Восточный фронт адмирала Колчака - Сергей Владимирович Волков

том, что правительству было известно, что против него имеется заговор, во главе которого находились три упомянутых офицера. Красильников и Волков, вместо того чтобы быть арестованными, предпочли сами арестовать двух директоров – Авксентьева и Зензинова – и управляющего делами Роговского и заперли их на ночь в одну из казарм. За арестованных никто не вступился, и междоусобной брани не произошло.

18 ноября утром собрался совет министров под председательством директора Вологодского, который оставался на свободе, чтобы обсудить создавшееся положение и что делать дальше. Восстанавливать популярность директоров, да еще после того, как они отсидели ночь в казармах, было просто неумно. Избирать новую Директорию – значило бы начинать сказку сначала. Поэтому без прений было принято решение, которое давно уже назрело: «В трудные минуты жизни государства власть должна быть сосредоточена в одних руках». Оставалось установить, кому ее вручить. Начальник штаба армии генерал Розанов назвал генерала Болдырева. Его поддержал адмирал Колчак, указавший, что диктатором может быть только лицо, опирающееся на армию и пользующееся ее доверием. Сам адмирал был горячий сторонник установления единоличной всероссийской власти. С этой мыслью он носился еще до избрания Директории и предлагал ее на обсуждение некоторым лицам во Владивостоке, выдвигая как кандидата генерала Хорвата. Непонятно, почему он не вспомнил об этой кандидатуре, когда в Омске вопрос был поставлен реально. Но кандидатура генерала Болдырева не только не встретила сочувствия, но даже не обсуждалась. У стругов, министр путей сообщения, написал на бумажке, но не предложил на обсуждение генерала Хорвата. Кто-то предложил Колчаку самому принять власть, но он от этого решительно отказался. Тогда его попросили на время удалиться, чтобы не стеснять обсуждение кандидатур. Без него быстро пришли к решению, что именно Колчаку надлежит принять на себя всю полноту власти со званием Верховного Правителя. Теперь, много лет спустя и зная все перипетии событий, нетрудно догадаться, что совет министров поступил бы благоразумнее, если бы предложил титул Верховного Правителя Деникину, а его заместителем в Сибири избрал бы Колчака или Болдырева. Это было бы логично, подняло бы престиж Деникина перед союзными правительствами и создало бы действительное объединение в опытных руках военных операций на европейском и азиатском фронтах. Не рождался бы тогда и вопрос об участии Колчака в свержении Директории и не могло бы быть сопротивления власти избранного правителя со стороны Семенова и других, оказавших вначале неповиновение адмиралу Колчаку. А поехал бы Деникин в Сибирь или нет, большого значения быть не могло, особенно если бы во главе сибирских войск остался бы генерал Болдырев.

Сверх того, нельзя не заметить, что совет министров слишком просто подошел к вопросу замены Директории единоличной властью Колчака и не обратил никакого внимания на юридическую и государственно-правовую сторону вопроса. Получался явный нонсенс: не совет министров избирал Директорию, а Директория назначила министров, образовавших совет, почему последний, хотя бы и в период революции, не должен был считать себя правомочным замещать Директорию. Ему надо было придумать какую-то более приличную и хотя бы по видимости более легальную форму перестроения власти, чтобы это не носило характера переворота. Во всяком случае, было бы благоразумным до окончательного решения вопроса вызвать в Омск на совещание генерала Болдырева, как одного из директоров, в руках которого в то же время находилась армия. Закинься Болдырев (так в тексте. – Примеч. ред.), и положение совета министров и его избранника Колчака оказалось бы трагическим. Но так или иначе, был избран Колчак, и его избрание оказалось чревато последствиями.

Итак, 18 ноября в Омске, хотя в малоудачной процессуальной форме, свершилось то, что по логике государственного разума должно было совершиться в Петрограде после отречения Великого Князя Михаила Александровича. Будь Государственной думой избран тогда же Верховный Правитель как несменяемый до Учредительного собрания носитель власти, Россия не скатилась бы в пропасть. Кто бы он ни был, вернее всего Родзянко, он не пошел бы на соглашение с Совдепом, как пошла коллегия с князем Львовым во главе. Он не остановился бы перед решительными мерами для борьбы с разрухой, не распустил бы всю губернскую и уездную администрацию, а главное, он не отдал бы армию на растерзание всякого рода реформаторам, после опытов которых от армии остались рожки да ножки.

Дата 18 ноября явилась счастливым историческим совпадением: 18-го же ноября 1799 года, по революционному календарю 18 брюмера, Наполеон сверг совет пятисот и с этого дня начал править Францией единолично. Но в Сибири переворот не прошел так гладко, как когда-то во Франции. Адмирала Колчака ждали крупные неприятности. Первыми заявили протест чехи, найдя, что переворот нарушает права демократии и условия Уфимского соглашения. Этот чисто дипломатический протест иностранцев, не имевших никакого права вмешиваться в наши внутренние дела, был прежде всего оскорбителен для нашего национального самосознания, и тем более, что пилюлю пришлось проглотить молча. Угроза чехов покинуть фронт практического значения не имела, так как они его и без того покинули, перейдя на положение «уставших» или, как там называли, «вспотевших». Практическое значение их протеста сказалось бы в другом.

Еще 22 октября ЦК партии эсеров обратился со своего рода манифестом ко всем партийным организациям, в котором указывал на слабую сопротивляемость Сибирского правительства проискам реакционеров и приглашал партию сомкнуть ряды и приступить к мобилизации и военному обучению всех сил партии, «чтобы в любой момент быть готовыми выдержать удары контрреволюционных организаторов гражданской войны в тылу противо-большевистского фронта». Пелась та же песня, что в 17-м году неизбежно тянул Керенский, ставя чистоту партийной программы выше интересов государства. Ясно, как забили в набат эсеры, когда 19 ноября в Екатеринбург, где пребывал Комуч, пришло известие о событиях в Омске. Съезд членов Учредительного собрания единогласно признал «полную невозможность признания закономерности происшедшего и необходимость борьбы против Омского правительственного акта всеми средствами». Намечены были мобилизация рабочих Екатеринбурга и обеспечение дружественного содействия со стороны чехов.

Антигосударственная партия и такой же Комуч, только месяц тому назад укорявшие кого-то в намерении открыть борьбу в тылу фронта, теперь с легким сердцем готовы были начать гражданскую войну с тылом во имя торжества партийных догм, а если ее не открыли, то только потому, что за ними никакой силы не оказалось и надежда на какую-то мобилизацию «всех сил» не оправдалась, как не осуществилось желание втравить в борьбу с Омском чехов. Колчак приказал по телеграфу арестовать всех членов Комуча с квалифицированным негодяем из эсеров Черновым во главе. Это было исполнено, и 14 арестованных под конвоем были оправлены в штаб 25-й дивизии. Вот тут-то и пригодились