Жанна дАрк - Марк Твен

Но она не смеялась, потому что не была такова; зато смеялись другие. Весь город исподтишка хохотал, и суд знал об этом, и самолюбие его сильно страдало. Члены суда не были в состоянии скрыть свою досаду.

Заседание, как я уже говорил, было бурное. Легко было видеть, что эти люди решили во что бы то ни стало выудить сегодня у Жанны такие признания, которые сократили бы судебное разбирательство и привели бы его к скорому концу. Это показывает, что, при всей своей опытности, они еще не знали, какова была Жанна. Они затеяли жаркую битву. На этот раз вопросы задавал не один из них: все принимали участие. Со всех сторон на Жанну сыпались вопросы, и по временам сразу было столько голосов, что она просила их выпускать свои выстрелы по очереди, а не залпами. Началось с обычного:

— Еще раз мы требуем от тебя присяги безусловной и неограниченной.

— Я дам ответ на все, что упомянуто в proces verbal. В остальном же я буду руководствоваться собственным выбором.

Пять за пядью они оспаривали и старались вырвать у нее из-под ног ту почву, на которой она утвердилась; они озлобленно горячились и осыпали Жанну угрозами. Но Жанна была непреклонна, и допрос волей-неволей пришлось перевести на другие темы. Целых полчаса было потрачено на видения Жанны: каково было их платье, какие у них волосы, какая наружность и так далее? Они надеялись выудить из ее ответов что-нибудь пагубное, но — все напрасно.

После того, как и следовало ожидать, перешли к вопросу о мужской одежде. Задали ей опять несколько изрядно уже затасканных вопросов, а затем и несколько новых.

— Не случалось ли, что король или королева просили тебя оставить мужской наряд?

— Этого нет в вашем proces.

— Думаешь ли ты, что принятием одежды, приличествующей твоему полу, ты совершила бы грех?

— Я всеми силами старалась служить и повиноваться моему верховному Господу и Повелителю.

Через некоторое время они повели речь о знамени Жанны, надеясь поставить его в связь с чернокнижием и колдовством.

— Не было ли у твоих солдат штандартов, срисованных с твоего знамени?

— Да — у копьеносцев моей стражи. Это делалось для того, чтобы отличать их от остального войска. То была их собственная мысль.

— Часто возобновлялись эти значки?

— Да. Если копья ломались, то значки изготавливались заново.

Следующий вопрос покажет, что было целью предыдущих:

— Говорила ты своим солдатам, что значки, разрисованные наподобие твоего знамени, приносят счастье?

Это вздорное предположение оскорбило воинственную душу Жанны. Она выпрямилась и произнесла с величием, с горячностью:

— Вот что я говорила им: «Поезжайте и затопчите этих англичан!» — и поступала так сама.

Всякий раз, когда она кидала презрительные слова этим французским наемникам англичан, они приходили в бешенство. Так случилось и на сей раз. Десять, двадцать, а то и тридцать человек вскочили сразу с мест и начали грозить Жанне, но она была невозмутима.

Мало-помалу водворилась тишина, и допрос продолжался.

Теперь были приложены старания истолковать во вред Жанне те бесчисленные почести, которые ее окружали, когда она освобождала Францию от грязи и позора столетнего рабства и унижения.

— Не приказывала ли ты запечатлевать твой образ в картинах и изваяниях?

— Нет. В Аррасе я видела картину, на которой изобразили меня: стоя перед королем на коленях, в латных доспехах, я протягиваю ему письмо. Но я не заказывала этих вещей.

— Не случалось ли, что в честь тебя служили обедни и читали молитвы?

— Если случалось, то не по моему приказанию. Но если кто и молился за меня, то в этом, я думаю, не было ничего дурного.

— Верил ли французский народ, что ты — посланница Бога?

— Не знаю. Но как бы они ни смотрели на это, я все равно была послана Богом.

— Если они думали, что ты послана Богом, то, по твоему мнению, праведна ли была их мысль?

— Если они в это верили, то вера их не обманута.

— Как ты думаешь, что побуждало народ целовать твои руки и ноги, твою одежду?

— Они были рады видеть меня и потому так поступали; я не могла бы им помешать, если бы и решилась. Эти бедные люди несли мне свою любовь, потому что я не только не причинила им зла, но всеми силами заботилась об их благе.

Видите, какими скромными словами она описывает это трогательное зрелище — путь свой через Францию, когда по обе стороны стояли толпы благодарного народа. «Они были рады видеть меня». Рады?.. Они, видя ее, приходили в безумный восторг! Если им не удавалось поцеловать ее руки или ноги, то они становились на колени среди дороги и целовали следы подков ее коня. Они ее обожали; а попам именно это и хотелось доказать. Они не задумывались над вопросом, можно ли ее упрекнуть за то, что сделано другими, помимо ее воли. Нет, если ее боготворили, то этого довольно — она, значит, повинна в смертном грехе. Странная, признаться, логика.

