Одноглазый дом - Женя Юркина

обнял ее за плечо – осторожно, будто боялся, что она распадется на осколки от одного прикосновения.

– Я хотела уберечь Офелию от всего плохого, но не справляюсь. Сколько бы ни пыталась, я не могу быть такой сильной, как должна.

– Ты не должна, – спокойно сказал он. Ни жалости, ни наигранного сочувствия. – Ты можешь плакать сколько захочешь. У нас еще уйма времени.

Флори утерла слезы кружевным краем салфетки, которую подал Дарт, и, оправдывая свой срыв обстоятельствами, подытожила:

– У нас нет семьи. Дома. А теперь и работы.

Она случайно обронила то, о чем не решалась сказать со дня, когда госпожа Прилс выгнала ее с позором. Флори не хотела признаваться, что потеряла основной заработок, чтобы избежать объяснений, однако Дарт не стал спрашивать, как так вышло. Они сидели на полу перед лужей чая, в которой, будто льдинки, плавали белые осколки, и слушали навязчивое тиканье часов. Казалось, молчание длилось так долго, что Флори отвыкла от звучания голоса.

– Безлюди дают нам шанс, – сказал Дарт и крепче сжал ее плечо. – Когда я попал к безлюдю, у меня тоже не было ни семьи, ни дома, ни денег. Он спас меня, а спустя десять лет согласился помочь вам. Поверь, вы можете положиться на нас. Да, времена сейчас непростые, но мы справимся…

– Спасибо, – она слабо улыбнулась, – но так не может продолжаться вечно.

– А я не хочу это прекращать.

– Расследование? – уточнила Флори с горькой усмешкой.

– Нет.

Он подался вперед, сокращая расстояние между ними, и оказался так близко, что Флори ощутила тот самый запах, сопровождающий Дарта, – свежий и острый. Она испытала странное чувство: тело покрылось мурашками, дыхание перехватило, как если бы она провалилась сквозь лед в холодную воду.

– Я не хочу тебя отпускать, – проговорил он тихо, и что-то изменилось в нем: во взгляде, голосе и даже касании руки, лежащей на плече Флори. В ответ ее сердце затарахтело с частотой часового механизма.

Тик-так, тик-так… Время движется ради соприкосновения стрелок.

Случайный разговор освободил в них самые глубинные чувства. Им хотелось скрепить признания чем-то более личным и честным. Они потянулись друг к другу и соприкоснулись губами – вначале неловко, осторожно. Замерли на мгновение, словно осознавая, что происходит, но, даже осознав, не остановили это.

Тик-так, тик-так… Бам! Это часы или сердце?

Флори вздрогнула и отстранилась. Что-то произошло. Она захлопала глазами, пытаясь вернуть ясность ума, но головокружение мешало сосредоточиться.

– Это просто дверь, – успокоил Дарт и снова потянулся к ней. Его пальцы поймали воздух. Флори уже вскочила, потому что поняла: кто-то был здесь и видел их.

– Фе, – рассеянно пробормотала она и бросилась за ней. Флори не увидела сестру, а скорее почувствовала. Ее будто обожгло изнутри. Это было не приятное тепло от чая, не волнующий жар, возникающий от прикосновений Дарта, а бурлящий шар, застрявший между ребер.

Флори побежала по коридору, совсем не разбирая, куда направляется. Она была так взволнована, что действовала по наитию. Внезапно ее остановил оклик. Обернувшись, Флори увидела Бильяну: с удивленным видом она стояла в другом конце коридора.

– Мы здесь. Потерялась?

Флори рассеянно кивнула и проследовала в комнату. Ее встретил треск дров в камине, разведенном недавно, – пламя еще не успело толком разгореться, но воздух уже стал сухим и теплым. На ковре перед камином сидела Офелия: неподвижная фигурка, лица не видно, словно бы маленькая изящная тень, решившая согреться.

– Не нужно беспокоиться. – Бильяна чутко уловила состояние Флори и нашла этому иное объяснение: – С Офелией все в порядке. Ни следа от ожогов не осталось.

Флори поблагодарила лютину за помощь. Их любезная беседа прервалась появлением Дарта. Он выглядел потерянным и нервным, то и дело облизывая губы.

– Время позднее, нам пора, – заявил он, и лишь сейчас Флори заметила, что за окнами сгустились сумерки, а комната освещена ярким светом круглых ламп, гроздьями свисающих с потолка.

Дарт не стал рисковать и спускаться в тоннели, а решил вернуться через город.

Снаружи безлюдь Бильяны был совсем не похож на дворец, каким представлялся сначала. Каменный прямоугольник украшали стеклянные пристройки оранжереи с железным, ржавым каркасом, над которыми возвышался купол хартрума.

Они распрощались и направились по тропинке, вытоптанной посреди лужайки. Вскоре трава уступила место булыжнику, а дорога привела их на окраину Рабочего квартала. В поздний час народу здесь было не много – трудяги уже вернулись в свои дома и отсыпались перед ранним началом еще одного тяжелого дня. Свет в их окнах не горел, только пара мутных проемов желтела в темноте, словно сверкающие глаза на каменном лице дома.

Весь путь они прошли молча. Флори успокаивала себя тем, что просто выдумала проблему, испугавшись того, что произошло на кухне. Ни одна мысль не могла избавить ее от ощущения, будто между ней и сестрой разверзлась пропасть взаимного непонимания и обиды. Дарт тоже чувствовал неладное, иначе почему выглядел таким озадаченным и чего добивался, пытаясь взять ее за руку? Всякий раз Флори ускользала от прикосновения: то резко останавливалась, делая вид, что ремешок на сандалиях расстегнулся; то нарочно тянулась, чтобы поправить локон.

Она почти убедила себя, что волнуется напрасно, однако стоило им оказаться в безлюде, как все переменилось. Флори спросила у сестры о самочувствии, а та бросила в ответ одно злое: «Отстань!»

– Я просто забочусь о тебе… – пробормотала она, надеясь лаской потушить разгоревшийся огонь враждебности.

– Ты только о себе думаешь! – взвизгнула сестра и вихрем взметнулась по лестнице. Флори замерла в изумлении, не веря, что услышала это от той, ради кого была готова на все.

Дверь комнаты наверху громко хлопнула, и дом содрогнулся всеми стенами. Наверно, безлюдь был недоволен, что с ним обращаются так грубо.

– Она видела нас. – Флори посмотрела на Дарта с отчаянием и надеждой, словно ждала от него спасительного решения.

– По-моему, ты драматизируешь, – сказал он с осторожностью. – А твоя сестра этим пользуется.

Она покачала головой. За злостью и обидой Офелии скрывалась вовсе не детская ревность. Малышка Фе повзрослела, и чувства выросли вместе с ней. Флори отказывалась признать это раньше, легче было заботиться о младшей сестренке, которую нужно опекать и поучать. Но все изменилось, и они – тоже. Старые мосты, соединявшие их, разрушились, веревки истончились и ослабли. Чем больше сестры скрывали друг от друга, тем шире становилась пропасть между ними, и сейчас Флори будто стояла на самом краю.

– Я не просто сестра, а опекун. Я изо всех сил стараюсь склеить семью из нас двоих и не могу утратить ее доверие. – Она устало потерла виски и в сердцах выпалила: – Ты разве не