Восхождение к власти: «италийский рассвет» - Соломон Корвейн

Сицилии, ну и дочь князя, – голос девушки чуть грубее, чем у прежней ораторши, но обладает какой-то подавленной силой, которая с каждым словом так и рвётся наружу. – Мне выпала горестная миссия возглавлять Сицилию после… отступления моего отца. Это была трудная роль, но я справилась. Сегодня с нас требуют сдачи нашего княжества, нашей родины в руки тех, кто говорит о единстве и призывает нас к культурной импотенции. На нашей свободной земле существуют не менее трёх десятков религиозных движений и все их предлагают уничтожить, нас призывают отказаться от наших идей. Мы были бы согласны. От нас требуют полностью передать власть над нашей землёй, на которой жилы и умирали прадеды, от нас хотят, чтоб мы стали послушными деталями Империи. Я отвечу на это так, – взгляд тёмных глаз пробежал мельком по собравшимся на трибунах сторонников и слуг полумёртвого Княжества; девушка видела их недовольство, смаковала каждую секунду, в её очах заиграл огонь безумия, и как будто промелькнула искра гордыни и сумасшествия, сам воздух раскалился от ожидания до предела и спокойствие разлетелось куски от фразы, подобной раскату грома. – Mai! No![2].

Пространство взорвалось адским криком и шумами. Каждый человек стал орать, выражая криком позицию. Солдаты приготовились к бою. Автоматы прогремели шумом затворов, и сам Данте изрядно напрягся, ошарашенно оглядываясь по сторонам. Мирные переговоры грозили перейти в бойню, и кровь зальёт оставшуюся Сицилию. Останки красоты острова могут сгореть до конца, превратив эти земли в безжизненную пустошь.

- Дура! Ты что творишь!? Мы жить хотим! – кричат с одной стороны в ярости.

- За нашу свободу! – неожиданно поддерживают оттуда же. – Свобода или смерть!

Всё вокруг постепенно скатывается в хаос, но вот сам Канцлер через динамики задаёт вопрос, заставляющий толпу, хоть на минуту успокоится и вернуться к переговорам:

- И что же вы хотите… княжна? Чтоб я вам Апеннины подарил?

- Нет! – дерзко кричит девчонка, а её лицо корчит гримасы отвращения при каждой фразе. – Я хочу, чтобы вы, господин кровавый тиран, катились прочь с моей земли! Я хочу контрибуцию за нанесённые разрушения! Я хочу, чтобы вы восстановили все разрушенные города! Я хочу свободы для нашего народа!

В ответ Канцлер разразился пламенной речью, пытаясь переубедить мятежницу, которую на мушку взяли гвардейцы Канцлера. Их энергетические винтовки в любую секунду готовы испепелить восставшую девушку.

- Ты думаешь только о мелких интересах своего народа, каким бы великим он не был. Ты не желаешь праведного единства пред морем тьмы, ибо оно требует пожертвовать излишками свободы ради общего блага. Тебя корёжет от одной мысли, что ваша национальная гордость будет брошена в имперский котёл. Я – всевластная длань Бога! От меня зависит участь вашего островка! – в вихре неожиданно вспыхнувшего гнева фанатично кричит Император. – И ваш выбор прост – вы подчинитесь или умрёте! – с последним словом Канцлер ударил кулаком по балкону и дерево буквально застонало.

В ответ на слова Императора, тонкие губы девушки перекосились в коварной улыбке. Её глаза наполнились гордыней и чувством скорой победы, что стало зловещим предзнаменованием. В ложу императора внезапно влетает размытая фигура и лишь её размытые очертания можно установить – плотно прилегающий чёрный костюм. Сверкнувший клинок в руках незнакомца описывает дугу и лишает жизни одного из охранников, окропив алой кровью стены ложи, а затем с поразительной скоростью, оставаясь в памяти лишь размытым пятном, бросается на Канцлера с одной целью – убить его.

Повелитель отходит в сторону, пропуская удар, и широкий меч входит в деревянное покрытие балкона, вязнет там. Канцлер этим воспользовался и сам вступил в бой. Выхватив с пояса висевший короткий меч, правитель Рейха наносит молниеносный рубящий удар с левого плеча, и лишь сверкание клинка заметно. Враг пытается отойти назад, но острие меча рвёт его капюшон и нагрудную защиту, потроша врага.

- Нападение на императора! – кричит охрана, не замечая, как второй убийца прорывается и заходит императору сзади.

Все мышцы напряглись сразу, Данте рванул со всех ног и расстояние в десяток метров парень пробежал за несколько секунд. Незащищённое плечо юноши ударилось в чёрную прилегающую броню врага, и раздался страшный хруст. По плечу, ключице и всей правой стороне моментально пробежала жуткая парализующая боль, но цель того стоила. Убийца падает на пол, цепляется за балкон и пытается встать, но тут же четыре коротких лезвия ему впиваются в спину. Примас-искупитель, сорвав перчатку, обнажив встроенные в пальцы клинки, всё глубже вдавливает их во врага, до тех пор, пока ладонь не начинает входить в тело.

Данте поднялся и посмотрел на арену, понимая, что мира уже не будет. Новую княжну пытается остановить мужчина, рядом с ней стоявший, но тут же девушка достаёт пластиковый кинжал, прикреплённый у ляжки, и наносит десять скоротечных ударов в живот, отталкивая ногой первого оратора, давая ему рухнуть с возвышения. Дама в сером платье пытается её остановить, пытается ударить кулаком, но всё безуспешно. Она хватается за волосы, но тут же получает удар в правую щёку и отшатывается. Понимая, что она с ней не справится, спрыгивает с арены… неудачно. Нога хрустнула, бедолага завалилась на песок, став кричать от боли.

Возле княжны постепенно начинает сходиться круг её единомышленников, устроивших резню на местах амфитеатра. Они медленно продвигаются к трибуне. С кровавыми руками и маленькими деревянными клинками, с самодельным оружием, спрятанным от металлодетектора сицилийскими технологиями, они пожелали свергнуть тирана или показать ему своё недовольство. Не менее сотни человек, которые лишь предтечи большого мятежа, ждут действий от двадцатки гвардейцев императора. Немногие выжившие лоялисты теснятся к ложе Канцлера. Солдаты могли перестрелять из энерговентовок мятежников, однако эту миссию решили оставить тем, кто это сделает максимально устрашительно.

Появление Преторианцев быстро сбивает спесь со стихийных повстанцев, которые прозрели всю бесполезность и обречённость своего положения. Пулемёты и скорострельные пушки за первые моменты выхода усеяли воздух сотнями пуль, а каждое попадание обращало в противно-багряные ошмётки повстанцев. Спустя секунды выхода грузных исполинов, арена залилась кровью и заполнилась мертвецами. Испугавшиеся сторонники мятежа не выдержали и побежали, их сердца не были готовы к смерти в этот день и они трусливо оставили свою предводительницу.

Княжна стоит и впивается глазами в Канцлера. В её взгляде читается безумие, желание убить императора и править самой. Её лицо искажено в злобе, как у дикого зверя, который готовиться к броску. Она предпринимает последний шаг. Когда её соратники обращены опрокинуты за порог жизни жутким образом,