Непрочитанные письма - Юрий Калещук

— Не-ет, — сказал Метрусенко, поглядев на вышку. — Замер они делают — вот что. Азимут ловят. Рыбнадзора на них нет. Вон и Толик идет, тоже великий рыбак. Портфелем ему рыбу ловить. Или чемоданом.

Временами Федор становился сварлив до крайности. Надолго, правда, его не хватало.

— Чао, — вяло сказал Мовтяненко.

— Какао, — хмуро отозвался Федор. — Я думал, уже кондуктор добиваешь, а ты все по азимутам шастаешь... Оно, конечно, напрямую любой Метрусенко забурится, а вот кривизну набрать — так тут особый дар нужен...

— Ну тебя, — отмахнулся Мовтяненко. — Всю ночь не могли каротажники прибор наладить, а тут ты еще...

— И чувства юмора у тебя, Толик, нету, — удовлетворенно заметил Метрусенко. — Нету-у-у!

Мовтяненко улыбнулся.

— Последний замер, Федя. Сейчас начнешь бурить...

Давно это было. Давно. Уже ни левинской, ни китаевской бригады нет на Самотлоре. Но город снова проснулся, собирается на работу, перед автостанцией стоят наготове надменные «Икарусы» и работяги «Уралы» с неуклюжими будками за кабиной, кургузые «пазики» и деловитые ЛиАЗы, толпится народ, и голос из динамика далеко разносится окрест:

— Для бригады Громова... Для бригады Шакшина... Для бригады Петрова... Для бригады Павлыка... Для бригады Недильского... Для бригады Мовтяненко...

Вот так. Толик Мовтяненко и Вася Недильский уже буровые мастера. Хотя почему уже? Пора. Только Федя Метрусенко где же теперь обретается, кого учит ремеслу, или рыбалке, или игре?..

Постоял немного, поозиравшись — не мелькнет ли где черный шлем волос Толика Мовтяненко или хитрая улыбочка Васи Недильского: нет, вроде не видать. Должно быть, торчат на складе, подбирая для буровой какое-нибудь железное барахло. Китаев без таких изыскательских экспедиций утра не мог начать — и эти туда же.

Я отправился в гостиницу и шагов через сто догнал человека, который шагал не спеша, весело помахивая детским портфельчиком. Седая грива явно не сочеталась с этим школьным атрибутом.

Человек оглянулся и сказал сварливо:

— Ну, конечно. Опять ты. Чё мотаешься взад-вперед? Насовсем бы перебирался. И кстати: где Лехмус?

— На БАМе, — ответил я. И сам спросил: — Куда это ты с портфелем собрался?

Метрусенко неожиданно смутился.

— Да так... На консультацию иду. Экзамены скоро. За десятый класс сдаю.

— Ты?!

— Я. А что? Я теперь в команде по тушению выбросов. А там инженерные знания нужны, понял? А как же инженером стать без десятилетки? Не знаешь? И я не знаю. Вот я в школу и пошел. Письмо Онегина к Татьяне.

— Ну, Федя!..

Честное слово, я не мог скрыть удивления. Все, что угодно, вообразить мог, только не Федора Метрусенко за школьной партой. Конечно, письмо Онегина к Татьяне: «Я думал: вольность и покой замена счастью. Боже мой! Как я ошибся, как наказан...»

— Вечером заходи, хорошо?

До вечера был еще целый день; я бродил по городу, ездил на буровые — так просто, поглазеть, чтобы не отвыкнуть, и, конечно, зашел в редакцию городской газеты «Ленинское знамя». Не было еще случая, чтобы, оказавшись в Нижневартовске, я не побывал в редакция.

Особая это газета, и место у нее особенное, свое. Она всегда отличалась верным и бескорыстным служением главной цели — освоению Приобья, не было в ней никогда ни пустого бахвальства, ни легковесной трескотни, ни барабанного боя. Вместе с Самотлором и людьми Самотлора газетчики по праву делили и радость удач, и горечь поражений, о победах говорили со спокойным достоинством, недостатков не скрывали, старались трезво в них разобраться.

Такая позиция не всегда встречала понимание, но частая смена редакторов не мешала ей выдерживать курс... Сейчас, кажется, лишь двое или трое из тех, с кем познакомились мы с Лехмусом зимой 1973 года, остались в газете: Федя Богенчук (ага, говорят мне, опять ускакал куда-то на своих костылях, вот неймется человеку — то ли строителей теребит, то ли к железнодорожникам подался, что-то с разгрузкой у них не ладится), Володя Чижов, бывший Федин практикант, а теперь заместитель редактора (важно раздув щеки, он впился в оттиск первой полосы, даже головы не поднял — шел ответственный материал, не до сантиментов), и Ваня Ясько, облысевший до ноля, вечный «блудный сын», вернувшийся на этот раз из Варь-Егана, только теперь уже в качестве собкора окружной газеты «Ленинская правда» (над репортажем для нее он трудолюбиво корпел, разрываясь между письменным столом, тремя телефонами и буфетом).

