Глина - Дэвид Брин

— Многие мыслители нашего времени предлагают просто принять это как дар, с благодарностью и не стремясь к пониманию. Как принимают интеллект, музыку, смех.

Он покачал головой и презрительно хмыкнул.

— Разумеется, люди на улице ничего об этом не знают. Они никогда не удовлетворяются чудом, им нужно больше и больше, им мало одной огромной жизни. Дар принимается ими как нечто само собой разумеющееся. Им подавай еще!

— Сделайте так, чтобы мы могли импринтировать големов на расстоянии. Чтобы мы телепортировали себя по всей Солнечной системе! Дайте нам телепатию, чтобы абсорбировать впечатления друг друга! Наплевать на то, что говорят математические уравнения. Мы хотим еще! Мы хотим большего!

— И, конечно, люди правы. Они ощущают истину.

— Какую истину вы имеете в виду, доктор?

— Человеческие существа вот-вот станут чем-то гораздо большим! Только не в том смысле, как они себе это представляют.

Сделав это загадочное заявление, Махарал убрал на место свои драгоценные экспонаты — клинописные таблички, фарфоровые тарелки, римские амфоры и глиняные статуэтки. Положил под стекло древние тексты на иврите и санскрите, таинственные, зашифрованные схемы средневековых алхимиков. Привычно кивнул терракотовому солдату, несущему стражу в высоком деревянном футляре. Все эти вещи давали ему, по-видимому, ощущение комфорта, доказывали, что и его работа является продолжением почетной традиции.

Затем, натянув цепь, Махарал потащил меня за собой, как провинившегося ребенка, в лабораторию, где шипели и стрекотали машины, наполняя воздух невидимыми, но ощутимыми волнами. У меня появилось предчувствие, что он хочет произвести на меня впечатление. У Йосила была склонность к драматизму. В отличие от некоторых «сумасшедших ученых» он знал, что собой представляет, и наслаждался этой ролью.

Комнату разделяла прозрачная звукопоглощающая перегородка. За ней я увидел стол, на котором около часа назад обрел сознание. Рядом с ним платформа с привязанным к ней Серым. Тем, кем я был на протяжении нескольких дней. Тем, кто стал матрицей для меня.

Бедняга Серый. У меня по крайней мере есть противник. Он же предоставлен самому себе. Своим тревогам, сомнениям, надеждам.

— Как вам удалось собрать все это здесь так, что никто ничего не узнал? — спросил я, делая широкий жест рукой.

Доставить такое количество материалов, оборудования, дорогих заготовок в потаенное убежище (где бы оно ни находилось) было бы нелегко даже в те времена, когда, если верить кино и книгам, ЦРУ плело заговоры, а пришельцы похищали людей для изучения. То, что сделал один человек в эпоху повального наблюдения за всеми и каждым, доказывало, что я попал в руки гения. Впрочем, это мне было известно и раньше.

Проблема заключалась в том, что гений по каким-то причинам ненавидел меня! Питая отнюдь не самые нежные чувства к моему физическому телу, он постоянно колебался между сумрачным молчанием и всплесками внезапной разговорчивости, словно понуждаемый некоей внутренней потребностью произвести на меня впечатление. Я распознал явные признаки комплекса неполноценности Смерша-Фокслейтнера и попробовал прикинуть, какая польза может быть от такого диагноза.

Я продолжал изыскивать возможности для побега, понимая, что все мои более ранние инкарнации занимались, должно быть, тем же самым. Но единственным результатом их усилий стало то, что Махарал демонстрировал гиперосторожность, импринтируя лишь те мои экспериментальные копии, которые не могли оказать ему сопротивление.

Подтолкнув меня к стулу, стоявшему у машины, напоминающей гигантский микроскоп, он направил огромные линзы на мою маленькую красновато-оранжевую голову.

— У меня есть доступ к обширным ресурсам, находящимся неподалеку, — ответил Махарал, так и не удовлетворив мое любопытство.

Возясь с приборами и что-то бормоча, он, казалось, почти забыл обо мне. Но я-то уже знал, что это не так.

Махарал беспокоился из-за меня, и это беспокойство коренилось очень глубоко. Все, что я говорил, могло вызвать его раздражение.

— Хорошо, мы исключили телепортацию и телепатию. Но все равно ваши достижения впечатляют. Это настоящий прорыв, доктор. Например, процесс продления псевдожизни дитто. Представить только, если все големы будут способны служить не день, а целую неделю. Акции «Всемирных печей» наверняка пошли бы вниз. Вы из-за этого разошлись с Энеем Каолином?

Он вскинул голову. Серые губы сжались.

— Перестаньте, док. Признайтесь. Я почувствовал холодок между вами еще в «Каолин Мэнор», когда ваш призрак пришел взглянуть на ваше тело. Вику, похоже, не терпелось заглянуть в ваш череп, разрезать его на кусочки. Почему? Чтобы узнать побольше обо всем этом? — Я обвел взглядом лабораторию с таинственным похищенным оборудованием. — Или он хотел заткнуть вам рот?

Выражение лица Махарала показало, что я попал в точку.

— Да? Эней Каолин убил вас реального?

Полиция не обнаружила на месте аварии никаких следов того, что дело нечисто. Но в поиске этих следов копы принимали во внимание сегодняшнюю технологию. Эней Каолин владел завтрашней.

— Как всегда, вам не хватает глубины, мистер Моррис. Как и бедняге Энею.

— Да? Тогда попробуйте объяснить, профессор. Начните с того, зачем я здесь. Хорошо, у меня получаются неплохие копии. Но каким образом это поможет вам решить великие проблемы души?

Он закатил глаза и пожал плечами — выражение усталого презрения, если верить модели Смерша-Фокслейтнера. Махарал не просто завидует способностям. Он по-настоящему ненавидит меня! Поэтому ему нужно подчеркнуть разделяющую нас интеллектуальную пропасть и минимизировать мою человечность.

Заметили ли это мои другие «я»? Должны были.

— Вам не понять, — пробормотал он, возобновляя свои приготовления.

— Не сомневаюсь, что вы говорили это и другим захваченным вами Альбертам. Но почему бы хоть раз не попробовать объяснить? Почему не предложить мне сотрудничество вместо того, чтобы превращать меня в подневольного участника мучительных экспериментов? Науку не делают одиночки. Каковы бы ни были причины вашей изоляции…

— Это мои причины, Альберт. И они вполне основательны, чтобы оправдать любые средства. — Махарал повернулся и устало посмотрел на меня. — Сейчас вы засыплете меня моральными аргументами, доказывая, как это плохо, обращаться подобным образом с другими мыслящими существами. Но ведь вы не проявили такого же отношения к вашим собственным дитто! Ни разу не потрудились расследовать случаи исчезновения, которых было немало за последние годы.

— Но… Я же детектив. Мне приходится отправлять двойников в опасные предприятия. Рисковать. Я привык думать…