Скобелев, или Есть только миг… - Борис Васильев

— Никак нет, Ваше Высочество! Списки вел личный порученец подпоручик Мокроусов!

— Где он сейчас?

— В России с тяжелым ранением, Ваше Высочество.

— Ловко! — Великий князь ходил по кабинету, громко стуча высокими сапогами. — Что Скобелев говорил Струкову о заговоре болгар?

— Не могу знать, Ваше Высочество!

— Чего ты не можешь знать?

— Ничего, Ваше Высочество, — вдруг негромко, но очень твердо сказал Млынов.

Главнокомандующий некоторое время смотрел в упор на капитана, постепенно наливаясь кровью. Заорал неожиданно:

— Дежурный!..

Дежурный адъютант тут же влетел в комнату.

— Ваше Высоч…

— Этого… — великий князь уперся в Млынова чуть вздрагивающим пальцем, — этого дурака немедленно уволить из армии без пенсиона и мундира! Сегодня же! И выслать из Болгарии немедля, как только я подпишу приказ на увольнение!..

Млынов был уволен в тот же вечер: ему едва дали время на то, чтобы собраться, а попрощаться со Скобелевым так и не удалось. Но записку он оставить все же успел: «Прощайте, Михаил Дмитриевич, я Вас найду в России. Млынов».

Самолюбие великого князя главнокомандующего было настолько уязвлено, что он счел за благо сделать вид, будто ничего и не произошло, и будто в разговоре с Млыновым он выяснил все, что хотел выяснить. А потому и сказал Струкову уже на следующий день:

— Это собственные бредни Скобелева, Струков. Теперь мне все известно и мною же все проверено. Однако ты доказал свою преданность. Ступай, но никому не болтай об этом. Если проболтаешься…

И внушительно погрозил пальцем.

5

Неизвестно, забыл ли Николай Николаевич обо всех этих как доверительных, так и дерзких разговорах или просто не желал к ним более возвращаться по каким-то своим, особым причинам, а только видимого продолжения они не получили, исключая увольнение и высылку Млынова в Россию. Генерал Струков остался при главнокомандующем, а Михаил Дмитриевич Скобелев, обласканный императором и теперь ласкаемый болгарами, с упоением занимался одновременно тремя делами сразу. Во-первых, корпусом, попавшим под его начальствование довольно потрепанным; во-вторых, организацией военизированных болгарских гимнастических обществ; и, в-третьих, едва ли не ежевечерними невероятно шумными и веселыми попойками в собственной корпусной резиденции, куда по его приглашению съезжалось множество дам полусвета, к которым Скобелев всегда питал необъяснимое и неудержимое влечение.

В разгар этих увлекательных занятий неожиданно приехал отец, генерал-лейтенант Дмитрий Иванович.

— Догнал, стало быть, меня? — Он крепко обнял сына, троекратно расцеловал. — Поздравляю. От души рад успехам твоим.

— Кто-то вовремя замолвил…

— А ты — не вовремя! — вдруг нахмурился Дмитрий Иванович. — Ой, Михаил, не лезь в политику. Не лезь, не наше это занятие. И с гульбой… Ну, гульбу ты, впрочем, скоро бросишь, потому как матушка приезжает, Ольга Николаевна.

— Матушка? — Михаил Дмитриевич просиял.

— Депешу уже получил об этом.

Вскоре в Сан-Стефано состоялся-таки громкий и звонкий парад, но Скобелев не принимал в нем участия согласно распоряжению великого князя главнокомандующего. Его Высочество был в полном восторге и, говорят, по окончанию этого победного парада торжественно изрек, подняв бокал шампанского:

— Вот теперь, господа, можно с уверенностью сказать, что война завершилась окончательно и бесповоротно. С чем я вас всех и поздравляю. Ура, господа, ура!..

К тому времени в Европе уже сложилось мнение, что война кончается только тогда, когда похоронен последний солдат, павший на этой войне. Однако Россия по старинке считала, что войны кончаются только победными парадами. Не отданием чести мертвым, а отданием чести выжившим.

Часть третья

Глава первая

1

Через две недели после парада в Сан-Стефано в Болгарию приехала мать Михаила Дмитриевича Ольга Николаевна, которую Скобелев любил и почитал едва ли не больше отца. Шумные попойки с кокотками пришлось перенести в более укромное место, но это была единственная жертва, принесенная Михаилом Дмитриевичем. Корпус и подготовка военизированных болгарских дружин продолжали занимать все его рабочее время.

Вполне естественно, что эти занятия не являлись тайной ни для турецкого, ни тем паче для русского правительства. Турки были бессильны пресечь эту формально кое-как прикрытую общественной деятельностью подготовку тайной армии, а русские власти пресекать ее и не собирались, поскольку иметь добрую сотню тысяч хорошо обученных боевых союзников было весьма выгодно для всей будущей русской политики на Балканах. Мало того, командование русской армии не препятствовало и просьбам своих офицеров отпускать их в официально создаваемые вооруженные силы Болгарского княжества в качестве инструкторов и советников, а потому и бурной деятельности Михаила Дмитриевича никто до поры так же не препятствовал.

Впрочем, существовала и еще одна причина, о которой Ольга Николаевна поведала сыну с глазу на глаз. Добрым ангелом-хранителем Скобелева оказался один из самых близких к императору Александру царедворцев. Граф Александр Владимирович Адлерберг, друг детства императора Александра II, генерал от инфантерии, министр Императорского Двора и Канцлер российских орденов. Он не только всегда искренне восхищался легендарной отвагой Белого генерала, но и был дальним родственником самой Ольги Николаевны, о чем Михаил Дмитриевич узнал впервые.

— К сожалению, Миша, ты нажил себе много врагов. Графу было непросто разъяснить Государю, что за всеми твоими… необдуманными страстями скрывается твоя… искренность.

— Ты ищешь слова, матушка, а я — солдат. Я прямоту люблю, прямотой и жив. Скажи прямо, что имеешь в виду.

— Твои увлечения, дорогой.

— Увлечения?

— Да, Миша. Офицерские попойки, кокотки, странные собутыльники. Государь стал весьма чуток к такого рода развлечениям. А врагов у тебя предостаточно. Врагов и завистников. И самый главный их них — цесаревич. Он утверждает, что в тебе нет ничего, кроме наполеоновского себялюбия.

— Неправда, — грустно улыбнулся Скобелев. — Сначала я люблю тебя, потом — батюшку. И еще — географию.

— Географию?

— Россию, матушка. Россию и Болгарию. Но, кажется, Болгария любит меня больше России. И я счастлив, что оказываю ей помощь.

Ольга Николаевна улыбнулась:

— Болгария помогла тебе найти самого себя, и я никогда этого не забуду. Только обещай мне…