У истоков Броукри (СИ) - Эшли Дьюал

— Нет.

— Ты бы смог жить дальше.

— Не смог бы.

— Эрих…

— Я знаю, о чем говорю. — Твердым голосом произносит парень и отстраняется. Мы с ним смотрим друг другу в глаза. — Ты думай, как хочешь. А я бы не смог.

Касаюсь пальцами его подбородка и тяну на себя. Целую его, а он притягивает меня к себе как можно ближе. Прикосновение его губ к моим мгновенно стирает воспоминания о том, что произошло за все это время. Одна его рука на моей талии, другая — в волосах. Я запускаю пальцы под его рубашку, а он целует меня еще крепче, и внутри у меня взывает пожар из желания, которого я никогда прежде не испытывала.

— Ты не должен…, ведь я…

— Молчи. Мне все равно. Я никуда не денусь.

— Обещаешь?

Ривера смотрит прямо в глаза и говорит:

— Обещаю.

ГЛАВА 19.

Мне вдруг снится, что Ривера не успевает, и я умираю на полу в ванной комнате. Ко мне приходит Мэлот. На нем та же одежда, в которой он был похоронен: черный смокинг и до ужаса нелепый галстук в красную полоску. Брат дает мне закурить и усмехается:

— Самое время обзавестись вредными привычками.

А я отвечаю:

— Я уже обзавелась ими. Я убила человека.

Он удовлетворенно пожимает плечами и выдыхает облако дыма.

Просыпаюсь от шума. Голова раскалывается, в глазах щиплет, но я приподнимаюсь на локтях и растерянно осматриваюсь. Что происходит?

Встаю с постели и плетусь к двери. Который час? Сейчас ранее утро или вечер? Я не помню, как ушел Эрих; я ничего не помню и не хочу вспоминать. Лишь его объятия тлеют в мыслях, отдаваясь теплом где-то в груди, только это важно.

Я неуверенно выхожу из спальни и замечаю незнакомых людей в коридоре. Все они куда-то идут, громко переговариваясь, одетые в простую одежду. На их лицах недоумение и оскал, присущий лишь верхушке Верхнего Эдема. Что-то случилось, но что?

Протерев пальцами глаза, ступаю за незнакомцами в одной футболке. От нее пахнет горелым. Мои волосы пахнут костром. Я пахну смертью.

Встряхиваю головой и упрямо поджимаю губы. Все пытаюсь быть сильной, но никак не получается. Трудно верить в себя, когда успел себя подвести, правда, даже этот факт не лишает меня надежды. Глупая, Адора. Вновь живет иллюзиями. Но, наверно, всем людям и необязательно жить реальностью. Им хочется жить в обмане.

Я оказываюсь на третьем этаже, и боль вспыхивает искрами перед глазами. Не могу здесь находиться. Не могу.

Невольно торможу и опускаю голову. Стоит мне закрыть глаза, я вижу Марко, вижу в его руках пистолет. Я вижу брата и слышу его голос.

«Посмотри на меня». А я не посмотрела.

— У нас мало времени, — говорит мой отец, и я невольно выплываю из транса.

Сколько меня еще будет трясти — зависит только от меня. И я могу сломаться, а могу дать отпор собственным демонам. Да, я — чудовище. Возможно, я не заслуживаю ничего, кроме смерти. Но у меня должен быть шанс на искупление. У всех он должен быть.

Голоса доносятся из кабинета. Набираюсь смелости и останавливаюсь перед дверью.

Я хочу слышать каждое их слово. Гляжу на настенные часы и вскидываю брови. Что за собрание? Еще и восьми нет. Почему отец позвал всех в такую рань?

— Мы знали, что так будет, Эдвард! — Восклицает Демитрий Бофорт. Лысый, высокий мужчина, сейчас одетый в простую одежду, а не в форму. Он подходит к отцу. — Думаешь, они выйдут на площадь вечером?

— Думаю, мы встретимся уже в полдень.