— Не была ли ты восприемницей нескольких детей, которых крестили в Реймсе?

— Была — в Труа и в Реймсе; и мальчикам я давала имя Карл, в честь короля, а девочек нарекала Жанной.

— Не случалось ли, что женщины прикасались своими перстнями к тем, которые ты носила?

— Случалось, многие так делали, но я не знаю, для чего это было им нужно.

— Было ли твое знамя внесено в Реймский собор? Стояла ли ты с этим знаменем около алтаря, во время коронации?

— Да.

— Проезжая по стране, исповедовалась ли ты в церквах и приобщалась ли Святых Тайн?

— Да.

— В мужском наряде?

— Да. Но я не помню, было ли на мне вооружение. Это была почти уступка, почти отрешение от приговора

церковного суда в Пуатье, признавшего, что она может носить мужское платье. Крючкотворцы сейчас же перевели разговор на другое: ведь если бы они продолжали распространяться об этом, то Жанна, пожалуй, заметила бы свою ошибку, и ее быстрый от природы ум подсказал бы ей, как загладить промах. Шумное заседание утомило ее и усыпило ее бдительность.

— Говорят, что в Ланьи ты воскресила в церкви мертвого младенца. Было ли это следствием твоих молитв?

— Не знаю. Несколько других молодых девушек молились за ребенка, и я присоединилась к ним и тоже стала молиться; я сделала не больше, чем они.

— Продолжай.

— Во время нашей молитвы младенец ожил и заплакал. Он был мертв три дня и почернел, как мой кафтан. Его сейчас же крестили, и вскоре он опять расстался с жизнью; его тогда похоронили на кладбище, по святому обряду.

— Почему ты выбросилась ночью из окна башни в Боревуаре и пыталась бежать?

— Я хотела идти на помощь в Компьен.

Они хотели доказать, что Жанна покушалась совершить смертный грех — самоубийство, чтобы уйти из рук англичан.

— Не говорила ли ты, что ты готова скорей умереть, чем попасть в плен к англичанам?

Жанна ответила чистосердечно, не замечая ловушки:

— Да. Вот мои слова: лучше возвратить Богу душу свою, чем попасть в руки англичан.

Затем на нее возвели обвинение, будто она, придя в себя после прыжка из башни, начала гневаться и поносить имя Господа; и будто повторилось то же самое, когда она узнала об измене коменданта в Суассоне.

Она была этим оскорблена и приведена в негодование; и она сказала:

— Это неправда. Я никогда не произносила проклятий. И у меня нет привычки богохульствовать.

ГЛАВА X

Объявили перерыв, и это было своевременно. Кошон ведь терпел поражение за поражением, и Жанна выигрывала. Было заметно, что некоторых из судей начинает подкупать смелость Жанны, ее присутствие духа, ее бодрость, ее постоянство, ее простодушие и искренность, ее очевидная честность, ее душевное благородство, ее тонкая проницательность, ее отважная, одинокая, неравная борьба с темными силами; и можно было не на шутку опасаться, что число ее сторонников увеличится еще более и что, таким образом, вся травля, задуманная Кошоном, закончится неудачей.

Надо было что-нибудь предпринять, и это было сделано. Кошон не отличался добротой, но тут он доказал, что и он одарен некоторою кротостью. Он нашел, что было бы уж слишком жестоко томить дальнейшим судебным следствием стольких судей, когда для этого за глаза довольно и небольшой их кучки. О милосердный судья! Однако он не вспомнил, что и юной пленнице нужен какой-нибудь отдых.

Он решил отпустить всех судей, кроме нескольких человек, но этих нескольких он выбрал сам. И выбрал тигров. Если попал в их среду ягненок или два, то случилось это исключительно по недосмотру. К тому же он знал, как надлежит поступать с агнцами, если присутствие их обнаружится.

Он устроил малое совещание, и они в течение пяти дней процеживали сквозь сито весь тот огромный запас ответов Жанны, который был собран за это время. Они очищали его от мякины, от всего бесполезного, то есть от всего, что было благоприятно для Жанны; и тщательно отбирали все, что могло ей повредить. Так соорудили они основу нового суда, который якобы являлся продолжением первого. Была и другая перемена. Всем было ясно, что суд при открытых дверях нанес делу ущерб: заседания суда служили предметом разговоров всего города, и весьма многие относились с состраданием к бедной пленнице. Этому будет положен конец. Заседания отныне должны происходить втайне, и ни один зритель не будет допущен. Итак, Ноэль лишится возможности присутствовать на суде. Я послал ему извещение об этом. Сам я не отважился сообщить ему эту новость. Я хотел, чтобы ко времени нашей вечерней встречи он успел привыкнуть к этому новому горю.