"Англия: Портрет народа" - Джереми Паксман

Новая театральная сенсация, «Оглянись во гневе» Джона Осборна, — яростная реакция против бессмысленности, среди которой, как выяснилось, он живет, — была впервые поставлена в мае 1956 года. Этой пьесе, по ходу которой зритель становится свидетелем того, с какой горечью относится Джимми Портер к ценностям «эдвардианской команды», шикарно живущей семьи его жены, предпосланы слова «ничего доброго не осталось, благие дела забыты». Как объяснял сам Осборн в газете «Трибьюн», «это письмо ненависти. Оно адресовано вам, мои соотечественники, я имею в виду тех людей в моей стране, которые осквернили ее. Мужчины с наманикюренными пальцами, ведущие немощное, преданное ими тело моей страны к погибели… Я лишь надеюсь, что это [его ненависть. — Примеч., автора.] придаст мне сил. Думаю, так оно и будет. Возможно, это даст мне возможность продержаться оставшиеся несколько месяцев. А пока, будь ты проклята, Англия. Ты разлагаешься и очень скоро исчезнешь».

Вслед за Осборном появились целые легионы писателей, чтобы попировать на трупе эдвардианской Англии. Даже те, кто в характерно английской манере считал, что эти нападки заходят «чуть дальше, чем следует», ощущали, что жить в Англии — значит участвовать в каких-то поминках. Правящий класс, без сомнения, потерпел сокрушительное фиаско, не сумев предложить для XXI века ничего нового, и поэтому англичане обнаружили, что двигаются в будущее задом наперед, не отрывая глаз от некоей точки на рубеже XIX и XX веков. Пришло время задаться вопросом: а оправдано ли это оплакивание прошлого?

Можно начать с того, что англичане дали миру.

И здесь нас ожидает первая проблема. Потому что величайшим наследием, завещанным англичанами всему остальному человечеству, стал их собственный язык. Даже во время Второй мировой войны, когда закладывались основы для военного Тройственного пакта, ось — Рим — Берлин — Токио, Ёсукэ Мацуока вел переговоры от имени императора на английском языке. Это средство общения в области техники, науки, путешествий и международной политики. Три четверти мировых почтовых отправлений пишут на английском языке, на нем составлены четыре пятых всех данных, сохраняемых в компьютерах, и на нем разговаривают две трети ученых всего мира. Для всего мира это как малайский — его нетрудно учить, на нем можно запросто объясниться; умение немного говорить по-английски во многом вам поможет, и именно поэтому, по некоторым оценкам, четверть всего населения планеты в той или иной степени говорит на этом языке. К концу 1990-х годов Британский совет прогнозировал, что на рубеже второго тысячелетия 1 миллиард (тысяча миллионов) людей будут учить английский.

Некоторые из тех, кто изучает язык, будут говорить на нем абсолютно свободно, как генеральный секретарь НАТО, доктор Йозеф Лунс, голландец по происхождению, который однажды заметил, что предпочитает говорить по-английски, потому что «когда говоришь на родном языке, такое ощущение, что тебя тошнит». Однако большинство учит язык в качестве средства для достижения определенной цели. Составители Оксфордского английского словаря, этой библии английского, не ведут учета, откуда происходят новые слова, но можно спокойно держать пари, что примерно из 3000 новых слов, ежегодно поступающих в их базы данных, лишь малая часть — из Англии; остальные приходят из Америки, Австралии или из международного языка компьютерного дела и науки. В конце концов, в числе примерно 650 миллионов человек, у которых английский первый или второй язык, англичан лишь 8 процентов.

