Миры Клиффорда Саймака. Книга 8 - Клиффорд Саймак

— По моему разумению, пора кончать наш спор, — сказал № 2. — Мы начали пререкаться, и это никуда нас не приведет. Меня удивляет и огорчает, что мы, столько проработав вместе, еще способны впадать в такое состояние. Я воспринимаю это как предостережение: в нашей работе здесь что-то не так. Стало быть, мы не смогли достичь того совершенства, с которым всегда пытаемся работать, причиной чему в данном случае, должно быть, истины, ускользнувшие от нашего сознания, но не дающие нам покоя на подсознательном уровне.

— Я совершенно не согласен с тобой, — сказал № 1, — однако ты прав, говоря о бесплодности нашего спора. А посему давай выжмем из нашей утренней прогулки максимум удовольствия.

Глава 6

Кашинг переправился через реку, уцепившись за наспех связанный бревенчатый плот, на котором лежали лук и колчан. Плыть так было легче. Он вошел в реку под стенами университета и отдался на волю быстрого течения, которое снесло его вниз. Том вычислил, что его прибьет к противоположному берегу там, где ручей прорезал крутые стены утеса. Тогда ему не придется карабкаться вверх: по берегу ручья легко выбраться на южную окраину города. Прежде он не бывал в этих местах и гадал, что там увидит, хотя и понимал, что южная окраина вряд ли отличается от других: те же ряды ветхих домов, либо падающих друг на друга, либо уже рухнувших; едва заметные тропы, убегающие в разные стороны, остатки древних улиц, где и по сей день твердые мостовые не заросли густой травой.

Позже взойдет луна, но сейчас землю окутывал мрак. Рябь на реке крошечными радугами отражала слабый звездный блеск, но здесь, под сенью деревьев, в месте впадения ручья в реку, уже не было видно отражения звезд.

Взяв с плота колчан, Кашинг перекинул его через плечо, потом сунул руку в лямку маленького дорожного мешка, поднял лук и осторожно оттолкнул плот ногой подальше от берега. Склонившись над водой, он следил за плотом, пока тот не исчез в темноте. Течением ручья плот отнесет на стремнину, и тогда уже никак не догадаться, что кто-то переправлялся через реку под покровом ночи.

Плот исчез, но Кашинг все сидел, вслушиваясь и вглядываясь. Где-то на севере лаяла собака, настырно и упрямо, но вяло и бессмысленно — так, словно лай — ее главная обязанность. На том берегу ручья в кустах послышалась возня, осторожная, но деловитая. Животное, определил Кашинг. Явно не человек. Скорее всего, енот пришел полакомиться ракушками. Над головой жужжали москиты, но Кашинг не обращал на них внимания. Там, на картофельной делянке, он за много дней привык к москитам и их укусам. Их противный писк только немного раздражал, не более того.

Убедившись, что никто не видел, как он переправился, Том поднялся и зашагал по узкому берегу. Потом вошел в ручей и двинулся вверх по колено в воде, осторожно ступая, чтобы не угодить в яму. Глаза уже привыкли к темноте, и он различал черные деревья, слабый блеск бегущей воды. Том не торопился; ощупью отыскивая дорогу, он шел совсем бесшумно. Ветки низко склонились над водой, и он либо подныривал под них, либо отводил в сторону.

Пройдя с милю, он приблизился к развалинам старого каменного моста, вышел из воды и полез по склону на улицу, которая некогда вела к этому мосту. Он чувствовал под подошвами мокасин неровную твердь мостовой, поросшей травой и опутанной корнями. Собака на севере все лаяла, но теперь к ней присоединились другие, на юге и западе. Справа в кустах тревожно заверещала птица, вспугнутая каким-то своим, птичьим, страхом. На востоке за кронами деревьев мелькнул первый лунный свет.

Кашинг шел на север до перекрестка, потом свернул на запад. Он не был уверен, что до рассвета выберется из города, но хотел уйти как можно дальше. Еще до восхода солнца надо будет найти укрытие и пересидеть в нем день.

Он удивился своему странному возбуждению. Свобода, подумал он. Неужели это она приносит такую радость после долгих лет, проведенных взаперти? Интересно, так ли чувствовали себя древние американские охотники, отряхнув с ног пыль восточных поселений? Так ли чувствовали себя горные жители, о которых, как и об охотниках, рассказывали мифы, выходя к бобровой запруде? Так ли чувствовали себя астронавты, устремлявшие свои корабли к далеким звездам? Если они, разумеется, вообще отправлялись к звездам…

Иногда меж деревьями мелькали черные громадины. Когда луна взошла высоко, Том разглядел, что громадины эти — руины зданий. Некоторые из них сохранили очертания домов, другие превратились в груды обломков, но еще не стали курганами и не провалились в свои котлованы. Том знал, что идет по жилым кварталам, и пытался представить себе, как они выглядели в прошлом, эти улицы, которые были обсажены деревьями, эти дома, новенькие и блестящие, окруженные зеленью лужаек. И люди в них. Вон там жил врач. Напротив — юрист. Чуть дальше по улице — владелец магазина компьютеров. Дети играли на лужайках с собаками, совершал обходы почтальон, у тротуара стояла машина. Том пожал плечами и спросил себя, верна ли представленная им картина и не очень ли он ее романтизирует. В подшивках старых журналов встречались фотоснимки таких улиц. Но, может быть, эти улицы тщательно отбирали для съемок, и по ним нельзя судить обо всей картине в целом?

Луна светила ярче, и Том видел, что мостовая, по которой он шел, покрыта низкими кустами и опутана корнями, между которыми была протоптана узкая извилистая тропинка, огибавшая самые густые заросли. Оленья тропа? Или же по ней ходили в основном люди? Если люди, то надо с нее сойти. Однако в конце концов Том решил остаться на тропинке. Только по ней можно было двигаться дальше, потому что по сторонам путь преграждали заросли и бурелом, старые дома и, что еще хуже, предательские подвалы, зиявшие ямами.

Том зацепился за что-то ногой, потерял равновесие и упал, оцарапав щеку. Сзади послышался тяжелый глухой удар. Кое-как поднявшись, Том увидел оперенную стрелу, которая вонзилась в ствол дерева у тропинки. Западня, подумал он. Господи, западня, и он едва не попался. Еще пара дюймов, и стрела вонзилась бы в плечо, а то и в горло. Он почувствовал холодный страх и ярость. Зачем тут западня? Кого она подстерегает — оленей или людей? Надо бы спрятаться и подождать до утра, когда охотник придет взглянуть на свою добычу. А потом пустить в него стрелу, чтобы он уже никогда не устраивал таких ловушек. Но на это нет времени: к утру надо убраться подальше отсюда.

Он вылез из хитросплетения корней и устремился в кусты, прочь от этой улицы. Идти стало труднее: лунный свет не пробивался сквозь густую листву, и Кашинг без конца спотыкался.