Призрак для Евы - Рут Ренделл

Хозяйкой оказалась крупная красивая женщина в обтягивающей черной юбке и малиновой блузке, чернокожая — на самом деле кожа у нее была шоколадного цвета — с римским носом и полными губами. Натали представилась и сказала, зачем пришла.

— Вы не назовете свое имя?

— Соновия Уилсон. Можете называть меня миссис Уилсон.

— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Джеффри, Джефф или Джерри Лич, или Лей?

— Нет. А кто он?

— Понимаете, мне кажется, что это бывший приятель вашей соседки.

— У нее был всего лишь один ухажер, и его звали Джок Льюис. По крайней мере, так он себя называл. Он сам или кто-то другой сообщил о его гибели в той железнодорожной катастрофе, но я точно знаю, что это неправда. Зачем он вам?

— Мне он не нужен, миссис Уилсон. Не знаю, стоит ли говорить, но мне кажется, что он, скорее всего, тот самый Джеффри Лич, которого убили в «Одеоне» у Мраморной арки. Дж. и Л. — понимаете, он всегда использовал эти инициалы. Можно войти?

— Вам лучше поговорить с моим мужем. Он работает в органах.

Лаф пребывал в растерянности и не знал, что делать дальше. А если точнее, то вообще не знал, что делать. Они с Соновией смотрели, как Натали Рекмен переходит через дорогу и садится в машину.

— Это лишь ее догадки, — сказал Лаф. — Мы с самого начала знали, что Джок Льюис не погиб в той железнодорожной катастрофе. Единственный ее аргумент в пользу того, что другом Минти был этот Джеффри Лич, — совпадение инициалов.

— Не только, Лаф. Похоже, она знает, что у Лича где-то здесь жила подруга, и он называл ее Поло.

— Джок никогда не называл Минти Поло, насколько я знаю.

— Можно ее спросить, — предложила Соновия. — То есть я могу спросить. Например, скажу мимоходом: «Ты, кажется, рассказывала, что Джок любил мятные леденцы?» — или заведу разговор о ласковых прозвищах и спрошу, как он ее называл. И если все совпадает, я ей скажу. Мне кажется, она должна знать. Согласись, Лаф.

Лаф отвернулся от окна, сел в одно из кресел и повелительным жестом указал Соновии на другое. Лицо у него было хмурым, что случалось очень редко — лишь в том случае, если он считал, что жена слишком раскомандовалась.

— Нет, не соглашусь, Соновия. — Лаф называл ее полным именем только в те моменты, когда сердился. — Ты ни слова не скажешь Минти. Понятно? Это один из тех случаев, когда мы должны слушаться Дэниела. Помнишь, что он сказал, когда ты в последний раз спрашивала, нужно ли ей говорить про Джока? «Я бы не стал». Так прямо и сказал. Ты сама передала мне его слова. Теперь, когда наш сын стал доктором медицины, я решил, что в этих вопросах его слово для меня как Священное Писание. И ты должна поступать точно так же, хорошо?

— Хорошо, Лаф, — смиренно согласилась Соновия.

Одеваясь для своего пятого свидания с Ронни Грасмером, Зилла услышала звонок в дверь и подумала, что это няня. Она застегнула «молнию» на новом черном платье — облегающем, но не слишком, с глубоким вырезом, которое очень ей шло, — сунула ноги в туфли от Джимми Чу[57] и сбежала вниз. На пороге стояли двое мужчин. Даже не будь один из них в мундире, она все равно поняла бы, что это полицейские — теперь Зилла узнавала их издалека. Почувствовав пустоту в стянутом лайкрой животе, она решила, что ее пришли арестовать за двоебрачие.

— Миссис Мэлком-Смит?

Еще одно преимущество ее фиктивного брака: все считали, что у нее действительно эта фамилия.

— В чем дело?

— Полиция Южного Уэссекса. Можно войти?

Они нашли машину Джеффа. Драндулет. «Форд Англия», которому двадцать один год. Речь пойдет об этой старой развалюхе. В Харолд-Хилл.

— Где?

— Местечко в Эссексе недалеко от Ромфорда. Машина стояла на обочине дороги в жилом районе, где нет ограничений на парковку. Кто-то из жильцов позвонил и пожаловался, что она мозолит глаза.

Зилла рассмеялась.

— И что я должна с этим делать?

— Понимаете, миссис Мэлком-Смит, мы подумали, что вы можете знать, как она там оказалась.

— Понятия не имею, но если хотите знать мое мнение, Джерри — я имею в виду, Джеффри — бросил ее там потому, что наконец нашел женщину с шикарной машиной и эта женщина разрешила ему пользоваться автомобилем, когда он захочет. Вероятно, в первый раз в его жизни.

Полицейские переглянулись.

— У него не было знакомых в Харолд-Хилл?

В комнату вошла Евгения.

— Кто такой Харолд Хилл, мама?

