Декабрист - Максим Войлошников

В 1686–1687 годах вторично держали осаду воевода Толбузин и пруссак полковник Афанасий Бейтон, с семьюстами людей и одиннадцатью пушками. Их окружила восьмитысячная китайская армия, вооруженная несколькими десятками орудий. Но албазинцы держались до последнего; у них были припасы и они выдержали осадную зиму, наполовину опустошившую лагерь осаждающих, — хотя и погиб воевода Толбузин и каждые десять из одиннадцати обороняющихся. Китайцы отступили. Китайское наступление на Забайкалье выдохлось. Амур пришлось отдать, но Нерчинск и земли по Шилке и Аргуни остались за русскими.

Примерно об этом и сказал Ломоносов своим товарищам, закончив так:

— И я надеюсь, что наш приход сюда будет провозвестием возвращения русских людей на реку Амур, на которой некогда стояли они сорок лет. Может быть, здесь получат они ту свободу, которой нет нынче в Отечестве!

Глава 50

На берегах Амура

Наступил конец ноября. Новопоселенцы взялись за топоры и первым делом поставили большие балаганы из коры, чтобы хоть как-то прикрыться от зимней непогоды. Затем поспешно стали рубить зимовье, пока не ударили лютые зимние тридцати-сорокаградусные морозы. Бывшие офицеры работали наравне с бывшими солдатами. За неделю сложили большую избу из сырого леса, истекавшего смолой. Из кирпичей, набранных в руинах Албазина, сложили печку и стали топить круглосуточно, чтобы изба просыхала. Образующиеся трещины тут же затыкали мхом. Охотились и ловили рыбу подо льдом, а еще Петр дал охотникам задание набить пушного зверя, для подкупа пограничной стражи и покупки товаров. Обустройство на новом месте заняло месяц.

Под Рождество, когда среди казаков на караулах стоял один из пяти, а трезвых не было вовсе, Ломоносов ввосьмером со своими людьми поехал через границу в обратную сторону. Старшим на хозяйстве он оставил лейтенанта Окулова. Ужасный ветер в долине нижней Шилки едва не поморозил заговорщиков. Но вот и огни Горбицы! В руках пограничных казаков он оставил мехов на сто рублей (урядник предпочел натуру) и обещал на возвратном пути привезти хлеба и вина.

Через неделю они остановились в станице Сретенской. Основана она была в один год с Нерчинском, под именем Нижнего Острога. Через Сретенскую шли каторжные этапы в Нерчинский завод, и полиция тут караулила беглых. С другой стороны, место было довольно оживленное, и к проезжим людям здесь привыкли, не приглядывались слишком пристально. Занявшись товарами, Петр отправил троих — Лихарева, Лисовского и с ними гренадера Стрелкова — на юг. Они побывали в Газимурском Заводе и еще некоторых местах и вернулись полторы недели спустя. Когда они ввалились с мороза в избу, где квартировал Ломоносов, он напоил их чаем с дороги, накормил, не давая слова сказать. А затем предложил выйти из избы, чтобы покурить трубки. Здесь он и услышал от Лихарева следующий рассказ:

— Двадцать наших товарищей находятся в Благодатском руднике, в горах, в восьми верстах от Нерчинского завода, близ самой китайской границы. В нескольких верстах — рудник Горного Зерентуя. До Китая — верст двенадцать по прямой, въехать туда можно свободно, но места там действительно дикие, гористые — той дорогой не уйти. Тюрьму — это старая казарма, — караулят внутри четверо и снаружи — двенадцать казаков. Половину тюрьмы занимает отделение беглых каторжных, половину — наши, все люди в обоих отделениях закованы. К нашим двоим приехали жены — Екатерина Трубецкая и Мария Волконская.

Кроме того, мы узнали, что в Акатуе, в самом нездоровом месте рудников, петербургскими инженерами строится большая новая тюрьма. Видно, всех наших хотят туда собрать и сгноить.

— Хорошо, вы много узнали, Лихарев. Пожалуй, мне и самому пора съездить и взглянуть своими глазами…

Настала очередь Ломоносова одолеть двести пятьдесят верст по заснеженным дорогам, отделяющим Сретенскую от Нерчинского завода. С ним вместе поехал Лисовский, уже знавший окрестности.

…К Благодатскому руднику лазутчики подобрались со стороны сопок. Одну из них Лихарев присмотрел для наблюдения. Лошадей привязали к кустам по другую сторону склона, наверх полезли пешком. Чтобы не быть замеченными на снегу, с собой у них были накидки из белого полотна, сохраненные с прошлогоднего налета на крепость. Расположившись на склоне, поросшем лишь кустарником, Петр умял неглубокий снег, чтобы удобно было лежать, и принялся разглядыват долину в подзорную трубу. Внизу виднелась деревенька об одной улице, окруженная голой заснеженной пустошью. Поодаль, у подножья горы, дымила трубой старая бревенчатая казарма — ныне каторжная тюрьма. В стороне виднелся загороженный воротами вход в рудничную штольню. От казармы к ней вела протоптанная тропа. Заснеженная дорога уходила в сторону Горного Зерентуя.

Петр задумался, как им организовать побег из этого неприютного места? Но тут, случайно переведя трубу левее по склону, заметил вдруг какого-то человека. Неизвестный, явно скрываясь, занимался тем же самым делом, что и они сами: наблюдал за долиной.

— Кто таков?! — насторожился Ломоносов, жестом показывая неизвестного своему спутнику. Тот еле заметно пожал плечами: раньше этого человека он здесь не примечал. — Ну-ка, подкрадемся, спросим, — прошептал Петр. Не торопясь, примерно полчаса они подбирались к неизвестному. И все же незнакомец оказался достаточно настороже, и когда до него оставалось уже не более двадцати шагов, вдруг вскочил на ноги. Он быстро сунул руку за пазуху, и теперь они стояли друг против друга, обмеряя своего визави недоверчивым взглядом. Ломоносов видел перед собой человека высокого роста и примерно его лет, смуглолицего, и явно не избегшего военной годины, о чем свидетельствовало суровое выражение его глаз, какое видал Ломоносов лишь у людей, не раз побывавших под огнем.

— Вы кто? — спросил он, будучи убежден, что перед ним не местный обыватель.

— Я отставной поручик Сухинов, — ответил он. — Охочусь. А вы кто такой?

— Без ружья охотитесь? — усмехнулся в бороду Петр и, заметив, что рука его собеседника пошевелилась за пазухой, рывком распахнул полушубок и показал свою знаменитую перевязь: — Не у вас одного есть такие штуки.

Сухинов обреченно выпростал руку.

— Сдается мне, фамилию вашу я слышал год назад от господина Муханова, прибывшего в Санкт-Петербург после несчастного дела под Белой Церковью, — сказал Ломоносов. — И вы рискуете, представляясь под своим настоящим именем… Я так полагаю, что вы замышляете устроить кому-нибудь побег? Меня зовут Петр Ломоносов, и я тоже некоторым образом отставлен и помышляю о том же самом, что и вы. Давайте сядем, чтобы нас не увидели. Расскажите, как вы сюда попали. — Петр выжидательно замолчал.