Советская цивилизация - Сергей Кара-Мурза

Очевидно, что введенная советским правительством продразверстка имела сравнительно небольшие масштабы: в 1914/15 г. правительственные заготовки составили, например, 302 млн. пудов – при наличии к тому же нормального еще рынка, а в 1919/20 году— 260 млн. пудов. Продразверстка 1918–1920 гг. была весьма мягкой по сравнению не только с французской, но и с той, что была объявлена царским правительством на 1917 г.

Объявленная на 1917 г. продразверстка провалилась исключительно из-за слабости аппарата царского правительства, саботажа и коррупции чиновников. В феврале М.В.Родзянко подает Николаю II записку, в которой предупреждает о грядущей катастрофе: «Предполагалось разверстать 772 млн. пуд. Из них по 23 января было теоретически разверстано: 1) губернскими земствами 643 млн. пуд., 2) уездными земствами 228 млн. пуд. и, наконец, 3) волостями только 4 млн. пуд. Эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки». Неспособность правительства осуществить продразверстку погубила Российскую империю.

Временное правительство, будучи по своей философии буржуазно-либеральным, тем не менее также вводит хлебную монополию – уже 25 марта. Все излишки зерна и фуража были объявлены государственной собственностью.

В литературе есть сведения, что большое количество продовольствия поступало на рынок через потребительскую кооперацию (360 млн. пудов за 8 месяцев существования Временного правительства), но, видимо, для большой части населения рыночные цены были недоступны. За 1916 г. (до Февральской революции) цена на ржаной хлеб, главный тогда продукт питания в городах, выросла на 170 %, между Февралем и Октябрем – на 258 %, а между Октябрьской революцией и маем 1918 г. – на 181 %.

Как пишет Н.Н.Суханов, 16 октября 1917 г. на заседании Предпарламента выступил министр продовольствия С.Н.Прокопович, который завил, что «хлебная монополия, несмотря на удвоение цен, в условиях бестоварья оказывается недействительной и… при данном положении дел для хлебных заготовок придется употреблять военную силу». Таким образом, Временное правительство приходит к выводу о необходимости выполнения введенной еще царским правительством продразверстки уже с помощью продотрядов – но также не может провести продразверстку в жизнь из-за беспомощности государственного аппарата.

Продразверстка, введенная Советским правительством, была успешной не из-за жестокости продотрядов (хотя эксцессов не могло не быть). Причина в том, что крестьянство, получившее от Советской власти землю и освобожденное от долгов, выкупных и арендных платежей, не пошло на конфликт с властью (хотя, разумеется, реквизициям сопротивлялись, нередко возникали и вооруженные столкновения). Обеспечить минимальное снабжение города через рынок при быстрой инфляции, разрухе в промышленности и отсутствии товарных запасов, очевидно, было невозможно. Реально покупать хлеб на свободном рынке рабочие не могли.

В 1990 г. в США вышла большая книга профессора Калифорнийского университета Ларса Ли «Хлеб и власть в России. 1914–1921». Он сравнивает продовольственную политику царского, Временного и советского правительств. По мнению Л.Т.Ли, только большевики смогли создать работоспособный аппарат продовольственного снабжения и тем укрепили свою власть. Более того, вопреки созданному нашими демократами ложному представлению, продразверстка (из которой, а не вопреки которой вырос и продналог), укрепила авторитет большевиков и среди крестьян. Крестьяне, пишет Л.Т.Ли, «поняли, что политическая реконструкция [восстановление государства] – это главное, что необходимо для прекращения смутного времени, и что большевики – это единственный серьезный претендент на суверенную власть».

Напротив, действия белых в отношении голода, от которого страдало население России в целом, носили идеологизированный характер. Находившееся в Париже Русское политическое совещание, которое было учреждено Деникиным и провозгласило себя руководящим центром «белого дела» (его возглавил бывший председатель Временного правительства князь Г.Е.Львов), 4 мая 1919 г. выступило с протестом против плана оказания продовольственной и медицинской помощи бедствующему населению России. Речь идет о плане, предложенном в апреле норвежским ученым и путешественником Ф.Нансеном. Такие акции подрывали легитимность Белого движения.

