Принц Крови - Елена Прокофьева

— А она — не дурна, — пробормотал принц, — Как вам кажется, господа?

Этот вопрос относился к бретерам, которые взирали на все происходящее хотя и с явным удовольствием, но и с замешательством.

— Хороша, — облизнул губы один из них, — Но нам не мешало бы покинуть это заведение, господа. Кто-нибудь слышал крики и уже наверняка побежал за стражей.

— А вы не бойтесь, — сказал Филипп, — Мы успеем поразвлечься, а потом уйдем — чинно и спокойно, как и подобает благородным господам. Что бы вам хотелось сделать с девчонкой? Она ваша. Я дарю ее вам.

Вард подхватил девушку на руки и уложил на стол.

— Побойтесь Бога, господа! — не выдержал трактирщик, выглядывая из-за стойки, за которую давно уже прятался, — Оставьте девушку, она же совсем еще ребенок!

Гиш направил на него пистолет.

— Сиди тихо, — сказал он.

В его глазах разгорался огонь, нехороший, темный огонь, и трактирщик, побелев, как полотно, осел на пол.

Вард разорвал на девушке платье, обнажая плоскую детскую грудь.

— Вы позволите мне первому, монсеньор? — спросил он хрипло.

— Позволяю, — усмехнулся Филипп: он знал страсть Варда к непорочным девицам.

— Монсеньор?! — с изумлением воскликнул бретер, — Кто вы?

Филипп весело рассмеялся.

— Я - ваш ангел-хранитель.

Девушка пришла в себя и застонала, потом закричала, когда сильные руки Гиша прижали ее к столу, а Вард, не торопясь, принялся поднимать ее юбки.

…В тот раз они просто делали то, что хотел Филипп, ибо не было для них ничего страшнее, чем впасть в его немилость. Они не боялись стражи, не боялись огласки, в конце концов, каждый из них понимал, что Филипп сможет защитить их, если захочет. Они видели, что принца развлекает зрелище насилия и старательно демонстрировали свою грубость и жестокость, чтобы доставить ему как можно больше удовольствия. Доставить удовольствие Филиппу было гораздо важнее, чем развлечься самим. А еще важнее было к утру вернуть его высочество во дворец, целым и невредим. Поэтому ночные приключения начли казаться им забавными и приятными уже только постфактум, когда они вспоминали все на следующий день, расположившись в будуаре Филиппа.

Стражники явились тогда, когда все было уже кончено. Это был отряд из городского ополчения, состоявший человек из пятнадцати, из которых по-настоящему вооружены были только четверо или пятеро. Все они столпились в изумлении и ужасе у входа, глядя на пирующих господ и разложенную на столе окровавленную девицу.

— Господа, извольте сдать оружие и следовать за нами, — наконец промолвил один из них, видимо, старшина. Ответом ему был взрыв хохота. Дворяне выхватили шпаги и ополченцы поспешили ретироваться. Они хотели жить, их дома ждали семьи.

С тех пор подобные вылазки в город стали регулярными. Никто больше даже не пытался сохранять их в тайне, точно так же, как никто не хранил в тайне вылазки дядюшки Гастона, любившего во времена оны, шутки ради, нападать на прохожих на Новом Мосту. На самом деле, в тайне невозможно было оставить и первую вылазку, даже если бы она единственной. В Лувре даже стены имели уши, ничто не могло пройти незамеченным. Дворец захлебнулся сплетнями. Уже к вечеру следующего дня все знали о том, что Филипп придумал новое развлечение и очень многие возжаждали к нему присоединиться. В самом деле, какая удача! Возможность творить все, что вздумается, не опасаясь возмездия. Стражники из городского ополчения, а так же патрулирующие город гвардейцы, являясь на зов пострадавших, скрипели зубами от возмущения и злости, но ничего не могли поделать, — им приходилось ретироваться. Существовали законы и предписания, но особа королевской крови была неприкосновенна.

В городе их называли демонами, вырвавшимися из преисподней, кое-кто поговаривал, что у кого-то из мнимых дворян видели рожки. Другие уверяли, что это шайка оборотней, неуязвимых и неуловимых, рассказывали, будто они поднимались после выстрела в упор. Кто-то верил в это, кто-то нет, но появления удалой компании владельцы кабачков и игорных заведений опасались не меньше чем пожара или наводнения, потому что убытки они приносили ничуть не меньшие. Разбойничья ватага вела себя крайне непотребно, упиваясь и круша все на своем пути, отлавливая молоденьких служаночек или мальчишек, прислуживающих в трактире, и распиная прямо на залитом вином столе, насилуя и истязая, в меру довольно незамысловатой и однообразной фантазии. У жертв, что по утрам вытаскивали из сточных канав, были вырезаны на телах сатанинские символы, были выколоты глаза или отрезаны уши, часто на месте гениталий обнаруживалось сплошное кровавое месиво.

Не все и не всегда безропотно сносили их выходки, порой им пытались помешать. Если расстроенный участью сыночка или дочки какой-нибудь обезумевший трактирщик кидался на них с топором, его с хохотом просто накалывали на шпаги. Если же вступался дворянин — это было еще интереснее, потому что к развлечению добавлялась и доля риска. Все дворяне из свиты Филиппа превосходно фехтовали, однако случалось так, что они нарывались на лучшего фехтовальщика, сражаться приходилось всерьез и не обходилось без ран. Однажды Вард был ранен настолько серьезно, что его пришлось срочно нести к доктору. Трактирщик был отомщен, но радовался недолго — уже следующей ночью он сгорел в своем доме вместе с женой и спасенной от бесчестия дочкой. А заступник угодил в Бастилию за нападение на особу королевской крови. Правда, очень скоро он был выпущен.

Филипп сутки напролет сидел у постели Варда, такого бледного и несчастного, страшно замучил своей заботой, но Вард не возражал, — стоило только посмотреть, как злится и ревнует Гиш, так можно было и потерпеть. Чисто из вредности.

Такое особенное расположение принца Вард не мог не использовать для своей пользы и однажды упросил Филиппа принять ко двору племянника герцога д`Эльбефа, который, вроде как, за это обещал просить ему большой долг. Племянника звали Филипп де Лоррен-Арманьяк, было ему в ту пору пятнадцать лет, и он вполне годился в пажи, даже, можно сказать, уже перерос самый подходящий для этого возраст. Юноша был красив, высок ростом, очень хорошо сложен и выглядел старше своих лет. При дворе герцога Орлеанского его появление произвело даже некоторый фурор. Свежие личики всегда вызывали у придворных особенное внимание, а уж когда они были так хороши, то внимание это становилось особенно пристальным. И от поклонниц у юного пажа не было отбоя. Вард однажды сказал, что стоило бы Лоррену уронить платок и дамы выстраивались бы в очередь для того, чтобы поднять его. Да и не только дамы… И лишь принц Филипп оставался к юноше равнодушен. Оценив его безупречные внешние данные, он как будто оставил его «на потом», то ли не заинтересовавшись, то ли собираясь дождаться, пока мальчик превратится в мужчину. Мальчишки одного с ним возраста вообще не особенно привлекали Филиппа, разве что в качестве дополнения к основному блюду, состоящему из сильных и мужественных красавцев. Вард, собственно, это знал, иначе он, наверняка, поостерегся бы представлять ко двору потенциального конкурента. Никакие списанные долги не стоили бы такого риска.