Тень ведьмы - Евгений Нестеренко

Отдельно стояли книги научного содержания. Они топорщились и гордо раздувались от переполняющих их знаний, гордо поглядывая на легкомысленных соседей. Они словно говорили: слушайте нас! внимайте нам! Нашими устами глаголет истина!

Еще более важно держались книги религиозные. С их страниц раздавались зычные голоса пророков и апостолов, ими хранилось слово Господне, они были носителями человеческой мудрости. Они говорили от имени Бога, а значит не могли ошибаться. Не имели права.

Была здесь, конечно, и иная литература. Мирская. Книги про обычных людей и обычные проблемы. О простых чувствах, незамысловатых желаниях. Примитивных, но таких близких, таких понятных. И таких земных.

Внезапно тишину прервал едва уловимый скрип. Скрип камня о камень, донесшийся как будто со стороны противоположной входу стены библиотеки.

Мария обогнула широкий шкаф, протиснулась между двух стоявших слишком близко друг к другу книжных этажерок, и увидела человека в черном монашеском одеянии. Человек держал в руках книгу, которую явно намеревался водрузить на полку. Увидев Марию, человек замер. Внимательно посмотрел на нее. Теперь Мария рассмотрела длинный шрам, пересекающий его лицо, и острые злые глаза.

— Ты кто такая? — спросил человек высоким неприятным голосом.

— Фрейлина, — сказала Мария и добавила: — Будущая.

— А-а-а, — человек криво усмехнулся. — Читать, наверное, любишь…

Марии не понравился тон незнакомца.

— Да, — ответила она, хоть он ее и не спрашивал. — А что это у вас за книга?

— Это?

Человек повертел книгу в руках, словно видел ее впервые.

— «Алхимическая свадьба». Творение небезызвестного сэра Бриксона, чародея и алхимика. — Это того, которого на костре сожгли? — удивленно спросила Мария.

Человек поморщился.

— Всех их на костре сожгли. Только при чем тут книга?

— Наверное, там какие-то рецепты колдовские… — предположила Мария.

— Нет там никаких рецептов! — раздраженно сказал человек.

Он хотел уже было поставить книгу на полку, но вдруг передумал.

— Держи, — протянул книгу Марии. — Убедись сама. Тем более что больше тебе такая возможность не предоставится…

— Редкая, наверное, книга?

Мария осторожно приняла запрещенное издание.

— Редкая.

— Где же вы ее достали?

Незнакомец хитро улыбнулся.

— Я ведь тоже алхимик, — сообщил он почему-то шепотом. — Меня самого на костре сжигать надо.

— Что ж вы тогда в замке делаете? — спросила Мария, не поверив ему.

— Да так… — невнятно сказал алхимик-самозванец. — Лекарь я по совместительству.

— А кроме того? По алхимии-то чем занимаетесь?

— Чем же еще алхимику заниматься, как не философский камень искать!.. — притворно удивился незнакомец.

— И… нашли?

— Нашел. Только не для себя.

— Это как же? — не поняла Мария.

— Да вот так. Найти-то нашел, а воспользоваться им не могу.

— Почему? — Тс-с-с!

Незнакомец приложил палец к губам. Прислушался. Поглядел по сторонам.

— Это тайна! — прошептал он, подмигивая. — Причем не моя.

Мария понимающе покивала.

— А в этой книжке, случаем, ничего про то не написано? — спросила она, с интересом разглядывая гравюру на обложке.

— Все может быть… — неопределенно произнес алхимик. — Мудрость таится вокруг нас, надо только разглядеть ее. А в хорошей книге уж она обязательно присутствует. Надо всего лишь уметь читать между строк.

— Попробую.

Алхимик сделал нетерпеливый жест.

— Желаю успеха. А мне надо идти.

— Да-да, конечно… Только где мне потом вас найти?

— Это зачем же?

— Чтобы книгу вернуть.

— Нигде. Не надо меня искать, я сам тебя найду. Мы с тобой еще обязательно встретимся, — пообещал незнакомец.

Мария хотела спросить, где же они могут встретиться, но алхимик состроил ей кривую улыбку и, слегка прихрамывая, быстро двинулся к выходу, прервав таким образом разговор.

Не став долго размышлять над странностями незнакомца, Мария присела за небольшой столик у окна и раскрыла книгу.

В моих руках сомненья семя. Тебе хочу его отдать, поскольку не могу держать в темнице боле. Оно мне руки, сердце жжет, сжигает душу. Которая и без того волнений переполнена водоворотом, их смерчем взбаламучена подобно грязной луже.

Храни сомненья семя бережно, подобно… язве иль проказе. Чуме подобно охраняй. Дай высохнуть ему, не орошай слезами боли. В тоске его держи, в темнице, глубже нет которой — в сознании, что к нам во сне приходит. Лишь там, в той паутине вязкой, оно взрасти сумеет, дав побеги.

Но нет, не вопрошай меня о тех побегах боле! Не спрашивай, что за цветок распустится в тебе. Ты цвет его узреешь в свете ночи, когда померкнут все иные краски мира. Ты запах лишь тогда почувствуешь его, когда другие запахи исчезнут. Испарятся.

Дотронься до него устами, что устали лгать. И прикоснись к нему руками, что не знали злата. Увидишь. Ощутишь. Как счастлива душа, лишенная надзора и дьявола, и бога. Оставленная ветру в поле. Звездам. Небесам.

Как счастлива душа людская, вольна в желаньях и мечтах! Пройтись по берегу морскому, оставив мокрый сзади след, в песке. Увидеть, как домой хотят вернуться волны. И лунный след, бегущий по воде. И шум прибоя. Шепот моря. Дыхание волны.

Их слышно и в лесу, когда шумит листва тревожно. Когда качают ветви разум твой, подобно в бурю кораблю, что паруса утратил, сбился с курса. И мечется, в волненьи сам не свой. Упасть. К траве лицом прижаться, землю охватить. В земле, там все сокровища и тайны, которые познать хотим мы вечно. Там истоки.

А если в знойной вдруг пустыне оказаться? Под солнцем беспощадным, на песке горячем. Или ж на земле, что от жары уж еле дышит. Вдохнуть сухой и теплый ветер, грудь обжечь и к солнцу протянуть ненужный пласт из страхов. Чтоб высохнув, они распались черепками глины. Но всего милей мне горы. Что корни вглубь земли пустили прочно, и давно. В их недрах минерал найдешь ты сокровенный. Он не светел и не темен, он — стекло. Прозрачней мысли, призрачней надежды. И тоньше вдохновенья он. О, да! То философский камень. В нем меня найдешь ты, позови лишь только.

Я приду! А путь укажут мне лучи ста маяков, соединившись вместе. Сто дорог сольются для меня в одну, и сто желаний превратятся в одно — тобою обладать. С тобою быть.

Ты верь мне, я приду. Венчать нас будет лунный свет и нежный ветер. Украсит ложе белым мягкий снег, метель споет нам песню. Станет домом лес.

Мы будем жить одной душой, одною на двоих, ее вполне нам хватит. И сердце может нам стучать сильнее вдвое, если есть оно еще. И если жив в нем дух остался.