Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уир

— Премного вас благодарю, — степенно отвечаю я. — Я молюсь о вашем усердии и желаю вам успеха.

Итак, победа остается за мной, и, возможно, решающая.

Но Нортумберленд не может уехать, не отомстив. Не посоветовавшись со мной, он почти немедленно объявляет, что я и мой муж должны быть коронованы в Тауэре через две недели.

Я вне себя, восседая на своем троне, но не имея возможности ничего предпринять. Разве я не ясно отказалась сделать Гилфорда королем? Но герцог решил пренебречь моим отказом — он страстно желает обезопасить собственное положение перед отъездом. Подожди, уговариваю я себя, подожди, имей терпение. Скоро он уедет, и я смогу сама управлять всеми делами. Лорды почти наверняка меня поддержат — вспомнить только, как они повели себя сегодня, придя мне на помощь, — они, наверное, так же возмущены тиранией герцога, как и я. И всегда сохраняется возможность, что его светлость не вернется обратно.

Нортумберленд все говорит:

— Отныне любой из подданных, приближающийся к королеве или ее супругу, должен будет преклонять колена и обращаться к ним «ваша светлость». — Он с поклоном оборачивается к трону. — Ваша светлость, от вашего имени к вашему доброму брату императору отправился посланник, дабы объявить о вашем законном восшествии на престол и сообщить ему, что изменница Мария намеревается учинить мятеж в королевстве.

Я величаво киваю и отвечаю ему с сарказмом в голосе:

— Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы удержать императора от помощи и содействия нашим врагам.

На следующее утро в Тауэре и округе поднимается какая-то суета. Когда я выхожу из спальни, мне докладывают, что герцог велел своим войскам собраться у Дурэм-хауса и готовиться к выступлению.

Ко мне подходит Арундель, снимает шляпу и кланяется:

— Ваша светлость, мне бы хотелось переговорить с вами наедине.

Я веду Арунделя в свои апартаменты и отпускаю фрейлин.

— Какие новости, милорд?

— В сожалению, плохие, сударыня. Ночью пришло известие, что вся Восточная Англия поднялась в поддержку леди Марии и что в Чешире граф Дерби провозгласил ее королевой. Даже этот протестантский смутьян, сэр Питер Кэрью, проделал то же в Девоне. Хуже всего, особенно для герцога, что его сын Роберт, поняв, что ему не удастся задержать леди Марию, также провозгласил ее королевой в Кингз-Линн.

Мной овладевают головокружение и тошнота. Хитроумный план Нортумберленда разваливается на куски, не в силах противостоять невзгодам, и Божественная воля исполняется, несмотря на попытки глупых гордецов воспрепятствовать этому. И пусть я сражена новостями, я радуюсь — радуюсь в душе — вероятному исходу всех этих событий. Ибо — Бог тому свидетель — я никогда не хотела быть королевой. Я против воли носила этот титул, каждую минуту ненавидя его, в эти последние дни в Тауэре. Теперь же, кажется, преступной афере настает конец, и когда все закончится, ненавистные Дадли понесут справедливое наказание, а я со счастливым сердцем сложу с себя чужой титул и отправлюсь домой в Брэдгейт, где стану жить тихо и мирно со своими книгами. Я не сомневаюсь, что Мария мне это позволит: она милосердная и добрая леди, и ей достанет проницательности понять, что я согласилась принять корону лишь под невыносимым давлением и с крайним нежеланием. Господи, да вокруг предостаточно очевидцев, которые могут ей о том поведать. Так что о себе я понапрасну не беспокоюсь.

— Несколько членов Тайного совета скрылись, — говорит Арундель. — Они покинули Тауэр под покровом ночи.

— Нужно ли нам тоже уходить? — спрашиваю я.

— Для вашего величества, вероятно, будет безопаснее оставаться здесь, — советует он. — Трудно судить о настроениях людей. Скрывшись, вы признаете себя виновной в глазах леди Марии. И не все еще потеряно, сударыня.

— Благодарю вас за совет, милорд. А вы остаетесь?

— Я выжду, пока не настанет время приносить клятву верности, прошу прощения, сударыня, — откровенно признается он. — Герцог еще может взять верх. А если так, то вы можете рассчитывать на мою преданность. Но всем нам нужно беречь свои головы.

— А что же остальные?

— Они также поплывут по течению.

Я мысленно улыбаюсь. Есть ли среди них вообще порядочные люди?

Вскоре после этого является Нортумберленд, дабы получить от меня официальные указания.