— Это место, а не человек, — ответила Зилла и снова повернулась к полицейскому: — Он никогда не упоминал при мне это название. Думаю, просто использовал это место в качестве свалки. Вполне в его стиле.

— О ком вы говорили? — спросила Евгения, когда полицейские удалились и пришла няня. — Кто использовал это место в качестве свалки?

— Так, один человек, — ответила Зилла.

После того, как Евгения первый раз спросила об отце и не получила ответа, дети больше не вспоминали о нем. Привыкшая откладывать неприятные вещи на завтра или на следующую неделю, Зилла иногда задавала себе вопрос: нужно ли им еще что-то говорить? Или Евгения уже все поняла из газет, слухов и случайно оброненных фраз? А если поняла, то сказала ли Джордану? В любом случае Зилла не собиралась ничего говорить в присутствии няни, женщины, которая еще так не задирала нос, как миссис Пикок.

Снова раздался звонок в дверь — теперь это был Ронни Грасмер.

— Мне он не очень нравится, — сказала Евгения, когда Зилла встала и пошла открывать дверь. — Ты и за него собираешься замуж, да?

Когда женщина ушла, Минти почти сразу же забыла о ней. Может, она из полиции и знает, что Минти часто ходит в кино. Она не заметила, что женщина навестила соседей, и сама отправилась к Лафу и Соновии, чтобы узнать о мастере, который придет устанавливать душ. Соседи сидели в саду за бокалом вина и легкой закуской, но все же услышали звонок. Лаф налил Минти чилийского «Шардонне», вручил имбирное печенье «Герцогское оригинальное» и усадил на один из белых садовых стульев — четвертый был занят старым котом мистера Кроута, — но Минти показалось, что Уилсоны как-то странно на нее смотрят. Она спросила Соновию, как обстоят дела с душем, и соседка ответила, что мастер обещал прийти в начале следующей недели.

— Когда речь идет о строителях, — сказал Лаф, — то начало недели — это утро четверга, а конец недели — следующий понедельник.

Соновия рассмеялась, но Минти это не понравилось. Джок был строителем, и Лафу следовало это помнить. Тем не менее она рассказала о том, как искала могилу. Может, они ей что-нибудь посоветуют.

— Почему ты решила, что он в Бромптоне? — спросила Соновия голосом, которым разговаривала с четырехлетней внучкой.

— Почувствовала. Это не голоса мне сказали, вовсе нет. Я просто поняла.

— Но ты же не знаешь точно, моя дорогая. Только предполагаешь. Я не доверяю таким ощущениям. Похоже на предчувствия. В девяти случаях из десяти они тебя обманывают. — Лаф предостерегающе кашлянул, но это не остановило Соновию. — Ты должна все выяснить. Свидетельство о смерти и… все такое.

Минти беспомощно посмотрела на Лафа:

— Вы мне поможете?

Он вздохнул:

— Ну конечно, предоставь все мне. — Голос его звучал сочувственно.

— Что это значит: «не голоса мне сказали»? — спросила Соновия, когда Минти ушла. — Она и вправду сходит с ума — с каждым днем все хуже.

Расстроенный, Лаф покачал головой, потом кивнул.

— Найти, где похоронен Джеффри Лич, совсем не трудно, у меня это займет пять минут, но нужно ли это делать, Сонн? То есть должен ли я говорить ей? «Да, он в Хайгейт или где-то еще, только на самом деле он не Джок, а тот, кого убили в кинотеатре, и звали его Лич». Повторяю — я бы не стал этого делать.

— Тогда подожди.

— Ты всегда так говоришь, а отдуваться мне. Она ведь спросит, правда?

А потом Лаф подумал, что нужно, наверное, проинформировать инспектора уголовной полиции, но не стал произносить этого вслух. Парня зарезали, убили, а она была его подружкой и — по крайней мере, так считала она сама — невестой. Но Минти его соседка, друг, и он не может с ней так поступить. Конечно, с головой у нее не все в порядке, но если речь идет об убийстве, то Минти похожа на убийцу не больше, чем он сам. Лаф вздрогнул.

— Ты не замерз?

— Начинаю. И комары появились.

Соновия взяла на руки спящего кота.

— Боже, я забыла тебе сказать. Мистер Кроут умер. Сегодня утром. Совсем вылетело у меня из головы. Вот взяла кота и вспомнила.

— Бедный старик. — Добряк Лаф погрустнел. — Рискну предположить, что ему лучше там, где он сейчас. Возьмем себе Черныша?

— Я не оставлю его на милость Гертруды Пирс.

Когда Минти вернулась, собственный дом показался ей обителью призраков. Возможно, такое впечатление производит любой дом, когда наступают сумерки, а свет еще не включен, занавески не задернуты и комнаты не наполнены смехом. Никакого смеха не предвиделось — только тишина, неподвижность и тревожное ожидание. Дом словно затаил дыхание, готовясь к тому, что должно произойти.