— Богенчук будет завтра, — безапелляционно заявил он. — А хочешь, — и он потянулся к одному из телефонов, — я разыщу его через две минуты? И машиной разживусь, вместе поедем. — Чувствовалось, что репортаж для родной газеты смертельно ему надоел.

— He-а. Завтра так завтра. У меня с Метрусом разговор. Ты мне лучше подшивку раздобудь, хорошо?

Чем живет Самотлор? Что радует его, что тревожит?

Отчет о научно-технической конференции объединения «Нижневартовскнефтегаз». Выступает молодой инженер А. Зюнев:

«Практика внедрения газлифта показывает, во что обошлось Самотлору, всему народному хозяйству страны затянувшееся внедрение прогрессивного метода. Будь он внедрен своевременно, тогда и буровики еще лет семь-восемь назад занялись бы анализом своего брака. Газлифт не допустил бы фальши с цементированием скважин, предотвратил бы сдачу некачественных стволов, перекрыл бы пути незавершенного бурового производства...»

Круто берет молодой инженер Зюнев. Круто. Почти так же, как судил некогда молодой инженер Макарцев. Значит, не прерывается нить, не может она прерваться — и потому, что инженер — это не профессия, не должность в штатном расписании, а назначение на несовершенной и единственной нашей земле, и потому, что остались, остаются вопросы нерешенные и нерешаемые. Уже лет пятнадцать, наверное, с неубывающей тревогой пишут про судьбу газового конденсата, но его как теряли тогда безвозвратно, так и сейчас теряют, лишь в больших объемах — на стыке интересов различных ведомств оказалось решение участи этого ценнейшего сырья, а слово «стык», вопреки толковому словарю (шов, смык, общий рубеж, где стыкаются два конца или края), на ведомственном языке означает не соединение, а раздел. И про внедрение газлифта столько написано, что впору многотомник издавать, естественно, по ведомственной подписке.

Еще одна ударная статья: «В ожидании своего часа». Бьет с первой строки:

«Представьте себе, до чего можно довести буровую, если во избежание несчастного случая районная горнотехническая инспекция вынуждена была остановить работу шести станков...»

Ну и ну. Подпись — В. Андреев. Не знаю. Наверное, из новобранцев газеты. Не робкого десятка паренек.

— И долго еще ты намерен, — спросил насмешливый голос, — глотать эту свинцовую пыль?

У письменного стола, опираясь на костылек, согнулся Богенчук, с неизменной своей улыбочкой на изрезанном шрамами добром лице, и улыбка эта всегда означала одно, даже если не успевал он произнести обычную свою фразу: «A-а, брось ты эти бяки. Давай к делу».

— Давай к делу, — сказал Богенчук. — Я слетаю в машбюро, мигом отдиктую — тут у меня на полполоски, не больше. Потом потолкуем. Есть о чем. Ты надолго?

— Надолго.

— Тогда привет.

— Подожди, Федя. Скажи мне, кто такой Вэ Андреев?

— A-а. Псевдоним. Это Володя Дорошенко. Ты ж его знаешь.

Знаю. Конечно, знаю. Лет двенадцать он здесь — приехал корреспондентом ТАСС, побывал собкором окружной газеты, но это так, скорее, между делом, — всерьез затянуло его бурение. У Петрова он даже до первого помбура поднялся, и однажды приехали мы с Лехмусом в бригаду Григория Кузьмича Петрова на митинг по случаю девяноста тысяч метров проходки; Володя застыл вместе со своей вахтой в центре утоптанной площадки, щурил глаза от телевизионной подсветки, борода его заиндевела; стоял декабрь...

А в газетной статье он рассказывает вот о чем. Восемь из двенадцати бригад Управления буровых работ № 1 (того самого управления, в котором некогда работали и Лёвин, и Китаев) не выполнили план. Такого никогда еще не было. Разрыв между лидером и отстающим коллективом достиг пятидесяти тысяч метров проходки. За два года проходка на бригаду упала почтя на десять тысяч метров. Резко повысилась аварийность. Возросли простои. Ухудшилась поставка технологического оборудования. Упало качество проводки скважин...

Читать такое было физически больно.

Это же не забытое богом место, а Самотлор, Самотлор, Самотлор, воспетый тысячу раз, знаменитый на весь мир Самотлор.

Что же случилось? Накопилась усталость? Не только мышечная усталость, но и усталость труб, машин, дорог, компрессоров, насосов, водоводов, металла?..

Перед кабинетом заместителя начальника УБР-1 Анатолия Васильевича Сивака распаренный мужик лениво давал интервью обступившим его дружкам.

— Подписал?

— Ни.

— Почему?

— Подмину требуе. И шоб сам шукав хлопца... А где его шукать, а?