Фея Семи Лесов - Роксана Гедеон

– Ступайте, сударь, ступайте!

Я была рада, что отомстила королеве за ее равнодушие и легкомыслие, однако теперь я понимала, что если граф де Мерси все объяснит ей, то, пожалуй, даже влияния моего отца будет недостаточно, чтобы я оставалась королевской фрейлиной. На влияние и заступничество графа д'Артуа я пока не рассчитывала.

Приглушая постукивание каблучков, я побежала в свою комнату. Услышав сзади чьи-то шаги, я попыталась обернуться, но паркеты Версаля были так скользки, что я еле-еле удержала равновесие. Чьи-то руки весьма нежно поддержали меня сзади.

– Все было сыграно прекрасно, – прошептал мне граф д'Артуа, – вы можете стать непревзойденной интриганкой, мадемуазель, – такой, какие встречались только при дворе Беарнца.[52]

– Вы уже все знаете?

– Да. И я должен отблагодарить вас, – загадочно произнес он.

В моей руке оказалась крошечная темная коробочка из сандалового дерева. На ярком красном бархате сияло всеми цветами радуги бриллиантовое кольцо.

– Но я… – прошептала я неуверенно.

– Это редкая работа, изделие самого Боссанжа, – самодовольно отвечал он. – Берите же! Какая женщина не любит драгоценностей?

Я промолчала, но кольцо решила принять. Уж слишком красиво…

– Ступайте переодевайтесь, – приказал принц. – Мне угодно поехать с вами в одно прелестное местечко.

– Сейчас, ночью?!

– Да. Кстати, уже утро.

– Но…

– Знаю, знаю, вы хотите спать. К черту! До мессы вы уже все равно не выспитесь. Или, – добавил он высокомерно, – вы посмеете отказать мне?

Я хотела сделать именно это, но потом опомнилась. Милость королевы я вот-вот могла утратить, у меня оставался только принц. Единственная защита во всем Версале… Я устало пошла переодеваться.

Когда через пятнадцать минут я появилась перед ним в платье с корсажем из белого атласа, покрытым розами и кружевами, переходящим в огромную юбку с фижмами тканого серебром полотна, укрывавшую множество нижних юбок, принц странно глотнул, и его рука нервно сжала мою руку.

– Что с вами? – спросила я удивленно.

– Послушайте, – хриплым голосом спросил он, – вы еще до сих пор не передумали?..

Я тряхнула просто уложенными белокурыми волосами, в которых сверкали алмазные нити:

– Насчет того самого? О, нет!

– Ну что ж, – с гневом сказал он, – вы сами виноваты. В душе у меня зародились какие-то смутные подозрения, но принц так тянул меня за руку, что я не успевала сопротивляться.

– Но куда же мы едем? – вскричала я.

– В «Орфей», мадемуазель, в «Орфей»!

Я знала этот ресторанчик, принадлежащий знаменитому Рампоно. Я была очарована мерцанием огней, отражающихся в посуде голубого севрского фарфора, провансальскими романсами и утонченными, изысканными сладостями, которые нам подали. Принц был внимателен и любезен, хотя я все время замечала в его черных глазах какое-то нетерпение и настороженность.

– Вы пили когда-нибудь кофе с коньяком? – спросил он.

– Нет. Это, должно быть, слишком остро.

– А вы попробуйте.

Из хрустальной бутылочки он налил в мой кофе какую-то жидкость. Я, не задумываясь, выпила, уже через минуту ощутив, как слабость плывет по телу. Очертания предметов расплывались, на лице принца я видела только глаза, и это меня испугало.

– Поедемте отсюда! – сказала я, поднимаясь. – Наверное, уже вот-вот начнется месса. Королева будет недовольна, если…

Голова у меня закружилась, и я почувствовала, как пол уходит у меня из-под ног. Руки графа д'Артуа подхватили меня.

– Что со мной? – прошептала я.

– Тише, тише, не бойся! Это опиум, всего лишь опиум, очень маленькая доза… Успокойся!

Мне все стало ясно. Я тщетно пыталась вырваться и лишь бессильно цеплялась руками за его перевязь.

Я плохо понимала, что происходит: кажется, он понес меня вверх по лестнице, в какую-то комнату, увешанную голубыми шпалерами, и я оказалась на кровати. Руки принца расшнуровывали мой корсаж, расстегивали юбки.

Это было очень странное состояние. Я понимала, зачем я здесь, что со мной хотят сделать, но не могла ни кричать, ни сопротивляться. Тело стало полубесчувственным, бессильным, а сонливость, хоть и не погасила полностью сознание, сковала движения.

Он навалился на меня, жарко, сквозь стиснутые зубы, дыша прямо в лицо, и взял меня так легко, как сорвал бы созревший плод, но с таким бешеным неистовством, что я почувствовала ужас и застонала в полубеспамятстве. Мне не было больно, и опиум притупил все ощущения.

Принц поднялся, надевая перевязь.

– Удивительно, когда эти девушки успевают потерять девственность? – проговорил он раздраженно. Потом, наклонившись ко мне, обеспокоенно спросил: – Да что с тобой? Тысяча чертей, этой крошке, кажется, совсем дурно!

К графу д'Артуа присоединился еще какой-то человек. Вместе они укутали меня в меха, на руках несли по лестнице. Потом я чувствовала, что мы едем в карете, а я сижу между двумя мужчинами.

– Послушай, д'Эстергази, – произнес голос принца, – если, не дай Бог, эта девчонка заболеет, тебе несдобровать!

– Монсеньор, вам не в чем меня упрекнуть. Я достал вам настоящий, чистый опиум, как вы и просили.

– Да, да… Я не хотел больше ждать.

– А вы не боитесь, монсеньор, что ее отец будет взбешен, если узнает?

– О, нет! Принца де Тальмона я не опасаюсь. Он все поймет правильно. Вот только бы она не стала еще большей недотрогой после этого…

Я очнулась после этого кошмара у себя в комнате, на собственной постели. Надо мной склонился придворный врач Лассон.

– Боже мой, – плакала Маргарита, – она будто не в себе!

– Мадемуазель, – сказал мне Лассон, щупая мой пульс, – вы вовсе не пьяны, как я подумал сначала. Вы выпили снотворное.

– Да, наверное, – прошептала я.

– Зачем? У шестнадцатилетних девиц обычно хороший сон.

– Я думаю, – сказала я с гневом, внезапно возникшим во мне, – это никого не касается!

– О, разумеется. Это касается только вас и того, с кем вы заканчивали рождественский праздник. Ну, а теперь немного полежите, мадемуазель. К мессе, вы, конечно, идти не в состоянии.

Он посмотрел на часы и отправился к двери.

– Да, принцесса, – сказал Лассон, что-то вспомнив, – если после этого снотворного у вас… э-э, у вас будут какие-то женские неприятности… я всегда к вашим услугам.

Он все понял. И можно было не сомневаться, что это поймет теперь и весь Версаль.

– Одевайтесь поскорее, моя милая, – сказала мне королева, когда парикмахеры заканчивали ее пудрить, – спектакль очень хорош, мне хочется обязательно его увидеть.

– Но вы же сами играли когда-то Розину в этом спектакле.