На пути Орды - Андрей Горюнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толпа начала молча, – в абсолютном молчании, – сдвигаться к Берке…
Коля почувствовал, что он может сейчас оказаться бессильным…
– Игнач!!! – крикнули от ворот часовые, и все словно замерли…
Игнач влетел на площадь. В поводу он вел второго коня, Колиного. Спешившись, он передал поводья от второго коня Коле:
– Твой конь.
– Я твой должник, Игнач, – протянув ему руку, Коля молча указал на коня…
– Свои люди, сочтемся, – ответил Игнач на рукопожатие, но от коня отказался кивком. – А вот от веревки я не откажусь… – Он показал Коле смотанный в бухту фал, на котором они два часа назад разогнали параплан. – Ну? – он вопросительно глянул на Колю. – Хан здесь…
– Что дальше? – угадал его следующий вопрос Коля. – Народ казнить собрался.
– Напрасно! – Игнач вскочил на своего коня. – Они не боятся геройской и мученической смерти. Их рай, – их, татарский, – ждет там, понятно? Они боятся одного – позора!
Игнач пришпорил коня…
* * *– Позора… – саркастически хмыкнул Афанасич. – А где ж его взять? В Берестихе позорного отродясь не бывало.
– Оглобля… – насмешливо подсказал деду кто-то.
– В татарском раю, – учтиво ответил дед, не без юмора.
– Я знаю! – сказал вдруг Сенька, показывая всем цифровой фотоаппарат «Minolta», которым он, как и ноутбуком, активно пользовался с разрешения Коли.
– Что ты удумал-то? – насторожился дед Афанасич.
– А щас увидите! Только не мешайте…
* * *На цветном видеоискателе цифрового фотоаппарата хан Берке застыл в разных позах и ракурсах… Вынув из аппарата дискету, Сенька вставил ее в дисковод ноутбука…
Торжествующее, предвкушающее и злорадное выражение лица Сеньки заинтриговало всех…
– Что ты придумал, не понимаю! – удивился Коля.
– Десять минут… – умоляюще приложил Сенька руку к груди. – Не смотрите… Не мешайте…
– Ну хорошо, хорошо… Пусть… Если придумал сам – сам и делай…
– Известно!
* * *На мониторе ноутбука появилось изображение Берке…
– Как ты насобачился-то с техникой обращаться! – восхитился Коля, любуясь издалека быстрым Сенькиным пальцем, снующим по клавиатуре. – Как мой Алешка. Только дай, в руках горит!
На экране рядом с фигурой Берке появилось фотография осла, позаимствованная Сенькой из электронной энциклопедии… Изображения Берке и осла начали медленно съезжаться, повинуясь командам Сеньки, уверенно оперирующего «Adobe Photoshop» …
– Боже мой! – ахнул дед Афанасий через полчаса, взглянув на Сенькин монтаж. – Убью, Сенька!!! Девки – прочь отсюда!
– Стой, стой! – Коля едва успел выхватить из рук разбушевавшегося деда ноутбук… – Это-то как раз то, что нужно! Пойдем-ка, Сенька.
* * *Из встроенного в ноутбук принтера выполз отпечаток и пошел гулять по рукам мужиков…
– Вот это да! Ай да Берке!
– Ай да Сенька! При чем здесь Берке!
– Здорово протянул!
– А осел-то, осел-то хорош!
– Осел свое дело туго знает!
– У осла не заржавеет!
Наконец отпечаток доплыл и до самого Берке… Взгляд его исказил ужас… Лицо стало пунцовым…
– Вот, лучезарный… – пояснил Коля, щедро разбрасывая вокруг себя отпечатки. – В каждой русской крепости, к которой вы с братцем подойдете, решив очередную землю крышевать, твои воины будут находить это. – Аверьянов продемонстрировал Берке веер из наиболее удавшихся Сеньке фотокомпозиций. – Здесь, в Берестихе, это уже есть… А будет везде, – в Заозерном, во Пскове и в Новгороде… В каждом нашем городе будет вот это! И много еще чего, – новенького… Так что лучше вы дальше не ходите. А пойдете – ну, не обессудьте… Вот и весь тебе сказ – до копейки. Понял? Вот хорошо! Молчишь? Тоже неплохо. Можешь хранить молчание, если сказать не хер. Ну, проваливай!
* * *Ворота Берестихи распахнулись, и Берке указали – вперед!
Склонив голову, лучезарный хан Берке вышел из Берестихи, – маленький, тщедушный, немолодой…
– Постой! – вдруг крикнул Глухарь ему вслед.
Берке остановился и повернулся.
– Детей-то будешь своих искать? Или мне их оставишь – закапывать?
Берке понял Глухаря без перевода… Он медленно отрицательно чуть повел головой…
– Понял! – крикнул Глухарь. – Глухой, но понял! – Глухарь догнал Берке и повернул его к себе лицом: – Тварь ты – вот что скажу! С ослом позор, – мыслишь? Да тьфу сто раз!!! Что там осел?! Ослом мог оказаться каждый! …Детей ты своих в яме, в поганой, бросил, – вот где позор, так позор уж! Позорище!!! На всю жизнь, на все жизни, – не смоешь!!! Я понял тебя, понял вас всех!!! Иди, приходи в Берестиху, – с Батыем, с Азией всей! Трудиться не хотите? Пришли на шею мою усесться?! Всех вас урою! Всех! Я, один!!! Понял?!? Все в яме будете, – все, как один, – в яме, вповалку, с ослами, с лошадями, с верблюдами!!!
