Повести и Рассказы (сборник) - Владимир Покровский

— Если ты так шутишь, Тим, то это очень неудачная шутка. Во-первых, ты не за пультом, как твой отец Анатоль Максимович Камеррер, во-вторых, ты просто-таки обещал нам это дело отметить в нашей компании, а в-третьих и в самых главных, ты вообще никогда от таких предложений с нашей стороны не отказывался. тебя даже останавливать иногда приходилось.

А уж когда Тима уговорили, уговорить Анатоль Максимовича не составило никакого труда. После первого же глотка Анатоль Максимович начал навязывать знакомым и родственникам давно известную им историю о Планете, Где Все Можно, но его из уважения не перебивали и даже охали в нужных местах, а также аплодировали по настоятельным просьбам Тима. Тим даже что-то такое запомнил о том, что все они в полном составе, на Аккумуляторную станцию не забегая, на эту планету отправиться собрались. Особенно радовался Проспер Маурисович, пьяненький, но по-прежнему насчет Странников бдительный — ему очень хотелось хоть одним глазком взглянуть на эту подозрительную планету.

Здесь, правда, мнения разошлись и для сведения этих мнений наиболее трезвые и хитрые головы предложили предварительно совершить еще маленький прогулочный полетик, после чего желающие вернутся в Поселок, а прочие отправятся на поиски планеты Анатоль Максимовича. Хитрые головы хитро подмигивали и прозрачно намекали, что в таком режиме полет к Планете не состоится вообще. Но остальные головы были в то время абсолютно бесхитростные и их хитрых подмигиваний не заметили напрочь.

Не успел вегикел по имени Максим сделать, уже в самостоятельном режиме, пару проколов глубоко космического пространства-времени, Анатоль Максимович впал в состояние, при котором, что называется, не вязал лыка, и его пришлось уложить баиньки в одной из отдыхательных комнат.

Однако долго разлеживаться, находясь в состоянии алкогольного опьянения, было не в привычках Анатоль Максимовича. Очень скоро он вновь появился на людях, где сразу развил бурную деятельность, совершенно не одобренную ни сыном его, ни вегикелом Максимом, ни прочими знакомыми Тима и их родственниками на борту вегикела. Говоря грубо, но прямо, началось черт те что, о котором ни один из участников первого прогулочного полета в деталях ни черта не помнит, но помнит, что это действительно было черт те что.

Проснувшись наутро, Анатоль Максимович ощутил себя на чужом диване. Сначала он немного постонал, потом повздыхал, потом что-то такое себе под нос поворчал и попробовал раскрыть глаза. Раскрывши, он их как следует протер, пригляделся очень внимательно, только все равно ничего не понял.

— Где это я? — спросил Анатоль Максимович громким голосом.

— В Глубоком Космосе, Анатоль Максимович, — ответил ему кто-то. — Позвольте предложить вам отрезвительную таблетку.

— А? — сказал Анатоль Максимович, ничего по-прежнему не понимая. — Ничего не понимаю. Кто это? Тим, ты, что ли?

— Тим спит, Анатоль Максимович. Это я говорю, вегикел ваш, Максим.

Анатоль Максимович без звука принял отрезвительную таблетку, помучился малость, ее глотая, и опять внимательно пригляделся к окружающей его действительности.

Сначала он увидел ноги. Они были обуты в незнакомый ботинок и выглядывали из под дивана, где отдыхал Анатоль Максимович, тем самым заставив его предположить, что вчера Анатоль Максимович кого-то убил.

Но убивать, находясь в состоянии алкогольного опьянения, не было в привычках Анатоль Максимовича. Был он, что и говорить, человек несколько задиристый и во хмелю мрачный, но все же не до такой степени. Единственное, что мог совершить Анатоль Максимович в настроении буйства, заключалось в набитии кому-нибудь физиономии, но и такое случалось редко, поскольку обычно физиономию набивали как раз самому ему лично.

Анатоль Максимович наклонился со своего дивана к ногам и в верхней их части обнаружил тело, похожее на тело Эксклюзивного Представителя Проспера Маурисовича Кандалыка.

— Что это он тут делает? — подумал Анатоль Максимович и вегикел тут же ответил:

— Спит. Он еще не проснулся. Вот даже и не знаю, будить ли его сейчас?

Вопрос вегикела Максима Анатоль Максимович оставил без комментариев, потому что метрах в трех от дивана заметил в этот момент голову. Лицо у головы было закрыто спутанными волосами и потому неразличимо, но из-под волос торчали рыжие усы, принадлежащие давнему дружку Тима Бобу Исаковичу. Боб Исакович шумно и очень грустно вздыхал, потому что уже фактически просыпался, только очень не хотел открывать глаза. А на диванчике напротив, уютно свернувшись, лежал некий Аскольд, про которого Анатоль Максимович знал не так чтобы очень много, но знал все же, что был этот Аскольд сыном красивой южной женщины по фамилии Мораторья.

Анатоль Максимович задумался. В порядке очереди в его голову пришло все, что было ей доступно из оставшихся воспоминаний о вчерашнем вечере, — он счастливо вздохнул, вспомнив о подарке на день его рождения, и сокрушенно вздохнул, вспомнив о том, как он некрасиво этот день рождения отмечал. Точней, конечно, не вспомнив, а сделав логичный вывод о некрасивости.

— Ох, нехорошо, — тихо сказал он и сделал еще один вывод. Вывод был такой: если дружки Тима, а также Проспер, к дружкам не слишком относящийся, находятся на вегикеле, который куда-то мчится сквозь необъятные просторы Глубокого Космоса, то где-то здесь должен находиться и Тим. Тем более, что вегикел Максим сообщил ему, что Тим спит.

— А где же Тим? — спросил Анатоль Максимович, недоуменно оглядываясь, насколько ему это позволяла болезненно задеревенелая шея.

— Здесь он, сейчас проснется, — ответил сзади вегикел почему-то женским и неприятно знакомым голосом.

— Максим, почему ты говоришь женским и неприятно знакомым голосом? — задал свой следующий вопрос Анатоль Максимович.

— Он до того допился, что хочет, чтобы я ему вдобавок ко всему еще и мужским голосом разговаривала, — прокомментировал вегикел.

Анатоль Максимович, предчувствуя недоброе, преодолел сопротивление шеи и обернулся.

За его спиной стояла Мария.

Она стояла в своей излюбленной боевой стойке — уперев кулаки в бедра, нехорошо выпятив челюсть и глядя на Анатоль Максимовича убийственными и прожигающими глазами. Анатоль Максимович отчасти из-за таких вот глаз старался с Марией как можно меньшие поддерживать отношения. То, что Мария была одета в ночную рубашку и больше ни в чем — даже на ногах, — совсем не уменьшало устрашающего действия ее боевой стойки, а даже и наоборот — усиливало его.

Анатоль Максимович несколько скукожился в измерениях и сказал «ой».