— В полдень?

— Да.

— Это не имеет значения, — низким голосом хрипит какой-то коренастый мужчина. Он расправляет плечи и становится просто огромным. — Мы и сами бы вышли.

— Вчера сгорел их госпиталь. Обвинения повесили на нас. Люди недовольны.

— Один из этих дикарей убил Мэлота, — шипит Демитрий, покачивая головой. — Мы не побрезгуем и сожжем дотла весь Нижний Эдем, если придется.

Застываю: сгорел госпиталь? Черт. Отворачиваюсь. Что происходит? Неужели люди выйдут на площадь из-за меня? Нет. Нет! Я мотыляю головой. Хватит, я не хочу…, я не…

— Здание генеральной ассамблеи будет заминировано. Подорвем его к двенадцати.

— А что с мальчишкой?

Мальчишкой? Я растерянно перевожу взгляд на дверь.

Мой отец задумчиво проводит пальцами по губам. Он глядит куда-то вдаль, а затем бесстрастно и спокойно произносит то, что отдается во мне эхом.

— Феликс забрал моего сына. — Он пожимает плечами. — Значит, я заберу его.

Прикрываю ладонями рот и отхожу назад. Что? Заберет его сына? Сына Ривера?

— Эрих, — шепчу и пячусь назад. Они собираются убить Эриха. Качаю головой. — Нет.

Мне страшно. Стены падают, пол рушится, воздух исчезает. Я распахиваю глаза и не могу остановиться. Отхожу все дальше и дальше. Они убьют его, они хотят убить Эриха!

Я резко срываюсь с места. Несусь к себе в комнату и захлопываю дверь.

Я должна что-то сделать! Должна предупредить его. Но как? От чего я спасу парня, если я даже не знаю, что именно ему угрожает? О, не может быть, чтобы мой отец решил во власти мести навредить человеку, который не раз спасал мне жизнь! Я не верю в это, не хочу верить. Такие совпадения — ирония, на которую не способна жизнь. Скорее всего, она просто издевается. Подначивает. Испытывает. Ждет.

Ноги трясутся. Я усаживаюсь на край кровати и ошеломленно разглядываю комнату, разрушенную и избитую, попавшую под горячую руку. Книги разбросаны, а на стенах отпечатки моих ладоней и ногтей. Такое ощущение, будто в спальне заперли животное, и оно отчаянно пыталось вырваться наружу.

Падаю лицом в ладони. Сейчас я должна быть сильной. Если мой отец решил, что он может отнять у меня последнего дорогого человека, я обязана остановить его. Никто мне не важен так, как Эрих Ривера. Он говорил, я его спасительница, тогда как именно он не позволил мне согнуться. Вытащил из темноты. Показал, что значит бояться сильных, не подчиняющихся разуму чувств, а потом пасть пред ними, будто бы безвольный. Ничто не помешает нам сбежать, уйти, исчезнуть. Только вместе мы справимся.

Я вскакиваю на ноги и бегу к шкафчику с вещами. Кидаю одежду. Беру первое, что попадается под руку. Кидаю теплую кофту, свитер. Затем закидываю в сумку ноутбук. Я судорожно думаю, что еще нам может понадобиться, и вываливаю на пол деньги, которые откладывала непонятно для чего. Наверно, развлекалась. Создавала очередную иллюзию, в которой я самостоятельная девушка, не живущая за счет родителей.

Я вытираю тыльной стороной ладони мокрое лицо и несусь в ванну. Натыкаюсь на осколки, морщусь и рассеянно прижимаюсь к стене. Зеркало разбито. Лишь пара кривых и безобразных стекол висит на раме. Гляжу в них и вижу свое настоящее лицо: искаженное и изуродованное тусклым светом, покрывающим ту сторону лица, что осталась чистой и нетронутой. Шрам же виден четко. Я встряхиваю головой и закидываю в сумку таблетки, полотенца, решив, что так нужно; так надо.