При проведении продразверстки Наркомпрод некоторое время опирался на особые чрезвычайные организации – комитеты бедноты. Они были созданы по декрету ВЦИК от 11 июня 1918 г. Перед комбедами стояло две задачи: распределение хлеба, предметов первой необходимости и сельхозорудий среди сельской бедноты; содействие продовольственным органам в изъятии излишков хлеба у кулаков (за это часть зерна предоставлялась самим комбедам до 15 июля бесплатно, а затем с большой скидкой). В состав комбедов могли входить все жители села, кроме кулаков. В ряде губерний комбеды стали низовым аппаратом Наркомпрода, помогали продотрядам, вели борьбу со спекуляцией, создавали коммуны, общественные столовые, ясли и т. д.

Расчет был на то, что создание комбедов расколет деревню и приведет к изоляции кулака. В целом этот расчет не оправдался, поскольку удельный вес бедноты на селе резко снизился. Радикализм многих комбедов создал опасность конфликта власти как раз с середняками. Возникла напряженность между комбедами и Советами. Этот опыт был завершен тем, что в конце 1918 г. на комбеды было возложено проведение перевыборов Советов. Возникновение окрепших Советов сделало комбеды как чрезвычайные органы излишними, и они были упразднены в ноябре 1918 г. на VI съезде Советов. На Украине, где социальное расслоение на селе было более резким, чем в России, «комитеты незаможних крестьян» пережили даже введение нэпа. На примере комбедов видно, как исторические мифы искажают общественное сознание. Комбеды просуществовали всего пять месяцев (а реально действовали еще меньше), но в массовом сознании было создано мнение, будто они вершили власть на селе чуть ли не вплоть до коллективизации.

Советское государство и Церковь. Одной из важных «кампаний» гражданской войны в России был конфликт Советской власти с Церковью. Этот конфликт вплоть до стабилизации государства в середине 20-х годов носил исключительно острый, сложный и тяжелый характер. Он отразил богоборческий (то есть, подспудно религиозный) пафос большевизма – и в то же время глубокий, до времени скрытый конфликт между двумя течениями в самом большевизме. Примечательно, что жестокие удары, нанесенные в 20-е годы по Церкви, не были использованы в антисоветской кампании во время перестройки. Причина этого в том, что главные идеологи и исполнители антицерковной акции (Л.Д.Троцкий и ряд других) стали впоследствии жертвами сталинских репрессий, которые в отношении этих людей выглядели как возмездие или по меньшей мере как ритуал, необходимый для национального примирения. Так что лучше было этот вопрос замять, и в идеологической кампании перестройки главная ставка делалась поэтому на теме репрессий 1937–1938 гг. как наиболее сильно воздействующей на сознание интеллигенции.

Любое идеократическое государство, возникающее революционным путем, неминуемо вступает в конфликт с Церковью, которая была важнейшей частью старой государственности. Сосуществование на равных двух «носителей истины» – двух структур, претендующих на статус высшего арбитра в вопросах общей этики, невозможно. Даже такая «рациональная», целиком выросшая на идеалах Просвещения революция, как Великая Французская, в момент накала страстей проявила свой религиозный характер и на время «свергла» старых богов. 7 мая 1794 г.

Конвент принял Декрет о Верховном Существе, согласно которому каждый француз был обязан верить в существование этого демиурга и в бессмертие души.

Советское государство оказалось в таком же положении. Мирное разделение «сфер влияния» с церковью могло быть сделано лишь в стабильный период, гораздо позже. Коммунистическое учение того времени в России было в огромной степени верой, особой религией, во имя которой большевики и повели борьбу с «неправильной» верой. М.М.Пришвин записал в своем дневнике 7 января 1919 г. «Социализм революционный есть момент жизни религиозной народной души: он есть прежде всего бунт масс против обмана церкви, действует на словах во имя земного, материального изнутри, бессознательно во имя нового бога, которого не смеет назвать и не хочет, чтобы не смешать его имя с именем старого Бога». Разрушение Храма Христа Спасителя с проектом построить на его месте Дворец Советов проявляет именно религиозный характер конфликта с традиционным устроением нового храма именно на развалинах прежнего (затягивание стройки и «спускание на тормозах» всего ее проекта говорит о восстановлении здравого смысла, изживании религиозной компоненты в советской идеологии).