Спасти шпиона - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего, это я так. Вы знаете кого-нибудь из этих людей?
Капитан Евсеев разложил на столе пять фотографий. Это были члены особо секретной группы «Тоннель». Бывшие члены бывшей группы. Трупы, найденные в промоине на Малой Пироговской.
– Вот этого, – палец с не очень чистым ногтем ткнул в фотку подполковника Неверова – командира группы. – И их, – палец указал еще на двоих. – И вот этих…
Синцов снова вздохнул.
– Выходит, всех знаю. Это они на нас наехали. Их этот сучий Миша и грохнул…
Евсеев собрал фотографии. Невероятный пасьянс начинал сходиться.
Глава 11
ФСБ против ЦРУ
15 ноября 2002 года, Москва
Капитан Евсеев в сердцах шлепнул аналитической справкой о стол, прошелся по кабинету, подошел к окну и долго смотрел на Лубянскую площадь, дергая себя за мочку уха по привычке детских лет, которую он считал давно забытой.
Внизу сплетались в лихих разворотах плотные автомобильные потоки, на тротуарах бурлил человеческий водоворот. Москвичи и гости столицы спешили в офисы и институты, магазины и закусочные, органы власти, управления и другие присутственные места, на свидания и деловые встречи. Они дышали ядреным морозным воздухом, ели на ходу мороженое и хот-доги, болтали, улыбались, строили планы и о чем-то мечтали. Никто из них не думал о шпионаже, контршпионаже и прочей киношной ерунде.
Если бы кинокамера, проехавшись по радостным улыбкам прохожих, выделила несколько особенно расслабленных и счастливых, а потом сделала наплыв на фасад знаменитого «Дома-2»[21] и сфокусировалась на озабоченном лице молодого контрразведчика, в строгой раме оконного переплета с акустическими излучателями антипрослушки по бокам, контраст был бы очень наглядным. А дальше можно продолжать тот самый кинофильм о хороших и плохих парнях, который иногда просматривал в воображении американский гражданин Билл Джефферсон, он же агент ЦРУ по псевдониму Мачо.
Молодой контрразведчик возвращается к столу, садится, снова заглядывает в справку и задумчиво говорит:
– Итак, Катранов имел доступ лишь к тридцати процентам секретной информации, записанной на изъятой у него флешке. Семаго – к семи. А Мигунов – к восьмидесяти пяти!
Он в сердцах ударяет ладонью по толстому досье. Наплыв, крупный план: жестко сжатые губы, резкие носогубные складки, прищуренные, со стальным блеском глаза. Надо было сделать несколько дублей, чтобы поймать знаменитый «чекистский» взгляд.
– Значит, шпион – полковник Мигунов! Какой негодяй! Он умело подставил своего старого друга и изощренно убил его! (С сарказмом.) Хотя сам он вряд ли использует слово «убил»… «Ликвидировал», «обезопасил», «нейтрализовал»…
Следующий кадр: молодой контрразведчик во главе группы захвата врывается к разоблаченному иуде, выбивает у него пистолет, надевает наручники, отрывает воротник с ядовитой капсулой.
(Интересно, сколько у него таких капсул? Ведь надо вшить их во все рубашки… Или постоянно носить одну и ту же сорочку… Кстати, а как ее стирать? Вдруг капсула лопнет! Впрочем, о таких вещах нормальные зрители не задумываются, а на какого-нибудь отдельно взятого зануду сценаристу и режиссеру плевать!)
Потупившись, разоблаченный шпион под конвоем идет сквозь толпу к машине. На лице – раскаяние и страх. Звучит тревожная музыка. Простые российские граждане смотрят на него с омерзением. Камера скользит по суровым лицам. В музыку вплетаются мажорные аккорды. Даже дураку ясно: народ уже вынес иуде суровый приговор. Впереди скамья военного трибунала и неминуемая расплата…
А молодой контрразведчик спешит на свидание к красавице-невесте. Цветы. Нежная улыбка. Трогательно-невинный поцелуй. Крупным планом – лицо капитана. Теперь оно выглядит совсем по-другому. Расслабленное, радостное и счастливое, как у остальных его сограждан – честных советских, простите, российских, граждан. Музыка набирает силу, льется рекой, приобретает особую душевность и чувствительность. Затемнение. Титры. Надпись: «Конец фильма».
Юра тяжело вздохнул. В жизни все не так.
В юности он любил рассказы о Шерлоке Холмсе. И только обучаясь в Академии ФСБ, понял: ни одно дело великого сыщика нельзя было направить в суд. Потому что предположения, догадки и складная интерпретация фактов не годятся для обвинительного приговора. Ну, бегала по болотам огромная, намазанная фосфором собака, да – это факт. Но что он доказывает? Обвиняемый объяснит: да, пошутил, раскрасил пса для смеха… И что дальше? Или с «пестрой лентой»: привез змею, куда она ползала – понятия не имею. Опять-таки: что дальше? Да ничего! Злой умысел не доказан, чопорные английские присяжные оправдают их на первом же слушании!