— Прощайте, сударыня, — говорит он. — Через несколько дней я доставлю вам леди Марию, живую или мертвую, но покорную вашей воле.

И с коротким поклоном он уходит.

Нортумберленд и его старший сын граф Уорвик покинули Лондон во главе своей армии, к моему большому облегчению. Советники уверяют меня, что герцог вернется с победой: в конце концов, разве не он самый лучший воин в королевстве?

— Не уверена, буду ли я вообще королевой, — признаюсь я миссис Эллен. — Но я, по крайней мере, настроена вести себя как королева, пока не станет ясно, чем кончилось дело. В конце концов, если Господь призвал меня править Англией и укреплять здесь истинную веру, я не должна Его подвести. Молюсь, чтобы воля Его явила себя в событиях последующих дней и я поняла, что следую верным путем.

— Мы все в руках Божьих, — смиренно произносит миссис Эллен.

Напряжение в Тауэре возрастает. Некоторые советники изъявили желание отправиться домой и оттуда следить за развитием событий, но батюшка убедил их — не без труда — остаться. И они остаются, но с явной неохотой, ибо новости нерадостные для тех, кто вверил свою судьбу герцогу. Марию провозгласили королевой уже в четырех графствах. Близ Ярмута команды кораблей Нортумберленда взбунтовались и перешли на ее сторону; две тысячи матросов дезертировали, направившись к ней в Фрамлингэм, где вокруг нее уже собирается мощная армия. Люди валом валят под ее знамена! Даже убежденный протестант епископ Хукер склоняет свою паству поддержать ее. С каждым днем становится все яснее, что английский народ не намерен потакать амбициям Джона Дадли.

С мертвенно-бледным лицом батюшка обращается ко мне:

— Сударыня, лорды встревожены. Ходят слухи, что ваше дело проиграно. Королевский казначей — будь он проклят! — скрылся, прихватив все золото из вашей казны, и будьте уверены, что другие последуют его примеру. Я подозреваю, что некоторые из них поддерживают связь со сторонниками Марии в Лондоне.

— Тогда нам остается молиться о победе милорда Нортумберленда, — сухо отвечаю я.

Батюшка пристально смотрит на меня; от него не укрылась ирония в моем голосе.

Позже тем же днем он возвращается, в сильном волнении:

— Сударыня, это невыносимо. Двое из членов совета только что были остановлены стражей при попытке тайком покинуть Тауэр. Никто из нас не обладает властью Нортумберленда, а изменников с каждым часом прибывает. Кто их остановит, если они все решат уйти?

— Это сделаю я. — Я поднимаюсь на ноги. — Я не позволю им покинуть меня из-за глупой затеи Нортумберленда. Пожалуйста, немедленно созовите Тайный совет.

Несколько стульев пустуют. Я суровым взглядом обвожу мужей, сидящих передо мной. Некоторые встречают мой взгляд, другие воровато отводят глаза. Я знаю, что не могу надеяться на их верность, но сделаю все, чтобы они несли ответственность за свои поступки. И дабы добиться от них подчинения, я должна притворяться, притворяться и еще раз притворяться.

— Милорды, — начинаю я, — благодарю вас за то, что вы не замедлили собраться. Я созвала вас сюда, чтобы объявить, что в отсутствие лорд-председателя я самолично, ваша королева, принимаю на себя бразды правления моим королевством. Отныне я стану председательствовать на всех ваших заседаниях и все указы будут приниматься лично мной. Заверяю вас, я стану равно управлять и царствовать с благословения всемогущего Господа.

Все молчат, но кое-кто из пэров смотрит на меня с нескрываемым восхищением. Никто не осмеливается оспорить мой захват власти — по крайней мере в открытую.

— Я предлагаю, — продолжаю я, — написать шерифам оставшихся графств и напомнить им о присяге, которую они мне принесли. Я также собираюсь вызвать епископа Лондонского и просить его в воскресной службе напомнить нашим подданным о долге перед нами. Но превыше всего, милорды, я намерена позаботиться о том, чтобы протестантская вера оставалась религией моего королевства. Я понимаю, что мое положение пока не столь прочно, как ему следует быть, но я стану каждый день молиться Господу, чтобы, милостию Своей, он назначил мне исполнять Его волю на земле, чтобы злостное идолопоклонство, которое несет с собой леди Мария, никогда больше не поразило эту землю.

Это уже слишком, я знаю. На следующий день мои храбрые речи, предназначенные для того, чтобы удержать этих людей подле меня в подчинении, могут быть сочтены преступными. Но что еще я могу сделать?