* * *Петровна, жена Глухаря, вдруг начала оседать в толпе, теряя сознание… Бабы не дали упасть, подхватили.
– Дочку они, прошлый год… – запричитали бабы.
– В Киев выдали…
– Замуж…
– Вестей теперь нет…
– Понятно…
– Петровна!
– Петровна!!
* * *Поддерживая Петровну, чтоб не упала, женщины лихорадочно озирались, ища, куда бы ее положить.
– Мама! – внезапно раздалось от княжеских хором.
Петровна вздрогнула и приоткрыла один глаз.
От Красного крыльца княжеских сторон, раскинув руки, бежала молодая женщина, лет двадцати с небольшим, преследуемая пятилетним мальчишкой и рослым русым мужиком, лет тридцати.
– Милеша! – ахнула Петровна, раскрывая объятья навстречу дочери.
– Мама!
– Мама! – догнавший мать мальчуган схватился за ее подол, чтоб не упасть…
– А это вот – Первуша наш…
– Внучек! – Петровна вскинула брови выше лба и пустила слезу. – Родненький…
– Ты что стоишь-то как потерянный? – обернулась Милеша к мужу.
– А чего? – удивился тот. – Сесть не предлагают – стою!
– Ой, Любим! – всплеснула руками Петровна. – Не узнала, богатым быть! Как возмужал! Как возмужал!
– Время идет, – подтвердил Любим с некоторым сожалением в голосе.
– А мы смотрим, осада у вас тут… – пояснила Милеша. – Ну, обошли вокруг. Я – через собачий лаз с севера, как в детстве, а Любиму мужики веревку со стены подали…
– Да вы же в Киеве… – утирая слезы, Петровна прижала к себе внука. – В Киеве!
– Да мы, мама, как раз в гости, к братьям-то Любима, в Двинец-город поехали, а тут Батый-то в Киев-то и пришел. Вернулись-то мы, а дом-то наш… Ну вот. К тебе приехали!
– Чудо! Ну просто чудо! Одни вы, небось, уцелели…
– Да нет. Спаслись многие, – степенно заметил Любим. – Батый-то вокруг по лесам не лазил, не добивал. Кто заранее ушел, те все и уцелели.
Глухарь, стоящий вместе с Берке в воротах, оглянулся…
Оглянулся и увидал.
Молча пошел к своим. Лицо его при этом не выражало абсолютно ничего, – как из дерева вырезанное.
Берке стоял в воротах с набором цветных открыток, ничего не понимая…
– Иди-иди отсюда, – по-русски сказали ему мужики, караулившие ворота. – Видишь, радость у Глухаря, – ишь, счастье-то привалило: и дочь с зятем уцелела, и внука привезли…
– А что Глухарь накричал, – так ты не обижайся, – он в сердцах.
– Он накричит, бывает, но отходчив.
– И не волнуйся, – сыновей твоих он закопает безропотно, – сегодня же вечером, честь по чести…
– На радости-то.
– Нам ведь тоже оставлять их в яме ни к чему, верно?
– Все пристойно произойдет. И отпоем, и зароем. Придешь потом навестить могилки, – убедишься: да, по-христиански, по-человечески…
– Доволен останешься.
– Да он же нехристь!
– Окрестим его, что за беда!
– Ну, в общем, щас иди, а после приходи.
– Окрестим. Не сумневайся.
– Ну, давай. Двигай!
– Нам ворота закрывать надо.
Что-то, видно, поняв, Берке пошел прочь, сунув картинки за пазуху.
Ворота Берестихи медленно сомкнулись за его спиной.
* * *Великий каан Бату был явно не в духе. Тот факт, что Берке в сопровождении Бушера и телохранителей сам явился к нему, в Ставку, – без зова и вызова, говорило о многом.
Берке бросил вверенную ему тьму, оставив ее на попечительство двух весьма посредственных тысячников, а сам прискакал сюда с таким видом, будто принес весть о разгроме всей Орды. Берке не мог не понимать, что такой поступок мог оказаться чреватым для него смертельным исходом.
Берке получил приказ – двигаться к Новгороду, расчищая и готовя путь его, Батыевой, главной Орде. Берке не получал приказа навещать каана собственной персоной и советоваться с ним относительно возникающих трудностей.
Берке обязан был выполнять приказ, а не выносить на обсуждение с Великим свои жалкие проблемы.
Батый, обставлявший своими слухачами каждого мало-мальски заметного человека Орды, хорошо знал, что его худосочный брат внезапно застрял возле какой-то деревеньки, опекаемой, как донесли Батыю, каким-то колдуном. Потеряв в бездействии навдалеке от этого жалкого селения несколько дней, а затем угробив там же двух своих сыновей и, в придачу к ним, очень толкового, опытного, смелого темника Чунгулая, прискакал вдруг сюда.
