщины.

Виджи меня спасла, но закавыка была в том, что еще не перевалило за полночь и завтра не наступило, да и эльфийка никак не выглядела любящей женщиной.

Может быть, Альбо ошибся в расчетах?

Шум от биваков бандитов накатил внезапно, приливной волной. Мое лицо перекосила ухмылка — все получилось! Я показал Имоен большой палец, она кивнула, сверкнув зубами.

Виджи остановилась на миг, навострив уши. Потом оглянулась на меня, слегка, вполоборота. Глаза блеснули... презрительно.

Гритт!

На подходе к лагерю Виджи исчезла, растворилась в кустарнике и, когда мы с Имоен поднялись по склону, вышла со стороны ручья, ни капли не запыхавшись. Один принц знал, что произошло, но сделал вид, что на глазах у него шоры, а в ушах — затычки. Мы переглянулись, и Квакни-как-там-его передернул тонкими плечами. Все-таки из этой пары он вел себя наиболее разумно (когда молчал).

Про Олника этого было не сказать.

Он сидел у прогоревшего костра, нахохленный и усталый, как курица-несушка, только что разродившаяся тремя-четырьмя яйцами. Пока я отмывался в ручье (Имоен делала то же самое, только за кустиками), он пришлепал за мной и вздохнул так, будто нес на своих плечах тяготы всего мира.

—Мы с Крессиндой полаялись.

—Фр-р... Что-что?

—Мы полаялись, пока ты бегал устраивать свои хитрости. Я пошел выяснить отношения, ведь положение-то у нас шаткое...

(Гритт, где он нахватался таких оборотов?)

—...и мы можем завтра погибнуть, так что я надумал прояснить все заранее.

(Любовничек хренов!)

—Фр-р... Та-а-к... Много навыяснял?

—Ну мы поговорили немножко... Она назвала меня безбородым отщепенцем, а я ее — толстой дурой, помешанной на доминировании...

(О-о-о! Альбо что-то неверно понял в своем гороскопе! Если кого завтра убьют, так это моего подельника!)

—...А она обозвала меня карликом! Ты это представляешь, Фатик? Карликом! Ну тогда я сказал, что Жрицы Рассудка превращают наших мужчин в половые тряпки. Что, если оно так и дальше будет продолжаться, мы, гномы-мужчины со всех концов Северного континента, скоро вконец обабимся и начнем кормить детей грудью!

Я поперхнулся водой.

—А вы что, правда способны кормить детей грудью?

—Эркешш... Нет, конечно! Ты за кого нас принимаешь?

—За гномов-мужчин, способных кормить детей грудью. Но продолжай.

—Дохлый зяблик!.. Я сказал, что скоро с нас, как шишки с елки, опадут все мужские достоинства...

—Мама...

—А гномши их подберут и приладят к себе. Голос у них огрубеет, начнет расти борода. Придет капец всему томскому мужскому роду. В общем, я показал на Крес-синду...

—Гритт, нет у нее бороды!

—Нет. Но я сказал, что замечаю щетину.

—Нет и щетины.

—Я был в запале...

—Придурок!

Он всхлипнул.

—Я думал, она меня сжует на месте, а она заплакала и спряталась в фургоне.

Я встал, утерся полой рубахи.

—Получается, ты девушку обидел. Он вздохнул.

—Обидел и опозорил прилюдно и приэльфно. Мне нет прощения, и с вами я больше не поеду.

Если он думал, что я стану его уговаривать, то здорово ошибся.

—Хорошо. Бери ослика и чеши на северо-запад. Он втянул голову в плечи.

—Мы еще когда-нибудь увидимся, Фатик?

—А как же. Жди меня в Хараште, в таверне Лысого Арти, каждый день после шести вечера. Устройся там половым, будет на что хлебнуть пива. А нет — так иди к Джабару, он научит тебя побираться на базаре.

Я оставил его у ручья. Он был несчастен, мал, жалок и погружен в горькие думы.

Пока мы отмывались, народ уже затрамбовался в фургон. Мы покатили. Я нагонял лошадей и жевал зеленый чай, чтобы придать себе бодрости. Старый рецепт варваров Джарси. От него хочется блевать, и бодрость накатывает волнами тошнотной дрожи, но он хорош в главном — удерживает тебя на ногах, когда усталость буквально наливает свинцом твои веки.

Никогда не жуйте зеленый чай, особенно натощак, если не хотите помереть, вот что я вам скажу.

О том, что за нами не едет гном, сообщил Скареди. Крессинда промолчала. Я хмыкнул и сказал, чтоб не переживали. Гном-де проводит важную рекогносцировку, ставит опасные ловушки и скоро нас нагонит. Так оно и вышло — когда тусклые световые пятна Таргалы изрядно подросли, Олник поравнялся со мной и молча поехал рядом, чихая с промежутками в пять минут.

Отщепенец, яханный фонарь!

Таргала приближалась. Внутри была таверна с теплыми постелями, пиво, эль, жаренный на вертеле баран и много других приятностей, включая свежих коней. Но я не собирался там останавливаться. Если местные заметят в фургоне эльфов — им будет наплевать на то, чащобные они или цивилизованные. Их разорвут на части. Кроме того, менять коней — не такое простое занятие, особенно ночью. Поиск, осмотр и покупка займут не меньше полутора-двух часов, а этого времени у нас не было. В общем, я решил проехать Таргалу как можно быстрее, попутно подложив Фрею еще одну свинью. Не слишком крупную, всего лишь подсвинка.

Когда до городка оставалось минут десять пути, я остановился у обочины и спрыгнул на землю.

—Олник!

Он подъехал на своем мышастом скакуне.

—Вариант «Зеленое яблочко»! Напарник оживился:

—Много крови?

—Достаточно. Ты поедешь впереди, чтобы разбудить спящих. Подготовишь их к нашему приезду.

—Яблочко? — сунулся мне под руку Альбо.

—Еще одна хитрость, — пояснил я и выгнал всех из фургона. Затем вспорол его бока в нескольких местах, чтобы парусина обвисла лохмами. Ничего, потом можно зашить.

—Что вы задумали, Фатик? — спросила Виджи голосом, в котором звенели ледышки.

—Минуту...

Я снял рубаху, и лица моих подчиненных вытянулись. Имоен прикрыла пухлые губки ладошкой, Альбо прошептал «Свят, свят!», а Скареди отвернулся так резко, будто одним взглядом мог набрать себе грехов лет на десять вперед.

Великая Торба, я все время забываю про татуировку с нагой девицей верхом на пивном бочонке. Ну молодость, молодость, было, было! Что уж тут. Тем более грудь у меня волосатая, и девицу не так уж и четко видно. Во всяком случае, самые пикантные места почти закрыты, да и не противоречит моя татуировка этическому кодексу Джарси.