Француза можно вычислить, как только он откроет рот. Французы говорят на французском. Англичане говорят на языке, который не принадлежит никому. Профессор Майкл Даммит, уикэмовский преподаватель логики в Оксфорде, стоя однажды в Чикаго в очереди за билетом на поезд, завел разговор с каким-то попутчиком. Через некоторое время этот человек сказал: «Вы, должно быть, из Европы». «Да, из Англии», — ответил Даммит. На что этот стоявший рядом спиноза заметил: «По-английски вы говорите довольно сносно». Даммит был настолько поражен, что не удержался и сказал, что он действительно англичанин. Только потом ему стало ясно, что для многих американцев английский — лишь название языка, на котором говорят в Америке, точно так же, как и голландский — язык, на котором говорят в Голландии. Парадокс английского языка в том, что он дорог и близок его носителю и в то же время принадлежит всем и каждому. Что происходит с народом, который больше не является обладателем своего собственного языка?

Когда я появился в офисе Оксфордского английского словаря, группа экспертов разбиралась с только что попавшим к ним на стол вопросом от очередного представителя общественности, пытающегося следить за развитием языка. Он был в шоке, услышав, как кто-то называет некое техническое оборудование «кобелиными причиндалами» (the dog's bollocks). «Что это значит? — недоумевал обеспокоенный автор письма. — И откуда. Господи прости, взялось это выражение?»

Как раз такие задачи лексикографам по вкусу. В издании Оксфордского английского словаря 1933 года, который до последнего времени был самым авторитетным источником определения значений слов в английском, выражения «кобелиные причиндалы» нет. Есть толкования и для «собачьей головы» (dog's head, «бабуин с собачьей мордой»), и для «собачьего носа» (dog's nose, «алкогольный напиток из смеси пива и джина»), и для «сна по-собачьи» (dog-sleep, «изображаемый или притворный сон»), а также еще для тридцати с лишним выражений, в которые входит слово «собака». А вот «кобелиных причиндалов» нет.

В просторном офисе с открытой планировкой, который впечатляет царящей там удивительной тишиной (за полтора часа ни одного телефонного звонка), оксфордские лексикографы пытаются проследить происходящие в языке изменения. На экранах мониторов одно за другим мелькают сообщения от наблюдателей по всему англоговорящему миру с новостями о новых словах и выражениях. Одна информантка связалась с ними, чтобы сообщить, что, по ее мнению в первый раз замечено выражение «bad hair day»[46].

Как оказалось, появилось оно в одной из газет Сиэтла. Корреспондент из Кембриджа, штат Массачусетс, столкнулся с не встречавшимся доселе использованием слова «Maltese»[47], которое датируется раньше прочих в словаре. Это вызывает сдержанное волнение.

Выражению «dog's bollocks» тут же сумели дать определение немало взрослых англичан. Если что-то — DB, то лучше уже не придумаешь, нечто вроде «роллс-ройса». «Just the ticket»[48], как сказали бы лет тридцать назад.

Это показатель того, как быстро может меняться английский язык: ведь он может подхватить любое выражение и уже через несколько месяцев сделать его ходовым. Выражения постоянно придумывают, в частности, журналисты, просто чтобы проверить, сколько пройдет времени, прежде чем другие начнут использовать их так, словно эти выражения давно стали частью языка. Если повезет, от изобретения слова до обнаружения, что оно вошло в повседневный обиход, проходит всего несколько недель. Составляя список повседневных слов, придуманных с 1960 по 1990 год, лексикограф Джонатан Грин подвел черту под 2700 словами — от «AC/DC» («бисексуальный») до «zonked» («находящийся в состоянии опьянения, интоксикации»), В том, как пользуются английским языком, есть что-то от Шалтая-Болтая: слова могут значить все что угодно в зависимости от того, какое значение в них вкладывает говорящий. Похоже, англичане не только приняли поразительную способность своего языка изменяться, но и радуются этому. «Языки перестают изменяться, только когда становятся мертвыми», — весело заявляет Патрик Хэнкс в большом офисе с открытой планировкой Оксфордского английского словаря, а затем снова обращается к экрану, чтобы просмотреть последнее входящее сообщение от информатора с дальних окраин англоговорящего мира.