Теперь и в России завелись присяжные. А что можно предъявить Мигунову? Отпечатки пальцев на злосчастной флешке? Так их нет. Убийство Катранова? Так по официальному медицинскому заключению он умер естественной смертью… Что еще? Все, больше ничего…
– Ну, подожди, скотина! – сказал Юра, неизвестно кому. Коллег в кабинете не было, и он просто «выпускал пар».
– Я обложу тебя, как медведя в берлоге, ты у меня шагу свободно не сделаешь, слова не скажешь! Круглосуточное наблюдение и прослушка, микрофоны в доме, машине, пиджаке…
Он сжал руку в крепкий кулак.
– И доказательства найду, никуда ты не денешься!
Капитан Евсеев набрал номер начальника отдела фонографической экспертизы.
– Здравствуйте, Иван Михайлович! Евсеев. Что там с моей пленкой?
Его собеседник помолчал, и Юра будто воочию увидел, как он, собираясь с мыслями, шевелит губами, будто набирая разгон. Подполковник Чикин был очень обстоятельным и обязательным человеком, поэтому обдумывал каждое свое слово и ни одно не произносил зря. Собственно, поэтому его и считали обстоятельным и обязательным.
– Здравствуйте, Юрий… э-э-э…
Чикин был образцом вежливости, но отличался плохой памятью на второстепенные вещи. Отчества Евсеева он, конечно же, не помнил.
– Здравствуйте, Юрий!
Говорил он, как сугубо гражданский человек, да и являлся таковым. Хотя Чикин уже двенадцать лет носил погоны, но так и остался профессором из оборонного НИИ, которого переманили в органы уже в весьма зрелом возрасте.
– Я, э-э-э… пытаюсь выделить несущую составляющую голоса… Ну, это вроде скелета – он, как правило, мало меняется на протяжении жизни… Э-э-э… не считая, конечно, детского возраста… Но нужны тысячи экспериментов… Я, э-э-э… работаю над специальной программой…
Объяснять профессор мог два часа. Что такое скелет, что такое звук, какие между ними сходство и различие. В смысле, между скелетом и звуком…
– Понимаю, Иван Михайлович, – нетерпеливо перебил Юра. – На какие сроки можно рассчитывать?
– Я написал два рапорта, и теперь, наконец, выделили деньги. Э-э-э… пять тысяч долларов. Это большие деньги для нашего ведомства… Мы же не «Газпром»…
– И не «Лукойл», – вставил Юра. – Но о каких деньгах идет речь, Иван Михайлович?
– И не «Лукойл», – по голосу чувствовалось, что профессор улыбается. – И не «Сибнефть». И не РАО ЕЭС. И не…
– Да, это богатые организации, – согласился Юра. Терпеть Чикина было трудно. Но результаты, которые он давал, заставляли с ним мириться. – Так что там с нашими сроками?
– Они могли бы купить и десять акустических фильтров. А мы еле-еле наскребли на один…
– А сроки? – гнул свою линию Юра. – Какое отношение фильтры имеют к нашей экспертизе?
Невидимая улыбка стала шире.
– Обещали привезти в течение двух недель. Из Германии. Потом установка и наладка. Зато с этим фильтром мы сможем сразу найти основную частоту. Ну, как с рентгенаппаратом видим скелет. И работа будет завершена довольно быстро.
– В какие, примерно, сроки?
– Ну… Может быть, к середине января… Э-э-э… Если, конечно, все пойдет успешно…
– А можно ускорить процесс? – проявлял неприличную настойчивость Юра.
– Ну… Э-э-э… Ведь фильтр один, а экспериментальных пленок три…
– Нет-нет, Иван Михайлович! Осталась одна пленка. Одна! Я подойду и лично сообщу – какая именно.
Чикин снова помолчал, обдумывая полученную информацию.
– Один – в три раза меньше трех. Это меняет дело… Значит, времени потребуется меньше. Как получим результат – сразу вам сообщим.
– Спасибо, Иван Михайлович!
Положив трубку, капитан Евсеев возбужденно потер руки, потом расставил рогаткой два пальца и ткнул ими в столешницу.
– Вот так я тебя пришпилю этой экспертизой! – тихо процедил он. – А потом раскручу на все остальное! Никуда не денешься, гадюка!
Дни шпиона Мигунова были сочтены.
* * *– Вас ожидают в приемной, товарищ капитан, – сообщил по внутреннему телефону дежурный.
Юра спустился, уверенный, что это Марина. Но там стояла какая-то незнакомая девушка в черном. Когда Юра подошел поближе, с удивлением узнал Шуру. Только это была другая Шура, повзрослевшая, что ли, похудевшая, а вместо летящих волос – строгая деловая прическа с гулькой на затылке.