Расследованием установлено… - Георгий Молотков

— Гражданин Бене? — неожиданно заговорил он по-русски чистым высоким и таким торжественно-строгим тоном, что от дурного предчувствия у хозяина задрожали руки.

— Бене… — с тупым удивлением повторил он.

— Александр Адольфович?

— А… Альфредович… С кем имею честь?

Но гость молча разглядывал хозяина, потом еще более строго объявил:

— Именем Союза Советских Социалистических Республик…

Хозяин опустил взгляд и как бы перестал слышать. Но почувствовал, как двое, стоявшие рядом, крепко взяли его под руки…

Протокол задержания

24 января 1944 г. в Гатчине поисково-разведывательной группой войск НКВД произведено задержание Бене Александра Альфредовича.

Анкета и предварительный допрос прилагаются.

Старший оперуполномоченный капитан госбезопасности Дворкинд

Напомним: было двадцать четвертое января, и советские части находились еще на расстоянии восьми-десяти километров от Гатчины. Лишь утром двадцать пятого началась мощная атака наших частей, пробивавшихся к Гатчине с запада и востока. На окраинах города завязались кровопролитные бои. Противник пытался подтянуть на помощь резервы. В бой вступила авиация. Низкая облачность и снегопад не помешали нашим штурмовикам разгромить танковую колонну и автоколонну врага, начисто уничтожив резервы, рвавшиеся на подкрепление в Гатчину.

Бой за город продолжался всю ночь. Наконец к десяти часам утра 26 января 1944 года 120-я и 224-я стрелковые дивизии полностью освободили город от оккупантов.

Со слезами встречали наших бойцов немногие из уцелевших жителей Гатчины. И совершенно незамеченной среди них осталась поисково-разведывательная группа госбезопасности, еще за сутки до освобождения Гатчины пришедшая сюда, в самое логово врага, чтобы выиграть этот свой невидимый бой на невидимом фронте.

29 января 1944 года

— Я еще раз спрашиваю вас, гражданин Бене, когда и почему вы решили бежать из Ленинграда навстречу врагу?

Следователь хоть и начинал уже терять терпение, но не подавал виду. Бене же изображал святую невинность. Что ж, это его первый допрос, вот и прикидывается… Не знает только, что следствию уже многое известно. Да и все эти разведшколы, карательные батальоны, несостоявшиеся администраторы и их прихвостни уже два дня как отброшены далеко от Ленинграда, а скоро будут вообще выметены с нашей земли. Но подготовленные ими агенты могли остаться и продолжать шпионскую деятельность. Вот их-то и надо как можно скорее обезвредить, пока они не успели «перекраситься» и раствориться среди честных людей. Имена, имена, имена — вот что нужно сейчас. Прямо сейчас. А Бене разыгрывает удивление.

— Я не бежал навстречу врагу, как вы изволили выразиться… Я поехал к дочери, которая вообще-то проживает в Гатчине, но в тот момент была в деревне Кузьмино под Пушкином, — неторопливо повествует Бене. — Она прислала ко мне человека и просила приехать — помочь ей перебраться в Гатчину, Вот я и пошел к ее мужу, и вдвоем мы стали собираться к дочери. Вот и все.

— Когда это было?

— Восемнадцатого сентября.

— И вам было неизвестно, что враг уже находится в Пушкине, что Гатчина захвачена им еще тринадцатого сентября? — В голосе следователя отчетливо сквозила ирония.

— Нет, мы ничего не знали, — истово клялся Бене.

— И, пробираясь к линии фронта, проходя через наши части, пересекая линию фронта, вы ни о чем не догадывались? Кого вы дурачите, Бене? — Следователь чуть возвысил голос, но вызвал у Бене лишь полное изумление. — Когда и при каких обстоятельствах вы в первый раз увидели немцев?

— Мы пришли в деревню, а она, оказывается, была уже занята ими… Я выглянул в окошко и увидел немецкого солдата…

— И что же? Пытались вы уйти обратно?

— Да-да, конечно! Пытались! Я подошел к этому солдату и спросил, можно ли мне уйти обратно в Ленинград, но он велел убираться в дом.

«Вот какая «святая» простота: попросил разрешения уйти обратно!»

Где-то внутри уже закипало раздражение, но следователь подавил его, задав следующий вопрос:

— Где вы проживали на оккупированной территории?

— Девятнадцатого сентября немцы приказали всем жителям уйти в тыл. Дочь, зять и я поехали в Гатчину.

— Значит, вы утверждаете, что восемнадцатого сентября получили известие о дочери и в один день сообщили об этом зятю, собрались и успели добраться в деревню? И это вы не считаете бегством навстречу врагу? А я бы сказал, что вы просто бросились ему навстречу. Еще вопрос: участвовали ли вы в гражданской войне?

— Нет-нет, только в первой мировой, в чине полковника.

— Вы лжете! Вы служили в армии Деникина. Дайте правдивые показания.

— Да… я скрыл этот факт, — жмется Бене. — В девятнадцатом году, когда белые заняли Харьков, они меня арестовали, и я вместе с ними вынужден был отступать до Одессы… А там меня освободили красные…

— Гражданин Бене, вы опять вводите следствие в заблуждение, «арестовали белые, освободили красные»… Дайте правдивые показания!

Но говорить правду Бене никак не мог. Впрочем, она уже была известна.

Во время гражданской войны, находясь на службе в Красной Армии на должности начальника административного управления Харьковского военного округа, Бене при наступлении Деникина остался в Харькове и перешел на сторону белых. Сразу же, явившись в их штаб, он передал секретный шифр связи между частями Красной Армии и последнюю дислокацию войск Харьковского военного округа. Был принят на службу в армию Деникина в качестве штаб-офицера для поручений в чине подполковника. Из Одессы вместе с деникинцами бежать не успел, стал жить по фиктивным документам под фамилией Шевчука.

В 1922 году в Киеве был арестован, но лишь за то, что, проживая по фальшивым документам, уклонился от военной службы в Красной Армии. А его контрреволюционная деятельность не была разоблачена. Это преступление, совершенное в годы гражданской войны, он в течение двадцати пяти лет скрывал, боялся, что оно будет раскрыто. Это в свою очередь толкало его на путь активной борьбы против Советской власти, так как только после ее свержения он мог быть уверен в том, что не придется расплачиваться за измену. Поэтому он стал агентом гитлеровской разведки.

Поняв, что его прошлое известно, Бене перестал изворачиваться. И вот настал день…

8 февраля 1944 года

— Считаю бесполезным дальнейшее запирательство и буду давать правдивые показания, — заявил наконец Бене. Он рассчитал правильно: игра проиграна и остается уповать только на гуманность советских законов. И тут его словно подменили. Он рассказал все, что знал, а знал немало.

— В гатчинской школе я был назначен командиром формируемого тогда гестапо батальона, который должен был войти в Ленинград вслед за немецкими войсками в качестве карательного отряда по борьбе с советскими патриотами. Но какие функции будут у меня лично, пока не уточнялось. В школе я пробыл около двух недель в июле — августе сорок второго.

Я принимал участие в разработке руководящих документов для школы. Так, я создал инструкцию для начальников политической полиции районов Ленинграда. Исходил из того, что будет объявлена регистрация коммунистов. Тех, кто явится на регистрацию, предусматривал взять на картотечный учет. Ответственных работников предлагал немедленно отдавать под суд. Подробно разработал порядок регистрации. Предлагал разделить прошедших фильтрацию на категории: благонадежных, подозрительных и находящихся под гласным или негласным контролем полиции.

Я подчеркивал, что важнейшей задачей начальников полиции районов является выявление подпольных организаций и партийных групп, а также складов оружия, оставленных райкомами и горкомом партии. На основании опыта, вынесенного еще с гражданской войны, я был убежден, что коммунисты в каждом покидаемом городе оставляют подпольную организацию, — на нее я и обращал внимание как на самую большую опасность для построения новой России.

Кроме того, я передал начальнику школы Смирнову план по борьбе с партизанами, в котором рекомендовал: усилить паспортно-пропускной режим, особенно в прифронтовой полосе; аннулировать советские деньги, что приведет к ослаблению партизанского движения; прекратить публичные казни за мелкие кражи, чтобы не восстанавливать обывателей против нового порядка; усилить репрессии против коммунистов.

Я передал Смирнову ряд сведений шпионского характера о Ленинграде, отметил, какие повреждения нанесены бомбардировками, какие меры применяются для защиты, сообщил расположение отдельных объектов оборонного значения…

— Скажите, Бене, а чем вы занимались после того, как выбыли из школы гестапо? — Следователь выяснял последнее: может, человек одумался, когда план гитлеровцев взять Ленинград штурмом провалился. Но нет. Как и его «коллега» Пигулевский, он нашел своей ненависти новое применение.